— Скажите честно — он просто стал слишком могущественен чтобы престол увидел в нем не просто опору, а нечто большее…
— Ерунда, — отмахнулся он, — Он не большая опасность для Императора, чем майский жук. Но он стал неудобством. Которое надо было разрешить самым тактичным образом. Поэтому Император соблаговолил обратиться к «Знамению Веры», своим верным слугам.
— Тайный смертный приговор? Вместо высочайшего судилища? Вот истинное благородство!
— Не смей сомневаться в добродетельности Императора! — жестко сказал человек в сутане, и по его голосу я поняла, что этой темы придерживаться опасно. Хотя о какой опасности может идти речь, если разговариваешь с собственным палачом?.. — Иначе пожалеешь об этом, неверующая. Император не мог судить графа Нантского своим судом. Граф сделался слишком влиятелен в своих землях, и мы все знали его слепое безрассудство. Он был не из тех людей, которые сами являются на суд и снимают корону. О нет. Узнай он об этом, он поднял бы свой штандарт — и в Империи воцарилась бы многолетняя гражданская сеча, жаркая, как адские котлы. Император не мог позволить гибели своих подданных в братоубийственной резне. Он сам вынес приговор, на закрытом заседании тайного суда в Аахене. И повелел нам привести его в исполнение.
Нас разделял всего один шаг. Я даже ощущала запах несвежего дыхания, доносившийся из его рта. Не хватало совсем чуть-чуть. Я умела быть терпеливой. Человек, который привык занимать в пространстве одну и ту же неизменную площадь, умеет ждать. Наверно, это единственное, что он умеет по-настоящему.
— Вы могли убить его быстро. К чему эти игры?
— О, это было бы весьма сложно, — человек в сутане улыбнулся моим словам, как опытный ритор, наперед знающий реплики оппонента, наслаждается каждым этапом спора, — Граф Нантский был мнителен, как и всякий высокородный старик, проживший более двухсот лет. Он окружил себя охраной, не уступающей охране самого Императора, и мог не беспокоиться за свою жизнь. Днем и ночью его защищала личная гвардия, но кроме «Сверкающий копий» у него был огромный штат тайных слуг. Защита состояла из многих частей и была невероятно прочна. Мы проверили несколько вариантов, но все они казались недейственными или недостаточно надежными. Снайпера, яды, направленный луч лайтера с орбиты, атака личных покоев смертниками, живая бомба… Он предусмотрел все, этот хитрец. Или думал, что предусмотрел. Его замок был настоящей крепостью, кроме того, ему хватило ума окружить себя беззаветно преданными слугами и сервусами, способными слышать лишь его приказы. Нет, он не собирался умирать, по крайней мере в ближайшем времени. Но приговор был вынесен, и он мог лишь отсрочить казнь. Мы нашли брешь в его доспехах.
— Собор Святого Дометиана… — прошептала я. Наверно, у него был тренированный слух, потому что он услышал и довольно кивнул.
— Конечно. С его стороны это было глупостью, конечно. Фамильная реликвия… Имя в честь древнего святого, благодетеля Нанта… Это было глупо. В этом соборе граф был уязвим, и мы поняли, как должны де…
Увлеченный разговором, двойник отца Гидеона сделал еще один шаг к моей кровати. К стоящему рядом с ней Клаудо. Я достаточно долго ждала этого последнего шага. Я хорошо это умела — ждать. А сервус хорошо умел лишь выполнять чужие приказы.
В своем роде он был таким же, калекой, как и я. Но между нами было отличие. Он, по крайней мере, умел двигаться.
— Клаудо, бей! — крикнула я изо всех сил.
Все зависело от того, сможет ли сервус понять приказ и, поняв, достаточно быстро отреагировать. Клаудо всегда был недалеким, и годы, проведенные на службе, не сказывались благотворно на его полу-расплавленном мозге. Даже самые простые команды иногда ставили его в тупик, и требовалось не один раз повторить их или сформулировать иначе, прежде чем безмолвный слуга с мертвым взглядом невидящих глаз, выполнял поручение.
Но эту команду он понял и выполнил безошибочно.
Какое-то мгновенье, пока его рука, увенчанная серым кулаком, распрямлялась, мне показалось, что он успеет. Он должен был успеть. И в каком-то срезе реальности, представлявшем еще не случившееся будущее, я увидела, как отлетает далеко в сторону фигура в черной сутане, получившая сокрушительный удар в лицо…
Клаудо не смог даже коснуться его. Как только кулак выстрелил вперед, двойник отца Гидеона легко, одним текущим движением, отклонился в сторону. Как молодое гибкое дерево, согнутое порывом ветра, мгновенно распрямившееся. Только это происходило куда быстрее, со скоростью, недоступной ничему, сотворенному природой или Богом. Но этот человек был сотворен чем-то другим.
Я увидела блеск стали, крохотную замороженную молнию, мелькнувшую снизу вверх. Но вместо раскатов грома за ней последовал другой звук, громкий треск вспарываемой материи, и вслед за ним — мокрое хлюпанье, какое иногда бывает, если отрезать ножом ломоть непропекшейся, сырой внутри, запеканки. Рука Клаудо отделилась от тела и упала вниз отсеченной веткой. Перебивая запах остывающей еды, появился новый, затмевающий его. Но пахло не кровью, а чем-то другим, более едким и тяжелым.
— Глупо, — сказал человек с кинжалом в руке, отступая от дергающегося сервуса, чьи глаза не выражали даже боли, — Я был о тебе лучшего мнения, девчонка.
Я вскрикнула, когда он ударил еще раз. В этот раз он метил немного выше. Голова Клаудо с хрустом наклонилась — как будто шея, державшая ее много лет подряд, вдруг ослабела и обмякла. Я успела увидеть в последний раз его лицо. Такое же серое, безжизненное, как и прежде, не способное выразить даже подобие чувства. Потом голова Клаудо оторвалась от тела и с глухим шлепком упала вниз. На месте среза остался торчать ребристый остов трахеи, обвитый тусклыми серебристыми трубками. Из обезглавленного тела полилась кровь, но не так, как могла бы политься из обычного человека — неспешно вяло, точно она была слишком густа для этого. Убийца с отвращением оттолкнул мертвого сервуса, и тот рухнул на пол.
— Эта кукла раздражала меня с самого начала, — вздохнул он, — И я разочарован тобой, Альберка. Глупый фокус. Знаешь, я ведь могу не проявлять к тебе милосердия. А просто оставить в горящем доме, в обществе твоих мертвых компаньонов. Думаю, это будет очень поучительно. Огонь разгорится не сразу, он будет подбираться к тебе несколько минут. А ты будешь чувствовать жар и не сможешь отодвинуться ни на ладонь. Ты будешь наблюдать, как медленно сгорают твои ноги, руки, как чернеет и вздувается кожа…
Наверно, если бы я слушала его, то и в самом деле перепугалась бы — его слова, нарочно безразличные, могли нагнать страху. Но сейчас я смотрела только на мертвого Клаудо. Он выглядел таким же беспомощным и жалким, как и при жизни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
