звуки чужой речи, но, очевидно, это ему плохо удавалось. Бини только смеялись в ответ и разводили руками в знак того, что понять его невозможно. Но бывший студент не оставлял своих попыток. С терпением, достойным лучшего ученика Коимбрского университета, он вслушивался в звуки музыкального, напевного языка, говоря на котором люди то повышали, то понижали тон. Постепенно португалец догадался, что высокий тон связан с представлением о маленьких, тонких и твердых предметах, а также с быстрыми, четкими и энергичными движениями. Низкий тон, напротив, обозначал предметы большие, обширные, бесформенные, а действия — мягкие, вялые и неточные. Сделав это открытие, Диего сразу же заметно продвинулся вперед в своих попытках овладеть языком бини. И как ни мало слов узнал за это время Диего, все же ему удалось понять назначение глиняных голов, стоящих на специальном возвышении, имеющемся в каждом бенинском доме.
Бини считали, что в этих головах, или, как они говорили, ухув-элао, живут духи умерших родичей. Обитатели дома ставили для них чашечки с едой и калебасы с пальмовым вином. Вера в духов-хранителей, живущих в глиняных болванках, показалась Диего смешной и нелепой.
— Может быть, отец Педро прав, — сказал он Сауду. — Монах считает, что вера бини в духов отвратительна. Смешно и нелепо верить, что в глиняных болванках обитает человеческая душа.
— Боюсь, что ты зря горячишься, — сказал араб. — Религия твоих единомышленников-христиан не так уж сильно отличается от веры бини. И те и другие поклоняются богу, верят в загробную жизнь. Только христиане верят в ангелов-хранителей, а бини — в духов-хранителей.
Диего сделал нетерпеливый жест, заметив который Сауд спокойно добавил:
— Если тебе такое сопоставление неприятно, то все равно помни: к вере других народов надо относиться терпимо и ценить только духовные качества людей.
С этим Диего согласился тем более охотно, что ему нравились добрые, благородные и отзывчивые туземцы.
Во дворце стало известно о попытках белого человека говорить на языке бини. За ним был послан один из приближенных Великого, так как второй сын Эвуаре пожелал учить язык португальцев.
Когда Диего ввели в просторную, завешенную циновками комнату дворца, ему навстречу поднялся с подушек стройный мальчик. После церемонного поклона он дотронулся пальцем до своей груди и сказал:
— Асоро.
Диего, повторив жест мальчика, назвал ему свое имя. Мальчик обвел рукой комнату и произнес на языке бини:
— Комната.
— Комната, — сказал по-португальски Диего. Затем, сопровождая называемые предметы соответствующими жестами: — Пол, окно, небо, птицы.
В этот день Диего и Асоро выучили много слов.
Следующий урок, наступивший вскоре вслед за первым, Диего посвятил словам, обозначавшим действия. Он вставал, садился, ходил, даже бегал по комнате. И каждое его движение сопровождалось двумя словами — португальским и бенинским.
Может, это был и не лучший способ обучения, но тем не менее Асоро и португалец довольно скоро научились объясняться друг с другом.
Вечерами, возвращаясь после проведенного во дворце дня, Диего рассказывал Сауду о замечательных способностях своего ученика.
— Почему бы тебе не научить сына обба чтению и письму, — сказал однажды Сауд.
Асоро вначале с недоверием отнесся к палочкам и кружочкам, которые при помощи заостренного птичьего пера рисовал перед ним португалец. В Бенине письменности не было. Но когда мальчик понял, что скрывает в себе таинственные знаки, он начал терпеливо срисовывать их, с удивлением разгадывая внутренний смысл, заключенный в буквах и слогах.
Диего полюбил Асоро. В свою очередь, юный принц, надменный с другими, платил ему искренней привязанностью и полным доверием. Он рассказал Диего о своем умном и храбром отце — Великом Эвуаре, о его мудром правлении, о победоносных походах. И если Диего понимал не все слова, так как Асоро говорил слишком быстро, то по высокому тону, каким это произносилось, Диего догадывался, что мальчик любит отца и гордится им. Когда же Асоро говорил о старшем брате, то в его речи преобладали низкие тона: первый сын обба уже давно пристрастился к пальмовому вину, а теперь, попробовав дурманящий голову напиток, подаренный белыми людьми, стал пить слишком много.
— Отучить Ихаму пить огненную воду, — печально и гневно сказал мальчик, — не могут ни страх перед отцом, ни самые страшные заклятия жрецов.
Диего сочувствовал горю мальчика. Он испытывал острую неприязнь к Сикейре, когда капитан, отправляясь во дворец, брал с собой ром для старшего сына Эвуаре.
Глава VIII
За рабами
Царь Бенина может одновременно выставить на поле боя двадцать тысяч человек. Этим он внушает страх соседним народам.
Барбот.
Капитан ди Сикейра всячески поощрял дружбу своего юнги, или, как он его теперь называл, «воспитателя принца», с сыном обба.
— Скажи-ка, сеньор воспитатель, как идут занятия во дворце? Много ли ты вбил грамматических правил в голову юного принца?
— Он очень смышленый мальчик, сеньор капитан. Он научился говорить по-португальски быстрее, чем я на языке бини, и делает значительные успехи в искусстве письма.
Сикейра усмехнулся. В свои двадцать семь лет он не умел ни читать, ни писать, однако стал капитаном, а вскоре будет и богачом.
Вслух он сказал:
— Ты молодец, Диего, продолжай заниматься с мальчуганом. По прибытии в Лиссабон я доложу о твоей старательности сеньору Гомишу, и он не оставит тебя без награды. А пока передай черному принцу мой скромный дар, — капитан протянул Диего кинжал с эмалевой рукоятью, — и скажи, что я буду несказанно рад, если Его высочество принц Бенина захочет посетить Португалию и совершить плавание на «Санта-Инес».
«Что нужно капитану? — подумал Диего. — Зачем он шлет принцу подарки и вот уже не в первый раз приглашает его в Лиссабон?..»
На исходе третьей недели пребывания португальцев в гостеприимном Бенине Сикейра вызвал к себе Сауда и Диего.
— Награда, которая по возвращении на родину ожидает вас и меня, — сказал капитан, — зависит от ценности привезенных нами товаров. Но вы знаете сами, что перца здесь немного, пальмовое вино не окупит даже издержек плавания, а местная слоновая кость вся принадлежит обба и потому стоит дорого. Не скрою от вас: черномазый король подарил мне несколько мешков кости, однако этого мало, и я решил привезти в Португалию черных рабов.
— Что? — подойдя вплотную к капитану, яростно крикнул Диего. Сама мысль заковать в цепи великодушных и щедрых бини показалась ему чудовищной.
Сауд, в отличие от своего молодого друга, не удивился коварству португальца. Он знал, что искатели легкой наживы не считаются со средствами и ради денег готовы на все.
— Ты думаешь, сеньор капитан, —
