Первые два-три дня Макс и Элли обсуждали возможность того, что им придут на помощь, со все возраставшей озабоченностью, потом, исчерпав эту тему, они оставили ее; такие разговоры лишь вгоняли их в еще большую тоску. Элли стала очень редко улыбаться и совсем оставила свои легкомысленные разговорчики; было похоже, что до нее, через всю ее броню, дошло наконец, что такое действительно может произойти с Элдрет Кобурн, единственной дочерью богатого и почти всесильного Имперского Наместника Кобурна, — чтобы она стала рабом, имуществом, скотом у тварей, которых и самих-то только в зоопарке показывать.
Макс воспринимал ситуацию немного более философски. Он никогда не имел многого и потому особенно многого и не ожидал — не то чтобы ему все это нравилось. Свой самый большой страх он держал в тайне. Элли определяла их положение как «зверей в зоопарке», так как чаще всего к ним прибегали маленькие кентавры, фыркавшие и блеявшие, рассматривая их с любопытством, которого не проявляли старшие. Макс не спорил с таким определением, так как думал, что статус их гораздо печальнее — он подозревал, что их откармливают, чтобы потом съесть.
Примерно через неделю после их пленения Элдрет отказалась от завтрака и промолчала все утро. Любые попытки Макса заговорить вызывали лишь односложные ответы. Не придумав ничего лучшего, в отчаянии, он сказал:
— А спорим, я побью тебя в трехмерные, дав фору в два звездных корабля.
Это ее несколько завело.
— Ты и кто еще? — презрительно спросила она. — Не в одиночку же ты свершишь такой подвиг? И чем играть?
— Ну, можно играть в голове — ты же знаешь, вслепую.
Элли покачала головой.
— Так не пойдет. Ты ведь всегда говоришь, что у тебя память лучше, и мне будет не доказать, что ты жульничаешь.
— Мерзкая, вредная малолетняя девица.
Неожиданно она расплылась в улыбке.
— Вот так-то будет лучше. Последнее время ты со мной что-то слишком нежен и внимателен — это вгоняет в тоску. Макс, а мы можем сделать шахматы.
— Каким образом?
— А вот из этих штук. — Она подобрала одну из шишек, в изобилии валявшихся по всей поляне. — Большая будет флагманом. Мы можем подобрать их разных размеров, отламывать чешуйки и всякое такое.
Мысль заинтересовала их обоих. Миску с водой отодвинули в сторону, так что она не занимала более середины пространства, ограниченного предельной длиной поводков. Ничейную землю тщательно очистили от иголок и расчертили на доски. Доски по необходимости располагались в одной плоскости, нужно было собирать их в куб в уме, но для игроков с хорошим пространственным воображением это совсем не помеха, так часто делали, если играли на простом, не электронном комплекте — чтобы меньше мучиться, переставляя фигуры.
Камешки стали автоматическими кораблями, клочки ткани, привязанные к шишкам, помогали различать, где черные, а где белые и где какая фигура. К середине второй половины дня все было готово. А к тому времени, как наступившая темнота вынудила их бросить это занятие, Макс с Элли все еще играли первую партию. Когда они ложились спать, Макс сказал:
— Пожалуй, я лучше сегодня не буду держать тебя за руку. Так можно в темноте посшибать все фигуры.
— Я не засну без этого — я буду бояться. Да и все равно эта горилла все перевернула на одной из досок, когда меняла воду.
— Это не страшно, я помню, как там все стояло.
— А в таком случае ты сможешь вспомнить и где стоят остальные. Дай руку.
Он пошарил в темноте и нащупал ее пальцы.
— Спокойной ночи, Макс. Спи крепко.
— Спокойной ночи, Элли.
С этого времени они играли от рассвета до заката. Их владелец пришел однажды во время игры, с час понаблюдал за ними и удалился, не профыркав ни слова. Однажды, когда Элли сумела свести партию вничью, Макс сказал:
— Знаешь, Элли, а ты жутко хорошо играешь в эту игру — для девушки.
— Преогромнейшее тебе спасибо.
— Да нет, я же серьезно. Я думаю, что женщины, вероятно, такие же разумные, как и мужчины, но только вот большинство из них никак этого не проявляет. Вероятно, это потому, что такого от них и не требуется. Если девушка хорошенькая, ей совсем и не обязательно думать. Конечно, если она не может полностью положиться на свою внешность, тогда — ну, возьмем вот для примера хоть тебя. Если ты…
— О! Так значит, мистер Джонс, я уродина!
— Да подожди ты секунду. Я же этого не говорил. Давай предположим, что ты прекраснейшая из женщин со времен Елены Троянской. В таком случае ты… — Тут Макс обнаружил, что разговаривает с ее спиной, Элли отвернулась от него, обхватила руками колени и полностью его игнорировала.
Он вытянулся изо всех сил, насколько позволял ему поводок, и сумел дотронуться до ее плеча.
— Элли?
Она стряхнула его руку.
— Держись-ка чуть подальше от меня. От тебя воняет, как от старого козла.
— Ну, — рассудительно проговорил Макс, — ты ведь тоже не лилия. И давно не мылась.
— Я прекрасно это знаю, — почти крикнула она и начала всхлипывать. — И мне от этого противно. Мне это совершенно отвратительно. Я выгляжу жутко.
— Нет, для меня ты не выглядишь жутко.
Она повернула к нему очень грязное и все мокрое от слез лицо.
— Врешь ты все.
— Ничего такого страшного, с чем бы не справились вода и кусок мыла.
— Если бы только они у меня были. — Элли посмотрела на него. — Вы и сами не в наилучшей форме, мистер Джонс. Вам крайне необходимо подстричься, а то, какими клочками растет у вас борода, — это просто ужас.
Макс потрогал пальцем щетину на своем подбородке.
— Ничего не могу с этим поделать.
— Вот так же и я. — Она вздохнула. — Расставь тогда фигуры по местам.
После этого Элли побила его в трех партиях подряд. Один раз — поставив ему позорный, идиотский мат. По окончании он тоскливо посмотрел на доски.
— Так это ты — та самая девица, которая прогуляла неправильные дроби?
— Мистер Джонс, а вам никогда не приходило в голову, что женщины иногда предпочитают не казаться чересчур умными, понимая, в каком мире они живут? — Пока Макс пытался переварить такую неожиданную мысль, она добавила: — Этой игре я научилась, сидя на коленях у папы, раньше, чем стала читать. Я была чемпионом Гесперы среди юниоров, пока меня оттуда не похитили. Заходи как-нибудь в гости, я покажу тебе свой кубок.
— Ты что, серьезно? Правда?
— Да я легче обойдусь без еды, чем без игры. Но ты понемногу учишься. Когда-нибудь ты сумеешь оказать мне серьезное сопротивление.
— Наверное, я совсем не понимаю женщин.
— Это еще очень слабо сказано.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
