Лоры. – Представь, что фотоаппарат закреплен у самого пола. Смогла бы ты с такого ракурса увидеть поверхность подоконника?
– Нет, – упавшим голосом ответила Лора.
– А на снимке подоконник виден во всей своей красе… М-да, красивее не бывает…
Ей не эта глупая геометрия нужна, думал я, прикусив язык. Она хочет, чтобы я придумал смелую идею, как помочь ее отцу. А у меня все идеи, как назло, исчерпались. В голове пусто, как утром в стакане пьяницы… Но что ж это я, в самом деле, глаз не могу оторвать от снимка. Что я еще надеюсь высмотреть? Почему меня что-то тревожит, какая-то смутная несуразица, которую чувствую, но увидеть и объяснить не могу?
Мой взгляд полз по снимку, как улитка по виноградному листу. Белая оконная рама… Блик фотовспышки на стекле… "Биг Бен"… Марат, присевший на корточки, чтобы быть вровень с сыном… Марат…
– Снимки есть? – отрывисто спросил я, продолжая пялиться на изображение Марата, словно опасался, что оно исчезнет, как только я переведу взгляд на девушек.
– Какие снимки? – с готовностью помочь и, если надо, выкопать нужные снимки из-под земли, спросила Лора.
– Марата! – нетерпеливо ответил я, злясь на то, что приходится растолковывать простое и очевидное.
– Нет! – растерянно ответила Лора и взглянула на Алину.
– Откуда у нас его снимки? – безучастно спросила Алина.
– Я его не узнаю! – взволнованно произнес я. – Здесь что-то не то с его лицом! Я не могу понять, что с его лицом!
Лора вскочила на ноги, подбежала ко мне и выхватила снимок из моей руки. Несколько мгновений мы стояли с ней щека к щеке, глядя на темноволосую голову Марата.
– Напугал! – наконец произнесла Лора – с облегчением и разочарованием. Она все еще ждала чуда. – Да он просто пробор на другую сторону зачесал. На тех снимках он носил пробор слева, а здесь – справа.
– Подожди, – пробормотал я и снова взял снимок в свои руки. Это была страшная пытка – я никак не мог ухватиться за призрачную идею, которая летала где-то совсем близко. – А это что? Это часы?.. Ах, дьявол, я не взял с собой очки!
Даже Алину взволновало мое поведение, и она подошла к нам. Взяла у меня из рук снимок и поднесла его ближе к окну.
– Ну? – подтвердила она. – Часы.
– Что там на них?! – почти выкрикнул я. – Черт вас всех подери, что на них?!
– Что ты кричишь? – вспылила Алина.
– Это что за цифра?! – страшным голосом крикнул я, ткнув пальцем в изображение циферблата на "Биг Бене".
– Это? – переспросила Алина и еще ниже склонилась над снимком. – "Шесть". Только она перевернута.
– А это?
– "Девять"… Тоже перевернута.
– Да! – закричал я. – Все наизнанку, сзади наперед! Полночь наступила после рассвета! Понимаете?
– Господи! – осенило Алину. – Да это снято через зеркало!
– Через зеркало! – передразнил я, состроив гримасу. – При чем тут зеркало? Если бы через зеркало, то фотоаппарат стоял бы на подоконнике, рядом с Маратом! А коль его там нет, значит… Ну! Включили соображалки!
– Я ничего не понимаю! – отчаянно произнесла Лора и прижала ладони к груди. – Но мне страшно…
– Идиот! – бормотал я, вытягивая руки к темному потолку. – Сколько раз внушал себе: не верь никому и ничему! Даже очевидному!
– Хватит терзать нас! – не выдержала Алина. – Объясни, наконец, что это все значит?
Я подошел к Лоре, выхватил из ее руки фото и, потрясая им, сказал:
– Пленка, то есть, негатив, с которого печатали этот снимок, ошибочно вставили в увеличитель в перевернутом виде. Понимаете? И все отпечаталось в зеркальном отображении! На самом деле, снимок должен был выглядеть так…
С этими словами я перевернул фото тыльной стороной к нам и поднес его к свету окна.
– Мамочка моя, – прошептала Лора. – Теперь башня слева от рамы… Мы искали не в том крыле! Тот же этаж, тот же по счету от лестницы номер, но только в другом крыле!
Мы довели себя до изыскательского экстаза, и уже ничто не могло нас остановить. Я первым побежал к лестнице, взлетел по ней в вестибюль и по стеклянной крошке устремился выше. Девчонки, несмотря на свою молодость и генетическую любовь к золоту, здорово отстали от меня. Румяные, как с мороза, запыхавшиеся, со вздыбленными прическами, они вломились в номер, когда я уже разбивал кулаком четвертую потолочную плитку. Известковая пыль оседала на мое лицо, руки, я кашлял и плевался, но еще ни одна работа в моей жизни не доставляла мне столько наслаждения.
Когда над головой обнажилась решетка из алюминиевых уголков, я попытался пролезть в нее, но кроме головы и одной руки в квадрат ничего не проходило. Тогда я подпрыгнул, ухватился за раму руками и повис на ней.
– Ну! – орал я, сожалея, что во мне так мало веса. – Хватайте меня за ноги!
Жаль, никто не снял эту картину на видео! Девушки вцепились в мои ноги, словно намеревались стащить с меня брюки, что, кстати, им удалось сделать отчасти. Я стиснул зубы, подавляя стон. В ладони со страшной силой врезалось острое ребро уголка. Вся металлическая конструкция под нашим дружным весом стала прогибаться и трещать. Я качнулся. Девушки начали сползать, лихорадочно отыскивая на мне или поясной ремень, или подтяжки. Я заорал, и, как с испугу, рама с щелчком лопнула. Мы повалились на пол.
– С меня довольно, – пробормотал я, глядя на черную дыру в потолке и натягивая брюки. – Уступаю право кому-нибудь из вас.
– Я! Можно я?! – без колебаний вызвалась Лора.
Она села на мою ладонь, и я поднял ее к выгнутым и острым обломкам рамы. Она ухватилась за них, подтянулась и перевалилась в нишу.
– Тут очень темно! – сказала она, осмотревшись.
Я ходил по комнате, задрав голову кверху, и по тому, как оживали плитки, определял, в каком месте ползет Лора. Алина продолжала сидеть на полу. Известковая пыль, осевшая на ее голову, сделала девушку седой.
– Не молчи! – требовал я. – Что видишь?
– Провода, – отозвалась из-за потолка Лора. – Пучками торчат, как цветы. Меня не убьет током?
– Ничего
