«Варяг» и «Светлана», уровняв скорости, шли метрах в двадцати друг от друга. Руднев, переговаривавшийся с Великим князем Александром Михайловичем, окинул взглядом горизонт. Дождь постепенно слабел. Тумана уже не было, поэтому видимость составляла порядка четырех с половиной миль. Впереди начала смутно угадываться темная полоса побережья. Со стороны суши тянул ровный и совсем не холодный ветер, подгоняя длинную пологую волну. Полтора балла — относительно спокойно для этого времени года. Как верно только что подметил Коробицын: «Нужно ловить момент».
— …С подветренного борта посадка людей и выгрузка лошадей вообще не должна вызвать вопросов. Скорее готовьтесь к постановке, Александр Михайлович, итак почти на час отстаем от графика. А мы побежим вперед, посмотрим, что у нас на берегу…
«Варяг», дав двадцатиузловый ход, быстро отдалялся от «Светланы». Слева, постепенно уходили за корму громады вспомогательных крейсеров-лайнеров. Понтоны на бортах спущены почти до самой воды, якоря вытравлены из клюзов к постановке, такелаж грузовых кранов уже обтянут. Значит, первые грузы уже застроплены, вывалены за борт шлюпбалки с плашкоутами и катерами. На палубах в новой полевой форме цвета хаки толпятся офицеры и рядовые первой волны десанта. Все с выкладкой и при оружии. Офицеры отдают честь, солдаты машут касками…
Вот транспорта с кавалерией. Казаки сводной Донской дивизии тоже готовятся. По четыре сотни от 19, 20, 22, 24, 25 и 26 полков, под общим командованием Телешова. С ним полковник Медведев, войсковые старшины Багаев, Пахомов, Попов. Артиллеристы 2-й, 3-й и 4-й Донских казачьих батарей. Там же и три новых батареи укомплектованных сибирскими казаками-охотниками из артиллеристов с нашими пушками Барановского.
Трюмы вскрыты, слышно ржание: лошади почуяли близость берега. Или просто им передалось деловитое напряжение окружающих людей. Ну, да, наверное: ведь седла подвязали уже. Где то там оглаживает, успокаивает своего гнедого молодой казак 2-ой сотни 26-го полка Семен Буденный, уже получивший своего первого «Егория» в Маньчжурии… Плашкоуты для перевозки коней на воде ведут за собой на буксире. Кстати, на некоторые тачанки уже сгрузили. Интересно, когда они успели? Стало быть, одесситов не зря у Щербачева выпросил…
И все же казаки народ особый, лихой… Руднев улыбнулся в усы, вспомнив ту обструкцию, которую ему устроили казачьи командиры, сразу по прибытии во Владивосток. С фронта, видишь ли, их сорвал! Супостата рубить не даю! Так и пришлось Медведеву под страхом божьей и царевой кары рассказать КУДА идем.
С той минуты порядок в обучении и погрузке на транспорта у казаков был идеальный. Посмотрим, как в деле… Не перегнули бы палку. Широкая добродушная улыбка Попова и его заверение «Казаки с гражданскими не воюют. Ну, можь, разок нагаечкой, коль шибко непонятливые…» врезалась в память. «А кулачище у самого почти с мою голову, блин. Нагаечкой…»
На фалах под реем фок-мачты «Варяга» развеваются на ветру флаги сигнала: «Россия ждет Победы! С нами Бог!»
«Почему молчит Василий? Почему молчит? Чьи были телеграммы полчаса назад и кто их глушил? Господи, сколько же здоровья на все это надо…» Руднев нервно измерял шагами верхний мостик. Сигнал с «Сунгари» получен уже сорок минут как. Просто три семерки. Без позывных, без адресата. Никто не забил. И все — маховик операции запущен, а от Балка пока — ни ответа, ни привета. Как? Что? Но пока там, у залива, да и в самом заливе все как вымерло. Тишина. Никто не стреляет. Никто больше не телеграфирует. Может, уже нужно бежать туда?
— Всеволод Федорович! Посмотрите, пожалуйста… Сдается мне, что это первый наш факелок мерцает… — оторвался от бинокля старший офицер крейсера кавторанг Зарубаев.
— Так, минуточку… Да. Сомнений нет. Горит хорошо. Смотрите в оба, господа. Где второй? Я не вижу пока.
— Вон! Вон он, просто «Николай» от нас его корпусом перекрывал. Смотрите туда! — Беренс биноклем указал куда-то влево, за корму броненосца.
— Ага. Вижу, Евгений Андреевич. Горит. А этот пароход справа… Ясно, наша «Сунгари» отгребает. Значит экипажи брандеров Капитонов уже забрал. Молодца, однако… Да — вон у него под кормой катера… Все в порядке господа. Сигнал Великому князю: «Румб к весту. Начинаем высадку согласно плану». Рейценштейну — «Подойти к берегу на полторы мили». Видимость не ахти. Пусть встает на прямую наводку, если кто палить оттуда сподобится. На «Сунгари» ратьер — «Помогите высадке десанта плавсредствами». Что-ж шести катерам простаивать. И на «Николая» еще: «Ухожу к заливу, командование высадкой и огневой поддержкой принять Михаилу Александровичу». Все здесь пока. Понеслись к мысу Кен!
— Есть!
— Всеволод Федорович! Слышите? Там…
— Да… Вот теперь слышу, Вениамин Васильевич.
«Это из залива, однозначно… Понеслось дерьмо по трубам… Почему Балк не телеграфирует, Бог ты мой… Вася, где же ты, епт… Заколебал в конец уже!»
— Держать полный…
— Телеграмма с «Изумруда»: «Атаковали стоянку транспортов. Более десяти. Канонерка. Веду бой. Ферзен».
— Так…
— Телеграмма от десантной группы спецназначения!
— Ну! Не томи же, ешкин кот!
— «Форт взял. Готовлю к взрыву. Мины обесточил. Извините задержку. В.Б.».
— Уфф… Слава тебе Господи, вот теперь все правильно. Молодец Вася! Опять записал себя в летописи, кровопивушка… Свершилось, значит… Так! А это что? Слушайте… Опаньки! Слышите: теперь по-полной началось. Успеть бы нам…
Со стороны Токийского залива раздавался уже не гром отдельных выстрелов и взрывов, а какой-то мрачный разнотонный рев. И с каждым проносящимся за бортом гребнем волны, рев этот становился громче и отчетливей…
— Телеграмма! Три единицы от Безобразова, Всеволод Федорович! Ведут бой…
— Понял…
— Три единицы от Иессена!
— Все, господа. Начали перекрестясь. Как сказал однажды один великий человек: «Наше дело правое, враг будет разбит, Победа будет за нами!» Жаль Степана Осиповича с нами нет. Хотя… Как сказать «нет»? Кабы не он — нас бы тут не было…
Дай Бог — в добрый час…
* * *
После серии мощных взрывов на Форту № 1, в дело вступила артиллерия русского флота. Меньше часа потребовалось русским броненосным эскадрам, чтобы привести к почти полному молчанию грозные береговые батареи на мысе Каннон. Первыми обрушились на них русские крейсера. Маневрируя на высокой скорости, они открыли беспокоящий огонь уже от мыса Миогане, вызвав японских артиллеристов на ответную стрельбу. Определив по залпам и падениям позиции наиболее боеспособных орудий французской системы Шнейдера-Крезо, русские крейсерские отряды быстро пристрелялись и засыпали артиллеристов мыса Каннон шестидюймовыми фугасами и шрапнелями, в течение пятнадцати минут практически подавив поначалу частый ответный огонь.
Японские артиллеристы просто вынуждены были укрыться под бетон капониров, погребов и потерн, так как находиться у пушек в открытых орудийных двориках под градом шрапнели, осколков снарядов, бетона и камней было физически невозможно.
Однако героизм и самопожертвование японцев в бою есть вещи общеизвестные. Игра не шла в одни ворота. Кроме нескольких снарядов среднего калибра попавших в русские корабли, но не причинивших серьезных повреждений (подбитая баковая шестидюймовка на «Памяти Азова», две умолкшие трехдюймовки и разбитый катер на «Олеге» — не в счет), в них за полчаса перестрелки угодили еще 4 240-мм снаряда и 1 270-миллиметровый. Причем три 240-миллиметровых досталось опять-таки «Памяти Азова».
Крейсер под флагом контр-адмирала Бэра был первым русским большим кораблем, миновавшим «огненный» мыс Каннон. Первым он «поймал» и японский снаряд крупного калибра, попавший в основание грот-мачты и срезавший ее как ножом. Кроме того, через десять минут крейсер лишился одного шестидюймового орудия неподбойного борта, фатально поврежденного крупными осколками еще одного такого же снаряда. Погибли и были ранены более тридцати моряков. Третий аналогичный «гостинец» попал в бортовую броню практически под средней трубой. Пояс выдержал попадание фугаса, хотя надводный борт и был изрядно посечен.
Еще один снаряд аналогичного калибра поразил флагман Грамматчикова «Аскольд». Он взорвался, пробив наружную обшивку, прямо под первым шестидюймовым орудием левого борта. Площадь пробоины составила более 4-х квадратных метров. Шестидюймовка была полностью выведена из строя. Ее расчет был выбит почти весь. Как и у находившейся дальше в нос трехдюймовки. К переднему 152-миллиметровому орудию пришлось организовывать подачу боеприпасов вручную. Но бронепалуба внизу, несмотря на локальные деформации, выдержала. На большом ходу вода захлестывала в пробоину, и аварийные партии делали все, что было в человеческих силах, дабы предотвратить возможные затопления.
