На одной огромное чудище с жутковатого вида потомством паслось в джунглях. Пропитанием для них, как догадался Ферц, служили огромные деревья, одно из которых они общими усилиями свалили и, судя по всему, уже догрызали ствол.
Другая словно вышла из кошмара или предсмертных видений — мутная синева с просвечивающими огнями то ли высокого свода, то ли вспышек зениток, отражающих ракетную атаку, полуразвалившиеся пылающие лачуги, омерзительная жижа, по которой плыла лодка с двумя трупами.
Против трупов, вспышек и огня Ферц ничего против не имел Возможно, тот, кто нарисовал картинку, в меру своих убогих сил пытался изобразить атаку дасбутов на прибрежное поселение выродков, но поскольку сам никогда воочию этого не видел, то и получилось у него вяло, без ярости. Даже трупы на волнах больше походили на живых. Им бы башки поотрывать, кишки из вспоротых животов добавить, а еще доблестного десантника Дансельреха пририсовать — могучего, неустрашимого, с факелом в руке, от пламени которого и полыхают хижины.
Но больше всего Ферцу понравилось изображение темного четырехугольника на светлом фоне. Под ним наверняка скрывалась столь безыдейная отрыжка предательских умствований, что местная цензура наложила вот такую печать — черный квадрат без затей, как и полагалось суровым стражам общественного здравомыслия.
В уголке каждой картинки имелся бумажный треугольничек. Сердолик сказал:
— Это все хромокопии, конечно же. Обычно я не придерживаюсь столь глупого правила хорошего тона — вставлять в уголок бумажку, дабы кто из гостей не дай бог не принял их за подлинники, но жена настояла. А потом… все как-то недосуг их убрать, — Сердолик криво улыбнулся. — Тебе, я гляжу, понравилась моя коллекция.
Ферц неопределенно пожал плечами. Высказывать далеко нелестное мнение надзирателю он не намеревался. Каждый гниет так, как ему хочется. И чем быстрее эти черви из тверди мира сгниют в своих логовищах, тем лучше для Флакша.
Сердолик встал и раздвинул занавеси, обнажив широченное окно. Даже не окно, а целую стеклянную стену, которая, к огромному несчастью для Ферца, нисколько не ограничивала заинтересованного взгляда, с доверчивым бесстыдством обнажая расстилающуюся панораму.
— Оно распахнуто как бор, все вширь, все настежь! — продекламировал Сердолик.
— Эк… — только и смог произнести Ферц.
Привлеченный странным звуком Сердолик обернулся, шагнул к подопечному, схватил его за плечи и принялся легко встряхивать, что-то говоря, но Ферц его уже не слышал, с отстраненным интересом рассматривая бледные шевелящиеся губы Корнеола, с каким обычно смотришь на труп, прибившийся к борту дасбута, исключительно для собственного интереса размышляя о том, кем тот был при жизни — материковым выродком, по прихоти течений оказавшимся посреди океана, или офицером Дансельреха, погибшим во время десанта на побережье, а может — зеленым новобранцем, смытым за борт по время циркуляции.
А если точнее, то именно таким трупом неизвестного происхождения и ощутил себя Ферц — распухшим, бесчувственным, плывущим в невыразимо жуткой пустоте, и где-то совсем рядом полыхало нестерпимо обжигающее шарообразное пламя, похожее на бесконечную вспышку ядерной бомбы, от которого невозможно укрыться, ибо силы, чьей мертвой игрушкой стал Ферц, неудержимо влекли его все ближе и ближе к пылающей и клокочущей бездне, крепче и крепче принимающей его в свои объятия, невидимым прессом сдавливая так, что еще немного, и он брызнет во все стороны отвратительной гниющей кляксой.
Вот уже руку пронзила боль, хотя Ферцу оставалось непонятным — как он, мертвец, может чувствовать ее, как он вообще может что-то чувствовать, ведь после смерти нет никого и ничего, ни приключения, ни путешествия, а значит… значит он еще жив, и если открыть глаза, то можно увидеть Сердолика, вонзающего ему в предплечье нечто блестящее, похожее на огромное насекомое-кровопийцу с жадно извивающимся хоботком.
— Моя ошибка, моя ошибка, моя ошибка… — почувствовав, что Ферц пришел в себя, Сердолик убрал насекомое, и участливо спросил:
— Ты как? — при этом вид у него был ну вточь как у новобранца, непомерной глупостью заслужившего десяток ударов шомполом по ягодицам и гауптвахту. — Не бойся! Das ist der Himmel, das ist die Sonne… die Sonne и der Himmel… Они у вас не видны, потому что… Кехертфлакш, как же все не во-время!
— Я в порядке, — Ферц пятерней оттолкнул склонявшееся над ним лицо, сел и с опаской посмотрел на задернутое занавескою окно. — Я понял — die Sonne и der Himmel.
Он встал и оглянулся на все еще сидящего в странной позе Сердолика — подогнув под себя ноги и устроив костлявый зад на пятках. От одного его вида хотелось потянуться до хруста в коленях.
— Ничего ты не понял, — вздохнул Корнеол. — Ладно, — хлопнул он себя по бедрам, словно наконец-то приняв затруднительное для себя решение. — Все равно это необходимо сделать. Дам тебе помощника… друга… слугу… денщика! — громко щелкнул пальцами, подобрав нужное слово. — Конги!
В противоположной от окна стене возник широкий проем и внутрь шагнуло нечто, принятое Ферцом поначалу за человека, облаченного в нелепый, громоздкий бронекостюм со шлемом, какие одно время стояли на вооружении у материковых выродков, но затем были списаны за полной бесперспективностью. Гидравлика у подобных сооружений часто выходила из строя, не выдерживая броневой нагрузки, что превращало их и сидящих внутри людей, прикованных к рычагам управления, в легкую добычу для десантников Дансельреха. Главное заключалось в том, чтобы заставить выродка до капли выжать боекомплект, периодически поддразнивая его ложными атаками, — несложная задача, учитывая панику стиснутого в стальных внутренностях водителя, который под водопадом раскаленной смазки отчаянно дергал рычаги управления в безнадежных попытках оживить бронекостюм.
И когда тот окончательно замирал, начиналось особое развлечение, которое десантники называли «жаркое». Попадались выдающиеся мастера приготовления «жаркого», так умело поджигавших этот ходячий бронированный хлам, что тот горел весьма длительно, столь же медленно, но верно превращая визжащего выродка в славно пропеченное блюдо. Степень удачности приготовленного «жаркого» определялась лишь после того, как выродок в собственном соку наконец-то вываливался из импровизированной печи, и его розовая плоть, покрытая золотистой корочкой, легко отслаивалась от костей дымящимися кусками.
— Знакомьтесь, — сказал Сердолик. — Конги, это наш гость — господин Ферц. Ферц, это Конги, с сегодняшнего дня — ваш денщик. Располагай им по своему усмотрению. Спрашивай у него все, что интересует, он подключен к Информаторию, — Сердолик похлопал вставшего рядом с ним Конги по бронированной руке, и только теперь Ферц понял — насколько же огромен его новый надсмотрщик.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
