В один из поздних вечеров, когда мне что-то не спалось, я лежал и раздумывал: «А не попробовать ли мне заглянуть в сон князя Телепнева?» Помнится, несколько лет тому назад у меня это неплохо получилось. Внушил я тогда Ивану, чтобы прекратил преследовать меня – себе же беду наживет!
Решено. Я устроился в постели поудобнее и мысленно сосредоточился, вызывая в памяти облик Оболенского-Телепнева. Долго не удавалось поперва. Потом, как в тумане, всплыл его неясный образ. Все четче и четче. Я мысленно попробовал проникнуть в его голову, его мысли, его сон. Сначала пошли какие-то обрывочные видения: люди в иноземных нарядах – по-видимому, послы, потом дом с дружиной за ним, какие-то девки у плиты на кухне.
– Ваня, – воззвал я к Телепневу, – кто тебя обидел?
И почти тут же, как удар током:
– Смерть за мной ночью приходила, боязно мне, страшусь я.
– Есть ли враги у тебя, кто смерти твоей жаждет?
– Ой, много врагов – те же Шуйские, – стенал князь.
– Грехи на тебе тяжкие, Ваня. Не умножай их. И то к тебе не смерть приходила, а демон – предупредить хотел.
– Я в церковь ходил, те грехи отмаливать, – всхлипнул Иван.
По-моему, между мной и Иваном наладилась неплохая телепатическая связь.
– И документы сгорели, да?
Дернулся Иван и проснулся. А мое видение потускнело и пропало. Видно, сильно Иван переживал по поводу утраты ценных бумаг. Ага, возьмем на заметку.
Силы покинули меня. Вроде ничего не делал, а устал после этого сеанса – голова тяжелая. Надо спать. Буду периодически являться к Ивану во снах, беспокоить, нагнетать напряжение.
Прошло два месяца. Стаял снег, дороги снова превратились в непроходимое болото. Приходилось безвылазно сидеть в городе, даже в имение свое выбраться не мог. Суда по Оке еще не ходили – проплывали большие льдины, плыл всякий мусор, поваленные и полупритопленные стволы деревьев. Поэтому плавать было смертельно опасно. Чуть зазевается кормчий – столкнется корабль с таким тараном, и пойдут все на дно: и люди, и товар, и судно. Плавать умели немногие, да и долго ли можно выдержать в ледяной воде, в одежде?
Прошел еще месяц. Дороги подсохли, и в один из дней гонец из Первопрестольной привез мне государев указ, в котором повелевалось выдвинуться с дружиной к Нижнему Новгороду – на место сбора большой рати, оставив в Коломне немногих воинов для защиты крепости.
Я отдал распоряжение сотнику быть готовым к обороне крепости и передал ему в подчинение три десятка воинов и обе пушки.
Я построил рать – полторы сотни воинов, оружных и конных, проверил вооружение, объявил порядок движения колонны, и мы выступили в поход, на земли татарские. Снова война! Не зря мне Федор зимой еще говорил о возможном походе на татар. Да и молва донесла вести о бесчинствах против русского купечества и даже убийстве посла государева. Это было не что иное, как вызов, провокация, неизбежно ведущая к войне. Не ответить на дерзость – все равно что молча проглотить публичную пощечину.
Ехали ратники весело, с песнями. Редко выпадало русскому воину ступать на земли Казанского ханства. Чаще получалось наоборот – защищать на своей земле города и деревни от набегов татарских. Потому и пела душа русская.
С душевным подъемом мы прибыли на место сбора, под Нижним Новгородом. Однако здесь я был удивлен не меньше других воевод земель русских государевым выбором главного воеводы. Начальником над русским войском государем был поставлен изгнанный из Казани Шах-Али. И рать была не так и велика – с такой Казани точно не взять. Похоже, это понимал и сам Шах-Али.
Для осады хорошо укрепленного города нужны пушки, большое войско, припасы для него, достаточный запас провианта. И где пехота? Кораблей для ее перевозки тоже нет. Ладно, может быть, я не посвящен в стратегические планы и попозже к нам присоединятся другие полки?
На совете в шатре у Шах-Али я был назначен воеводой полка Левой руки. Но плана боевых действий я так и не услышал. Шах-Али говорил о переправе через Волгу, сигналах во время боя.
Бояре вышли с совета приунывшими. Все рассчитывали, что соберется рать великая во главе с самим государем, да и ударим в самое сердце Казанского ханства – по Казани. Посудили-порядили меж собой – на том и разошлись.
Утром началась суетная переправа через Волгу на лодках, баркасах, на которых переправляли вещи и оружие, а также всадников. Лошади плыли сами – воины их придерживали за поводья. Ввиду многочисленности войска – дело столь же хлопотное, сколь и долгое.
Только к концу дня войско преодолело водную преграду. Ввечеру так и заночевали на другом берегу Волги. Воины зажгли множество костров и готовили нехитрую походную похлебку.
Я не переставал удивляться – никакой скрытности маневра и стремительного движения вперед не видно! Да какое же это начало войны? Любой лазутчик сразу же нас обнаружит, и за ночь противник успеет подготовиться. А наш удар должен быть внезапным. На конях можно пройти в глубь чужих земель верст на тридцать за один день, как это делают татары. Нам бы перенять у них этот навык! Русские же войска вечно медлят. А ведь во главе нашей рати – чистокровный татарин. Кому, как не ему, знать сильные и слабые стороны противника? Тогда почему Шах-Али медлит? Много непонятного было: вопросов – тьма, а ответов – нет.
После завтрака все построились по полкам и двинулись по землям ханства. Собственно, земли эти были даже не татарские, а их верных союзников и вассалов – мордвы и черемисов. Устоять, выставив сколь-нибудь значимые силы, они не могли. Стойбища, деревни не имели столько воинов.
Мы предавали огню и мечу все, что видели перед собой. А вот трофеев было мало – бедновато жили черемисы. Правда, скота у них много – овец, коров. Выделенные ратники угоняли на нашу землю отары и стада.
Но и войной назвать это было нельзя. Покружили по землям чужим, так и не приблизившись к исконно татарским. О Казани вообще речь не шла. Похоже, государь хотел лишь продемонстрировать силу. И сам Шах-Али, по всему видать, не горел желанием воевать с соплеменниками, видимо, втайне желая в будущем вернуться в Казань правителем. К чему ему было настраивать против себя народ татарский?
Так и закончился наш бесславный поход. Странная война получилась. Прошлись по чужой земле, угнали скот, пожгли селения и вернулись обратно, не снискав славы и не добыв значительных трофеев. Бояре были недовольны, ратники роптали.
От Нижнего каждая рать отправилась по местам. Поскольку нам было по пути, я ехал бок о бок с серпуховским воеводой. Оба мы были удручены безрезультатным походом.
– Неуж государь не мог собрать рать побольше, да с пушками, и ударить по Казани – сердцу татарскому? – с горечью в голосе спросил серпуховский воевода.
– И русского во главе поставить, – добавил я.
Конечно, есть на службе у государя татары, служившие верно, но ставить Шах-Али – из верхушки казанской, в походе против соплеменников – неразумно.
– А может, государь что-то знает, чего мы не ведаем? И поход – лишь ход в подковерной игре?
Так мы и проговорили до самой Коломны, не прояснив даже для себя причин бесславного набега. Татар не потревожили, трофеев не взяли, поместное ополчение с мест сорвали. Странно. Ведь государь, когда это диктуется интересами Руси, может принимать довольно жесткие и решительные меры. Позже я узнал, что логика в действиях государя все-таки была: набег наш был отвлекающим – дал ему возможность спокойно возводить деревянные крепости на реке Суре, чтобы обеспечить успех нового похода на Казань.
Дня через два по приезде, расквартировав дружину и решив неотложные вопросы, я навестил свое имение в Охлопкове. К моему удивлению и радости, дом мой стоял уже под крышей, сиявшей медными листами.
Веселый Антонио, сверкая белозубой улыбкой и смешно коверкая слова, сказал:
– Князь, деньги давай. Уже к отделке приступаем. Думаю, к зиме жить можно будет.
– А двор? Пьетро обещал пруд устроить, дорожки проложить.
