– Зачем ты говоришь мне все это?
– Затем, что я ухожу. А ты остаешься. И он уже решил, в каком качестве. Не хочу, чтоб ты повторяла мои ошибки. Возможно, если б мне когда-то сказали то, что я говорю тебе, мне было бы легче. Хотя – не знаю, сумела бы я услышать. Я была так наивна тогда. И так влюблена. Я бы не поверила, что белое может быть черным. Тебе проще, ты знаешь, что оно черное.
– Не уверена, что от этого мне проще.
Я пила чай, заедала печеньем, и не чувствовала вкуса. Я смотрела на Ингу, такую спокойную и улыбчивую, и вспоминала, как позавидовала ей в Майский День. Как захотела стать ей, заменить ее. Похоже, случилось самое ужасное, что только могло случиться: мое желание исполнилось.
Вот только я оказалась к этому чудовищно не готова…
* * *
Дома названивал телефон. Трубку брать не хотелось. И так понятно: это мама. Или папа. Скрыть тот факт, что меня вызывают на Совет, я не смогла. Да и как тут скроешь. Сказать, что я проходила все дни до Совета в депрессии, это все равно, что смолчать. Меня просто выворачивало в ожидании неминуемого. Родители поддерживали, как могли, но и сами, понятно, переживали. И от переживаний наговорили мне немало весьма нелестного. И даже правы были, кто ж спорит. Да вот только правота мне их была в тот момент…
И теперь кому-то из них так не терпелось узнать новости. Ну вот выгнали меня. Или пожалели. Что изменится? Почему я должна сообщать об этом прямо сейчас? Они за меня переживают! Здорово! Я польщена! Супер! Но когда мне и самой так плохо, почему я должна немедленно кого-то информировать, утешать… ой, нет, блин, радовать! Если это мамочка (а это ведь она), то радовать и выслушивать восторженные рассуждения на тему «как мне (и ей) повезло!»
Какое-то время смотрела на трезвонящий телефон, потом наклонилась, и выдернула провод из розетки. Я вас вечером всех порадую, ладно?
Улеглась в кровать, накрылась с головой одеялом. Я так устала за этот безумный день, что ноги не держали. Но и сон ведь не шел. Все лежала в душной темноте, и картины произошедшего крутились перед глазами. Он взял меня себе. Все-таки взял. Нет, я не подписывала его дурацкий контракт, но я написала заявление о приеме на работу. И теперь я (сбылась мечта идиотки) – его девочка. И что теперь? Меня бросят на стол и… Мне ж не вырваться. Не сбежать, не закричать. И в суд на него не подать, хоть с контрактом, хоть без. Бросить универ? Сбежать, уехать? Ну, не будет у меня высшего образования, так что? Что, те, кто без высшего образования, хуже живут? Счастья в жизни не видят? Ну и что, что все знакомые, родители, родственники институты заканчивали. Найдутся другие знакомые, не хуже.
Вот только… Я вытянула из волос его дурацкую заколку. Так ведь и ношу. Вот и сегодня надела. Ни на что не надеясь, как талисман, на удачу. Ну а что? Я ж хотела, чтоб из универа не выгнали. Не выгнали. Стиснула в руках холодный цилиндр, со вздохом прижала к груди. Холодный. Красивый. И блестят золотистыми лучиками замысловатые узоры. А черная нить все тянется, тянется…
Ведь он мог бы меня уговорить. Найти правильные слова, кучу правильных слов и жестов, и я отдала бы. И кровь, и плоть. Так, как он целовал, никто и никогда меня не целовал и не поцелует. Так, как я в его руках горела, мне, я уверена, ни в чьих уже не гореть. Он мог бы не убивать при мне, не… питаться, не рассказывать всякие гадости. Мог бы просто поведать мне о своей безумной любви и неутолимой страсти. Я б поверила. Не с первого раза, так с пятого. Не устояла бы. Отдалась. А он… словно нарочно! Только я с одним хоть как-то сумею смириться, так он все дальше, дальше…
Специально ведь Гоэрэ позвал, чтоб оказаться ему должным. И Ингу они при мне – специально, я уверена. Чтоб знала, чего ждать. Готовилась. А я вот теперь лежу, и не могу избавиться от навязчивых мыслей. Вот зовут меня в кабинет. Я вхожу и… что? Как? Молча на стол опрокидывают? Или на колени ставят? Или… всевозможные варианты, один отвратительней другого, все крутятся перед глазами, и никак от них не избавиться. А они как, если вдвоем? По очереди? Или сразу? А если сразу двое, то это как? И ведь не отбиться, вон Гоэрэ сегодня за плечи держал – шелохнуться невозможно. Если бы Анхен… Но Анхен же меня ему не отдал. И даже вроде как обещал, что со мной этого делать не будут. Сказал, что готов прослыть самым невежливым вампиром. Сказал, что просто хочет дать мне возможность закончить универ. И вообще, если бы он хотел взять меня силой – давно бы уже взял, что б ему помешало? Для этого меня не надо делать секретаршей. Так может, действительно, он меня просто защитить хочет? Приглядеть, чтоб не обижали? Может, он меня и в самом деле все еще из той Бездны спасает? Ну, где ему пророчество померещилось. Кто его знает, с его богами и героями. И знакомыми в должности жрицы.
Что мне делать? Поверить и остаться? Это проще. Для этого вообще делать ничего не надо. Просто плыть.
Меня разбудили к ужину. Да, действительно, не ворвались с криком прямо из прихожей: «ну как ты?!!!» Дали выспаться. Даже Варька, придя из своей секции, сидела где-то как мышка и меня не тревожила. Может, гулять ходила. Она, вроде, друзьями во дворе уже обзавелась.
Ну а за ужином, понятно, надо было отвечать.
– Тебя выгнали? – очень тихо спрашивает мама, и по голосу понятно, что она уже смирилась с неизбежным.
– Нет, – хочу ее порадовать, но добавить в голос радости не могу. – Перевели на вечернее.
– Но… Но это же здорово! Лариса, чего ж ты такая мрачная? Я ж думала, уже все… – мама заметно повеселела, и начала бодро обдумывать открывшиеся перспективы. – Да улыбнись, что ты? Ну подумаешь, дневное. И на вечернем люди учатся! Зато ты сможешь работать, с деньгами нам поможешь, сколько ж можно тебя содержать. Надо только подумать, куда тебя пристроить. Сереж, как думаешь, у кого лучше спросить по поводу…
– Меня уже пристроили, – прервала я ее творческий поиск. – Сегодня написала заявление. Первого сентября в девять ноль-ноль обязана быть.
– Где ты обязана быть? – неодобрительно посмотрела на меня мама. – Куда тебя там пристроили?
– Се… – смотрю на Варьку и исправляюсь, – лаборанткой на кафедру.
– Лаборанткой? Лариса, да ты в своем уме? И сколько ты будешь получать в качестве лаборантки?
– Не знаю, – вот уж действительно. О деньгах речь не шла. Речь шла о том, что у меня есть все шансы регулярно получать ремнем по попе. И зубами в вену. И еще кое-чем кое-куда. Нет, он же обещал. Мучительно пытаюсь отогнать от себя навязчивые мысли. Видимо краснею, потому как мама принимает мою мимику за роспись в собственной глупости и некомпетентности.
– Ну вот сама же видишь! Как вообще ты можешь принимать такие решения не посоветовавшись с нами? Не подумав?
