— Нет, как же, это необходимо надо разобрать, — вставила Бертольди.
— Ах, это совсем не о том речь, — отвечал нетерпеливо Белоярцев.
— Ну, а если у меня, например, есть наследственная земля? — спросила Мечникова.
— Так это не в том же смысле совсем сказано.
— Стало быть, если я получу по наследству тысячу десятин, то я имею право одна наследовать эту землю? — осведомилась Бертольди.
— Ничего вы не получите по наследству, — отшутился Белоярцев.
— Нет, это непременно надо разобрать, — отвечала Бертольди.
В девять часов убрали самовар, и Белоярцев, попросив гостей к столу, развернул мелко исписанный лист, бумаги, откашлянулся и начал читать:
— «Отчет свободной русской ассоциации, основанной на началах полного равенства, за первые три декады ее существования.
Ассоциация наша, основанная в самых ограниченных размерах, для того чтобы избежать всяких опасностей, возможных при новизне дела и преследовании его полицией, в течение трех декад, или одного христианского месяца своего существования, имела, милостивые государи, следующие расходы».
Начинались самые подробные исчисления всех расходов на житье в течение прошлого месяца.
По окончании исчисления расходов Белоярцев продолжал:
«Таким образом, милостивые государи, вы можете видеть, что на покрытие всех решительно нужд семи наличных членов ассоциации, получавших в Доме решительно все им нужное, как-то: квартиру, отопление, прислугу, стол, чай и чистку белья (что составляет при отдельном житье весьма немаловажную статью), на все это издержано триста двадцать шесть рублей восемьдесят три копейки, что на каждого из нас составляет по двадцати пяти рублей с ничтожными копейками. — Надеюсь, милостивые государи, что это недорого и что в раздельности каждый из нас не мог прожить на эту сумму, имея все те удобства, какие нам дало житье ассоциацией».
— И освещение в этом же числе? — спросил кто-то из гостей.
— Освещение? Нет, освещения нет в этом счете. В течение первой декады опыт показал, что общественное освещение неудобно. Некоторые из членов ассоциации желали заниматься в своих комнатах; некоторые исключительно занимались по ночам, и потому было составлено экстренное заседание, на котором положено иметь общественное освещение только для прислуги.
— А в общественных комнатах?
— До сих пор у нас было приготовленное сначала освещение для этой комнаты.
— Ну это, однако, надо обсудить, — заметила Бертольди.
— Так вот, господа, — начал Белоярцев, — вы сами видите на опыте несомненные выгоды ассоциации. Ясное дело, что, издержав в месяц только по двадцати пяти рублей, каждый из нас может сделать невозможные для него в прежнее время сбережения и ассоциация может дозволить себе на будущее время несравненно большие удобства в жизни и даже удовольствия.
— Мен, но нужно же капитализировать сначала эти сбережения, — заметил, гнуся и раскачиваясь, Кусицын, проживающий у Райнера на «ласковом хлебе».
— Они и будут капитализироваться. На мою долю падает двадцать пять рублей с копейками, вот я их и представляю в кассу ассоциации.
Белоярцев вынул из кармана двадцатипятирублевую ассигнацию с мелкою серебряною монетою и положил их на стол перед Прорвичем, избранным в кассиры ассоциации.
Прорвич сделал то же, положив свои деньги к деньгам Белоярцева.
Лиза приподнялась, посмотрела серебряную монету, положенную Белоярцевым вместе с ассигнациею, и вышла в свою комнату.
Через минуту она воротилась с двадцатипятирублевым билетом и серебряной монетой, которые положила к деньгам Прорвича и Белоярцева.
Во время склада этих денег общество хранило молчание.
Когда Лиза положила деньги и села на свое место, Белоярцев постоял несколько минут и, обратясь к Ступиной, которая, краснея, шептала что-то Бертольди, спросил вполголоса:
— Что вы хотите сказать, Анна Львовна?
Ступина еще более покраснела и, смотря на свою мантилию, с принужденной улыбкой выговорила:
— У меня нет денег; я не могла ничего заработать.
— Что ж такое, — снисходительно отвечал Белоярцев. — Ассоциация может вам кредитовать.
— В этом-то и сила ассоциации, — заметила Бертольди. — Это вас не должно стеснять.
— Как же не должно, — еще более конфузясь, проронила Ступина, чувствуя, что на нее все смотрят.
— Вот, madame Каверина имела заработок, — рассуждал Белоярцев, — но она имела непредвиденные расходы по случаю болезни своего ребенка, и ей ассоциация тоже кредитует, так же как и другим, которые еще не ориентировались в своем положении.
— Мен, но я думаю, что лечение больных должно быть общею обязанностью ассоциации, — заметил опять Кусицын.
— Да-с, это так; но пока все это еще не совсем конституировалось, — отвечал Белоярцев, — это несколько трудно.
— Мен, что ж тут трудного: внести на общий счет, и только.
— Да, это будет, это все будет со временем.
— Об этом, однако, надо рассудить, — вставила Бертольди.
— Да, конечно: можно будет ангажировать доктора.
— Розанов охотно согласится лечить без всякой платы, — заметила Лиза, глядя сквозь свои пальцы на свечу.
— Ну, видите… Розанов… Это не так удобно, — отвечал Белоярцев.
— Отчего ж это неудобно?
— Мы можем найти другого врача. Наконец, из сбережений… Да вот и Сулима не откажется.
— Я очень рад, — отвечал Сулима.
— Да, а то Розанов, конечно, человек сведущий, но… Неудобно как-то. Полицейский врач, — пояснил Белоярцев, обращаясь ко всему обществу.
— У вас все неудобно, — тихо произнесла Лиза.
— Да, наконец, это все, Лизавета Егоровна, может устроиться и без одолжений. Начало хорошо, и будем тем пока довольны.
Белоярцев сложил свой отчет и встал с своего места.
— Мм… ну, а что же вторая половина отчета? — осведомился, не оставляя стула, Кусицын.
— Отчет кончен.
— Мм… а где же доходы ассоциации?
— Какие же еще доходы?
— Ну, прибыль от труда?
— Да, это самое интересное, — отозвался Красин.
— Какая же, господа, прибыль? Теперь еще нет сбережений.
— Мм… ну, а что же в кассу поступило?
— Да вот, семьдесят пять рублей поступает в возврат.
— Мен, ну, а остатки от вашего заработка?
— Как от моего заработка!
— Ну да, от заработка. Вы сколько заработали в течение этого месяца?
— Я?
— Мм… ну да, вы.
— Я… я, право, не считал.
— Ну как же. Это надо считать.
— Позвольте, для чего же это считать?
— Мм… ну для того, чтобы знать, что поступает в общую кассу прибылью.
Белоярцев затруднялся.
— Позвольте, господа, — начал он, — я думаю, что никому из нас нет дела до того, как кто поступит с своими собственными деньгами. Позвольте, вы, если я понимаю, не того мнения о нашей ассоциации. Мы только складываемся, чтобы жить дешевле и удобнее, а не преследуем других идей.
— Мен! Ну так это значит, все пустое дело стало. — Я думал, что весь заработок складывается вместе и из него общий расход: вот это дело, достойное внимания.
— Нет, совсем не то…
— Мен, — ну да: это значит, у вас общие комнаты с общим столом.
— Нет, опять не то-с.
— Нет, именно то.
— Господа! — сказал, поднимаясь, молчавший до сих пор Райнер. — При первой мысли об устройстве этой общины, в обсуждении которого мне позволено было участвовать, я имел честь много раз заявлять, что община эта будет иметь значение тогда, если в ней станут трудиться все, не считаясь, кто может сколько заработать, и соединять заработок, чтобы из него производить расход на всех. Тогда положение дам, вошедших в этот общественный союз, было бы действительно улучшено, потому что они, трудясь столько же, как все прочие, получили бы столько же и удобств и сбережений, как все прочие члены союза. Мне кажется, что так это было понято и всеми.
Все молчали.
— Нет, это только говорилось, — произнес Белоярцев.
— Ну, по крайней мере я пока понимал это так и искал чести принадлежать только к такому союзу, где бы избытки средств, данных мне природою и случайностями воспитания, могли быть разделены со всеми по праву, которое я признаю за обществом, но о таком союзе, каким он выходит, судя по последним словам господина Белоярцева, я такого же мнения, как и господин Кусицын.
— Мен, ну конечио: это комнаты с мебелью и общим столом.
— И только, — подтвердил, садясь, Райнер.
Женщины Дома и гости молчали. Белоярцев находился в замешательстве.
— Господа! — начал он весьма тихо. — Всякое дело сначала должно вести полегоньку. Я очень хорошо понимаю, к совершению чего призвана наша ассоциация, и надеюсь, что при дружных усилиях мы достигнем своей цели, но пока не будьте к нам строги, дайте нам осмотреться; дайте нам, как говорят, на голове поправить.
