Еще более странной, по мнению Б. Н. Ельцина, была оценка генеральным прокурором действий правительства.
„После неудачного штурма Останкина, — объяснял А. И. Казанник свою позицию экс-президенту, — Макашов и его боевики возвратились в „Белый дом“. С точки зрения права состав преступления считается оконченным с этого момента: они просто сидят в здании. Поэтому, прежде чем штурмовать „Белый дом“, надо было провести переговоры, потребовать, чтобы они вышли. Но никто — а мы допросили более 2000 военнослужащих и других лиц, — никто не показал, что эти переговоры велись. Обратное утверждал лишь Черномырдин. Я спросил у него, кто конкретно вел переговоры. Он сказал, что его помощник знает. Я спросил помощника. И услышал: „Впервые об этом слышу!““.[3061]
В связи с этим, по мнению генерального прокурора, действия правительства 4 октября имели преступный характер.
„Штурм начался без переговоров, — поясняет он, — следовательно, со стороны исполнительной власти были совершены тяжкие преступления на почве мести. Я объяснял это на простом примере. Допустим, идет по улице гражданин, на него набросились три бандита. Если он, защищаясь, их убил, ему надо объявить благодарность: он действовал в состоянии необходимой обороны. Но если он, раздетый, вырвался, посидел на кухне два часа, выпил для храбрости, взял топор, побежал по городу, встретил их и всех зарубил, — это будет убийство на почве мести. Со штурмом „Белого дома“ точно такая ситуация. Стало быть, когда мы ставили задачу расследовать октябрьские события всесторонне и объективно, мы вынуждены были расследовать и эту сюжетную линию“.
Как только прокуратура встала на путь расследования действий „правительственных сил, во многом повинных в сложившейся ситуации и в тяжких последствиях происшедшего“, это вызвало недовольство „представителей государственной власти“.[3062] Более того, на этом пути прокуратура столкнулась с противодействием. Как уже отмечалось, Генеральной прокуратуре „не позволили отстрелять оружие ни одного из подразделений, которые принимали участие в тех событиях, в том числе и „Витязя“!“[3063]
По свидетельству А. И. Казанника, расследование обстоятельств „штурма“ Белого дома поставило Генеральную прокуратуру перед необходимостью предъявления обвинения министру обороны П. С. Грачеву и министру внутренних дел В. Ф. Ерину „как исполнителям преступных приказов“. Но тогда возникал вопрос и о том, кто отдавал эти „преступные приказы“, то есть о Б. Н. Ельцине. „…Мы, — утверждает А. И. Казанник, — понимали, что процедура привлечения Ельцина к уголовной ответственности исключительно сложная“, но „в феврале 1994 года, во время совещания в прокуратуре, мы пришли к выводу, что придется расследовать уголовное дело и в этом аспекте“.[3064]
И тут генерального прокурора „вызвал“ к себе Б. Н. Ельцин и совершенно неожиданно для него заявил о своем намерении внести в Государственную думу проект постановления об амнистии. По утверждению А. И. Казанника, он предупредил президента, что, получив такой проект, депутаты Государственной думы „доработают“ его и распространят как на членов ГКЧП, гак и на обвиняемых, проходящих по делу № 18/123669-93. Однако Борис Николаевич не стал рассматривать подобный вариант развития событий, бросив лишь фразу: „Не посмеют!“[3065]
Как развивались события дальше?
16 февраля 1994 г. Государственная дума приняла решение „Об утверждении состава Комиссии по расследованию событий 21 сентября — 4 октября 1993 г.“.[3066]
23-го 1994 г. председатель Государственной думы И. П. Рыбкин подписал постановление „Об объявлении политической и экономической амнистии“, некоторые пункты которого вступали в силу с момента публикации. В тот же день спикер подписал другое постановление Государственной думы — о ликвидации названной ранее комиссии,[3067] которая таким образом умерла, едва успев родиться.
Это было связано с тем, что под объявленную амнистию подпадали не только взяточники и воры, но и обвиняемые по делу № 18/123669-93. Между тем когда, по всей видимости, на следующий день А. И. Казаннику прислали текст этого документа, на нем была начертана резолюция Б. Н. Ельцина, касающаяся дела № 18/123669-93: „Казаннику, Голушко, Ерину. Никого не освобождать из арестованных, а расследовать уголовное дело в прежнем порядке“.[3068]
Приехав 25-го в Генеральную прокуратуру, А. И. Казанник „собрал коллегию, вытащил этот документ с резолюцией Ельцина и сказал: „Мы проведем амнистию. Сегодня пятница, на завтра объявляю рабочий день. Я попытаюсь уговорить Бориса Николаевича, чтобы он отозвал документ со своей резолюцией. Иначе я вынужден буду уйти в отставку, проведя предварительно амнистию“. Наступило гробовое молчание… Меня поддержал только один из заместителей“.[3069]
После этого, если верить А. И. Казаннику, он позвонил Б. Н. Ельцину на дачу и между ними состоялся следующий разговор: „„Борис Николаевич, настаиваю, чтобы вы немедленно отозвали документ со своей резолюцией“. Он ответил жестко: „Нет!“ — „Тогда амнистия будет проведена вопреки вашей резолюции, мой долг — выполнять постановления Думы!“ — „Этого вы не посмеете сделать“. Я сказал, что в противном случае уйду в отставку после проведения амнистии. „Вы в отставку не уйдете!“ — И Ельцин бросил трубку“.[3070]
Б. Н. Ельцин отдал приказ директору ФСК Н. М. Голушко никого из Лефортово не выпускать. Но 26 февраля были освобождены все 74 человека, проходившие по делу о событиях 1993 г. После этого Н. М. Голушко и А. И. Казанника сразу же отправили в отставку[3071]
Несмотря на то что после 23 февраля 1994 г. некоторые следственные действия, касающиеся октябрьских событий 1993 г., еще продолжались,[3072] в целом амнистия похоронила уголовное дело № 18/123669-93.
К числу тех, кто был заинтересован в таком исходе, принадлежал и Б. Н. Ельцин. Поэтому, заявляя о своем нежелании распространять ее на обвиняемых, проходивших по этому делу, возмущаясь позицией А. И. Казанника и Н. М. Голушко, он просто-напросто играл.
Если бы Б. Н. Ельцин действительно не хотел освобождения арестованных, то этот инцидент должен был проложить пропасть недоверия между ним и спикером Государственной думы Иваном Рыбкиным. Однако буквально через несколько дней после этих событий, 1 марта 1994 г., Борис Николаевич включил И. П. Рыбкина в состав Совета по кадровой политике при президенте.[3073]
А 27 апреля в Георгиевском зале Кремля президент и Государственная дума подписали „Договор об общественном согласии“. Аграрная партия, КПРФ и „Яблоко“ назвали его „актом о безоговорочной капитуляции“.[3074]
РАЗГРОМ АРМИИ И ВПККасаясь вопроса о конфликте между президентом и парламентом в 1992–1993 гг., один из лидеров ФНС Н. А. Павлов отмечал, что между ними было два яблока раздора: проблема разоружения и проблема приватизации.[3075]
Совершив государственный переворот, Б. Н. Ельцин уже 2 ноября 1993 г. утвердил новую военную доктрину,[3076] в основу которой был положен принцип: у России нет больше врагов.[3077]
Но если у страны нет врагов, для чего нужна армия? Оказывается, для защиты демократии.[3078] От кого же ее нужно защищать, если извне ей никто не угрожает? Получается, что от нас с вами.
Первоначально предполагалось, что после ликвидации СССР государства СНГ будут иметь общую армию. Однако состоявшееся 15 мая 1992 г. в Ташкенте совещание приняло решение о ее разделе.[3079]
Россия получила 85 % численного состава бывшей Советской армии.[3080] К началу 1994 г. в российской армии осталось 2,8 млн., в 1995 г. — 1,7 млн.[3081] В результате если в 1985 г. армия СССР составляла 3,9 млн. чел., а армия США — 2,2 млн., в 1991 г. соответственно 3,0 и 2,1 млн., а в 1995 г. — 1,7 и 1,5 млн. человек.[3082]
На первый взгляд, мы видим выравнивание соотношения сил.
Однако не следует забывать, что Варшавский договор прекратил существовать, а НАТО сохраняется. В 1995 г. на 1,7 млн. солдат российской армии приходилось около 4,0 млн. солдат НАТО.,[3083] Если раньше можно было говорить о блоковом паритете, теперь НАТО превосходит Россию по численности армии более чем в два раза. А если учесть, что на востоке идет укрепление и модернизация трехмиллионной китайской армии[3084] картина окажется еще более серьезной.
В 1991 г. в Вооруженных силах СССР было 2240 генералов. В 1998 г. в России — 2100.[3085] Можно подумать, что сокращение армии не коснулось генералитета. Однако к 1998 г. девять из десяти российских генералов получили свои звания в последние пять лет.[3086] Получается, что за пять лет прежний генеральский корпус фактически был ликвидирован, а вместо него создан новый. Так Б. Н. Ельцин отблагодарил его за ту лояльность, которую он продемонстрировал осенью 1993 г.
