В 1521 году папа решил предпринять еще одну попытку. Он убедил императора Германии Карла V вызвать Лютера в город Вормс, где тот должен был предстать перед сеймом — высшими сановниками Германской империи. Лев X надеялся, что таким образом ему удастся сделать всю грязную работу руками самих немцев. Карл не противился: воспитанный в католическом духе, он не желал разрыва с Римом, к тому же он хотел поскорее покончить с беспорядками в стране, которые были ему не на руку. На сейме Лютеру было предложено отречься от своего учения. Тот, как и следовало ожидать, ответил отказом, произнеся исторические слова: «На том я стою и не могу иначе. Да поможет мне Бог». У императора не оставалось выбора — он объявил Лютера еретиком и приказал ему немедленно возвращаться в Виттенберг и там ожидать своей участи. Однако на обратном пути на Лютера было совершено нападение — он был похищен и доставлен в замок Вартбург. Это похищение было, собственно говоря, частью плана, задуманного и исполненного его сторонниками из среды германской аристократии; в Вартбурге он был в безопасности. Здесь, в уединении, он прожил полтора года под вымышленным именем, избежав таким образом расправы.
Лев X умер в тот же, 1521-й, год, и спустя считанные месяцы после его смерти учение Лютера распространилось по всей Германии, подобно лесному пожару. К 1526 году в разных частях Европы начали появляться официальные протестантские общины — то было рождение Реформации. С непререкаемой властью католической церкви, простиравшейся не только на духовную сферу, но и на мирские дела, было безоговорочно покончено. Так уж получилось, что этот «мрачный ученый сухарь», этот «педант из Виттенберга» одержал победу в войне с самим папой римским.
ТОЛКОВАНИЕ По сути дела, Лютер, публикуя свои «Девяносто пять тезисов», не имел намерения разжигать революцию в Европе, он желал лишь обсудить некоторые богословские материи: связь — или ее отсутствие — между Божьей милостью и папскими индульгенциями. Но когда он познакомился с ответом Приерия на свой труд, в нем что-то изменилось. Ни папе, ни его окружению не удалось найти в Библии подтверждения своей правоты. Нигде в Писании не было сказано, что можно заслужить прощение у Бога, купив индульгенцию. Лютер пришел к выводу, что Церковь нуждается в коренном реформировании.
Реформация, однако, была бы невозможна без достижения определенной политической власти. Если бы Лютер просто критиковал заблуждения Церкви с проповеднической кафедры или обсуждал их со своими единомышленниками, он бы ничего не добился. Папа через своих соратников напал на него, подвергая сомнению его честность и чистоту его побуждений. В ответ Лютер перешел в наступление, отвечая ударом на удар.
Стратегия Лютера заключалась в том, чтобы сделать эту войну всеобщим достоянием, перевести из моральной сферы в политическую. И это ему удалось. Он сумел предать противостояние гласности, использовав новые технические достижения своего времени — книгопечатание: его трактаты, написанные живым, страстным языком, мгновенно расходились, становились известными всей стране. Он безошибочно выбирал объекты для своих атак, вызывавшие особое возмущение у народа Германии: образ жизни папы — отнюдь не монашеский; роскошь и излишества, на которые уходили получаемые от продажи индульгенций деньги; бесцеремонное вмешательство Церкви в государственные дела и политику Германии; и так далее. Особенно едко Лютер высказывался относительно лицемерия Церкви. Все это позволило ему воспламенить Германию, вызвать в людях чувство праведного гнева, возмущения, которое с удивительной быстротой распространилось по всей стране, навек изменив отношение не только к папе, но и к католической церкви в целом.
Лютер осознавал, что папа ответит на его выпады не цитатами из Писания, а грубой силой, но в этом случае — это он тоже прекрасно понимал — его идеи лишь засияют еще ярче в сердцах людей. Поэтому он продолжал публиковать свои подстрекательские статьи, вызывая гнев папы и провоцируя его на необдуманные контратаки. Лютер, будучи монахом, и так вел аскетическую жизнь, а уж отказ от денег, выручаемых от продажи его книг, стал дополнительным штрихом к портрету, хотя и несколько театральным, демонстрирующим его праведность. За считанные годы Лютеру удалось добиться такой всеобщей поддержки в Германии, что никакой папа уже не был ему страшен: папа не мог расправиться с ним, не вызвав вспышки народного возмущения. Лютер превратил мораль в стратегию для достижения власти и победы, сделав разговор о ней гласным. Реформация стала одной из ярчайших политических побед в истории.
Важно понимать: невозможно выиграть войну без общественной и политической поддержки, но люди не пойдут за вами, не перейдут без колебаний на вашу сторону, если ваше дело не покажется им справедливым и достойным. А для того чтобы представить свое дело как справедливое, требуется стратегический ум и умение производить впечатление (и Лютер, по всей видимости, это понимал). Хорошо, если вы сумеете изобразить своего неприятеля человеком авторитарным, лицемерным, рвущимся к власти. Используя все возможные средства, проведите вначале «моральную атаку», нанося удары по наиболее уязвимым сторонам противника. Обращаясь к массам, обличайте его в самых сильных выражениях и добейтесь, если сможете, чтобы в людях проснулась уже дремавшая в них неприязнь, враждебность. Цитируйте высказывания оппонентов, и тогда ваши нападки будут выглядеть честными и беспристрастными. Пятна на их репутации, появившиеся не без вашего участия, прилипнут к ним не хуже клея. Спровоцировав соперников на грубую силовую контратаку, вы сумеете снискать себе еще большую симпатию и общественную поддержку. Вместо того чтобы трубить на каждом углу о своей праведности — это выглядело бы неумно и неубедительно, — лучше наглядно продемонстрировать контраст между необдуманными действиями своих противников и собственными бескорыстными деяниями. Предъявите самое страшное из всех обвинений — докажите, что они гонятся за властью, тогда как вами движут благородные и высокие цели.
Не беспокойтесь из-за того, что ради победы в битве за нравственность вам приходится прибегать к всевозможным манипуляциям. Во всеуслышание заявляйте о своих целях — несомненно, более справедливых, чем у противника, — открыто демонстрируйте, какому делу вы служите, и это полностью отвлечет внимание публики от того, какие средства вами при этом используются.
Всегда бывает так, что определенные группировки людей сражаются с другими группировками во имя справедливости, гуманизма, порядка или мира. Когда же кого-то из них упрекают в безнравственности и цинизме, тот, кто внимательно наблюдает за политическими событиями, всегда легко распознает в этих обвинениях политическое оружие, применяемое в данном сражении.
— Карл Шмитт (1888–1985)
КЛЮЧИ К ВОЕННЫМ ДЕЙСТВИЯМ Во многих культурах мораль — критерий хорошего и дурного — первоначально возникала как способ отделить, отличить одну категорию людей от другой. В Древней Греции, скажем, слово, обозначающее «хороший» (благородный), изначально относилось к аристократии, привилегированной по рождению группе людей, состоявших на службе у государства и демонстрировавших свое мужество на поле брани; понятие «плохой» (низкий, подлый, эгоцентричный, трусливый) ассоциировалось чаще с простонародьем. Со временем этические нормы эволюционировали; теперь они выполняли хоть и сходные, однако более сложные функции: поддерживать порядок в обществе, отделяя асоциальное и «плохое» от социально приемлемого и «хорошего». На основании представлений о том, что нравственно, а что нет, общество создает некие ценности, которые служат ему на благо. По мере того как с течением времени эти ценности устаревают и перестают действовать, сама мораль также постепенно изменяется и эволюционирует.
Встречаются, однако, отдельные люди или группы людей, которые используют мораль в совершенно иных целях — не для поддержания общественного порядка, а для извлечения максимальной выгоды для себя в конфликтных ситуациях, будь то война, политические игры или бизнес. В их руках мораль становится оружием, которое они используют, чтобы привлечь внимание к своему — разумеется, правому! — делу, в то же время отвлекая людей от неприглядных и куда менее благородных делишек, неизбежных в любой борьбе за власть. Они часто играют на тех двойственных, противоречивых чувствах, которые все мы испытываем по отношению конфликтам и власти, используя наше чувство вины в своих целях. К примеру, они могут представить себя жертвами несправедливости, и тогда выступающий против них рискует предстать в невыгодном свете, показаться бесчувственным и порочным. Или они могут изобразить из себя этакий эталон нравственности, продемонстрировать такую степень морального превосходства, что нам становится стыдно и неловко противоречить им. Эти люди — мастера рассуждать о высоких материях, они умело используют мораль в своих интересах, для достижения власти или преимущества.
