– Все отлично, – бесстрастно выдала Аманда, присаживаясь на край дивана, но не улыбаясь.
Улыбка в такой день казалась ей кощунством и издевательством над памятью Эштона.
Произнеся фразу, Аманда задумалась над тем, как глупо та прозвучала, но ей почему-то было все равно. Мать спросила, она ответила. Так получилось.
– Скажи, дорогая, как все произошло? Эти газетчики... Они же всегда все перевирают, – Сара вновь схватилась за платок, стараясь изобразить на лице вселенскую скорбь.
Аманду перекашивало от одного взгляда на мать.
А ещё от того, что в комнате пахло чем-то съестным. Аромат доносился из кухни. Запах был, конечно, слабее, чем, непосредственно, на пищеблоке, а все равно раздражал. Аманда готова была сейчас на стену залезть, только бы ничего не чувствовать. Кажется, пахло жареным мясом. Вновь вспомнился запах гари в школе и кровь. Мясо... Кровь... В голове вновь выстроилась цепочка ассоциаций. Стало противно вдвойне. Мерзко, отвратительно. Ужасно.
В который раз за этот день желудок болезненно сжался. Теперь к горлу подкатывал выпитый алкоголь, голова кружилась, все перед глазами плыло. Аманда прижала ко рту ладонь, прошипела сдавленно: «я сейчас», вылетела из комнаты.
Она рухнула на колени перед унитазом. Её вновь выворачивало наизнанку от тех жутких воспоминаний, а еще от алкоголя. Видимо, он вызвал интоксикацию. Непривычный к алкоголю организм, отторгал то, что ему было противно. В теле была жуткая слабость, будто девушка несколько дней подряд, без отдыха занималась тяжелым физическим трудом, и сейчас усталость сбивала её с ног.
– Мэнди, как ты? – раздался голос матери.
Сара, кажется, на время перестала изображать из себя умирающего лебедя. Она искренне интересовалась здоровьем дочери.
– Ужасно, – простонала девушка.
– Тебе нужно отдохнуть, – заботливо произнесла Сара. – Ты переутомилась, а тут ещё я со своими вопросами налетела... Прости меня, но я сделала это не со зла. Просто мне нужно знать, как это все произошло. Что случилось с моим мальчиком. Как так получилось...
«Он умер, мама, и не важно, как это произошло. Важно то, что его не вернуть», – подумала Аманда, но не озвучила свои мысли, оставив их при себе.
– Не мучился. Умер мгновенно, – отчеканила она, как на допросе. Четко, по делу, никаких лишних деталей. – Оттолкнул меня к стене, а сам не успел отскочить в сторону.
Девушка закусила губу, думая, что еще добавить к вышесказанному. Слова не шли из горла. Она не заметила, как вновь залилась слезами.
– Ну что ты, Мэнди. Девочка моя... – Сара опустилась на колени рядом с дочерью, погладила её по волосам и обняла за плечи.
Это было немного странно. Обычно она жутко переживала за свой внешний вид, даже одна-единственная пылинка на юбке выводила её из себя. А сейчас она сидела на полу, обнимала дочь за плечи. Пыталась её утешить, не придавая особого значения тому, что Аманда плачет, уткнувшись носом ей в плечо, и на блузке уже появились пятна от размазавшейся косметики.
– Всё будет хорошо, – шептала она, произнося эти слова, будто заклинание.
Хотела убедить в их правдивости не только Аманду, но и себя.
Быть может, впервые в жизни Мэнди чувствовала, что рядом с ней мама, а не чужая женщина, названная по ошибке судьбы «матерью».
* * *
Эшли возвращался домой поздно вечером.
Состояние у него было неважное. Создавалось впечатление, что кто-то из него душу вынул, разобрал на кусочки, заново собрал, и вновь вложил в тело. Да только в процессе один из элементов был утерян, потому сейчас была в груди какая-то поразительная пустота, которую никогда и ничем не заполнить. Как ни старайся, все равно ничего хорошего не выйдет, только напрасно время будет потеряно.
Толкнув калитку, он зашел во двор, пересек его и остановился у двери, раздумывая, стоит ли курить в доме, или лучше покурить на воздухе. Сомневался недолго, решение оказалось в пользу улицы. Достав из пачки сигарету, он присел на перила и прикурил, выпуская в ночное небо струю дыма.
Сегодня хоронили Люси.
Организацией похорон, как ни странно, занялась Кристина, которая совсем недавно кричала, что нет у нее дочери. Никогда не было. Сейчас, когда Люси, на самом деле, не стало, она пересмотрела свои принципы. Не все, конечно. Только те, что были связаны с дочерью. Директриса поняла свою ошибку, но, в который раз выместила свое зло на другом человеке. В смерти дочери она обвинила не тех подонков, что ворвались в школу с оружием в руках, а Дитриха. Паркера это решение не удивило. Чего-то подобного он ожидал с самого начала, когда только узнал о происшествии в школе.
Увидев сюжет в новостях, Эшли на время потерял дар речи. Отказывался верить в произошедшее. В новостях показывали пустую школу, разбитые окна, коридор, усеянный осколками стекла, подсохшую кровь на полу, устеленном паркетом. Потом на экране появились кадры со школьных камер слежения, и Паркер увидел то, что творилось там непосредственно в момент трагедии. Увидел он и своего соседа с Люси на руках. В тот момент Паркеру оставалось только открывать и закрывать рот, но ни слова он не мог произнести вслух.
Поздно вечером в соседнем доме снова разразился грандиозный скандал, главный лейтмотивом которого стала фраза: «Из-за этой твари погибла моя дочь». Вильямс нарисовалась на пороге чужого дома, сразу кинулась в атаку, она кричала, плакала, слала проклятия в адрес Дитриха, обвиняла его во всех грехах, время от времени кричала, что это именно он должен был сдохнуть, а не её девочка. Родители Ланца пытались вмешаться в скандал, но Дитрих быстро оттеснил их, заявив, что это его личное дело, потому разбираться со всем происходящим будет только он. Потому что он давным-давно стал самостоятельным, а, значит, способен сам отвечать за свои поступки.
Кристина была, как разъяренный коршун. Налетела на Дитриха, расцарапала ему лицо. Сейчас на щеке красовались живописные царапины, оставленные её ногтями. Дитрих не сдержался, ударил женщину по лицу, высказав, что она сама во всем виновата, и не следовало подталкивать их с Люси друг к другу. Все её поступки – форменный бред, и сейчас она пытается не искупить свою вину, а просто очерняет всех, кто оказался на деле лучше нее. Сама указала дочери на выход, сама от нее отказалась, а теперь корчит из себя добрую, заботливую мать, готовую ради ребенка на всё.
– Гори в аду, выблядок! – кричала Кристина.
– Провались к дьяволу, – отвечал ей Дитрих.
В итоге Кристина бросила Дитриху в лицо его документы, уведомив, что он может начинать искать себе новую школу. В этой она его видеть не желает, потому что соблазн сгноить заживо неугодного мальчишку слишком велик. А потом развернулась на каблуках и, ничего не объясняя, направилась к машине. Она приезжала за вещами Люси, но так и уехала без них. Во время спора и начинавшейся драки позабыла о своей первоначальной цели. Женщина торжественно пообещала себе, что ноги её больше не будет в этом гадюшнике. Намерена была свое обещание исполнить. Ей нечего делить с Ланцем. Во всяком случае, теперь.
