— Что они хотят-то от нас? — спросил Одлик, идущий позади Шарпы. — Не спал я совсем этой ночью, только вздремнуть лег, тут ты...
— Известно, что хотят, — ответил пожилой монах, останавливаясь в двух шагах от Дука и стуча в дверь. — Щас сам поймешь...
— Войдите, — донеслось изнутри.
— Так ты знаешь? — спросил Одлик. — А чего дворовых в селении оставили, да еще и вина бочонок им выставили?
— Того и оставили, сам услышишь, — монах толкнул дверь.
Дук, если бы протянул руку, мог бы коснуться его плеча. Сам он не дышал и не шевелился. Шарпа шагнул в зал, тут с лестницы донесся голос управляющего:
— Шарпа, Одлик! Бруна спрашивает, не видали вы этого, что с госпожой Ларой пришел...
Одлик повернулся к лестнице, Шарпа вышел из залы.
— Так их трое пришло, — громко ответил он.
— Этого, не ваганта и не жирного, а третьего, как его... Дука. Бруна жалуется, он от работы бегает.
— Не видали, — откликнулся Шарпа. — Сами ищите, мы заняты.
Монахи вошли в каминную залу, где за столом сидел господин Ивар, плотно прикрыли за собой дверь и поклонились.
Ивар показал им на лавку с другой стороны стола. Дук Жиото был уже внутри, присел возле камина, привалившись к стене, и приготовился слушать.
—...ночью сделаете. Дворовые почти все внизу, никто ничего не услышит. Надо полагать, драгоценности в шкатулках. Или в сундучках каких-то маленьких, ящичках... Их должно быть два или три. Может, четыре — но не больше. А еще завещание.
Рыбий взгляд переместился с одного лица на другое, затем Ивар уставился на ножик, который крутил в руках. Монахи переглянулись, и Шарпа сказал:
— Да нужно ли все это, господин? Госпожа ведь не сидит там безвылазно, выходит иногда. А Вач всегда за нею бродит. Ну, выманите их во двор, можно ж придумать что-то. Ключи от всех комнат сами знаете у кого, мы отопрем да и обыщем...
— Умные нашлись, — сказал Ивар. — Комната уже дважды обыскана. Нет там ничего.
Воцарилась тишина. Под стеной Дук Жиото осторожно вытянул затекшие ноги. Он внимательно слушал.
Одлик произнес:
— Она, что ли, их при себе носит? Как же, куда она их...
— Под подолом могла спрятать, — перебил Шарпа. — А может, и Вачу доверила таскать. Вона какое дело... Тогда понятно. Видел, на нем теперь тапперт, госпожа Лара заставила Бруну ему дать? Вот Вач под ним и... Но это, конечно, если она Вачу совсем уж доверяет. А могла и у себя оставить. Правду я говорю, господин?
Ивар не ответил, задумчиво крутя ножик в пальцах.
— А завещание это, оно-то зачем? — продолжал Одлик. — Что с него толку?
— Сжечь, — отрезал Ивар.
Шарпа покивал и пояснил Одлику:
— Ты не слыхал, потому что на стене тогда был.
— Госпожа Лара прочла, что там в завещании написало, при всех. Ключница, управляющий, лекарь, кузнец, дворовые, служанки. Все слышали. Когда...
— Когда в Форе успокоится и мы туда вернемся, — заговорил Ивар, и монах умолк, — Приорат подтвердит подлинность...
— Да как же он подтвердит? — не сдавался Одлик.
— По пощщерку, — сказал Шарпа.
— Подчерку, — поправил Ивар. — Старик служил в Приорате, там имеются какие-нибудь документы, написанные его рукой. Приорат подтвердит, что завещание написано им и... — Господин вонзил ножик в столешницу. — Этот Вач, как он?..
Монахи вновь переглянулись.
— Справный боец, — протянул Одлик. — В обители Вач, пожалуй что, лучшим был. Настоятель наш, я сам слыхал, говорил как-то про него: счастье, что он так же глуп и верен, как силен и ловок.
— Но вы двое с ним справитесь?
— Тяжелое дело, господин. Могем и не справиться. Что скажешь, Шарпа?
Тот кивнул.
— Вач — он такой, боевитый. Нет, вдвоем мы, пожалуй, его одолеем. Хотя опасно это, опасно. Можем не сладить.
— Так что, еще люди вам нужны?
— Троих бы в помощь, господин. А то и четверых.
Ивар задумался, щелкая пальцем по рукояти торчащего из стола ножика.
— Кузнец, конюх и его сын, — сказал он, наконец. — Я их знаю, они что угодно сделают, только денег им пообещай. Ладно, поговорю с ними сейчас. Как выйдете — найдете всех, скажите, чтоб сюда шли.
— Кузнец здеся, на стене караулит, сегодня его черед. А конюх с сынишкой вроде в селении остались? — спросил Одлик у Шарпы.
Ивар сморщился.
— Так побежишь сейчас за ними! Приведешь сюда, и побыстрее, пока они там не напились.
— А потом как, господин? После всего — что ж нам, убегать да прятаться?
— Зачем же. Завтра скажете всем, что на замок налетела стая людосов, как раз когда госпожа Лара со слугой гуляли по крыше паласа. Мол, вы отговаривали, да она захотела туда подняться. Вы ее охраняли, сражались с чудищами, но... И если от Вача у вас раны останутся — совсем хорошо. Скажите: вот как нас чудища потерзали. А мы все подтвердим.
— И остальные господа подтвердят?
Ивар кивнул.
Шарпа поднялся с лавки, задумчиво поглядел на камин. Взгляд скользнул по Дуку, сидящему сбоку на полу, и монах повернулся к господину.
— Ежели еще трое, значит... — сказал Шарпа.
Одлик вскинул голову:
— А и правда! Одно дело на двоих делить, совсем другое — на пятерых...
Руки молодого монаха лежали на столе, и господин Ивар, выдернув нож, вдруг ткнул лезвием в жилистое запястье.
— Ай! — Одлик вскочил, перевернув лавку. — Вы что это!..
— Полсотни монет! — зашипел на него Ивар. — Полсотни золотом вам даю, чтоб двоих порезать, а ты, щенок, осмеливаешься больше требовать? Если вам еще люди нужны, так это ваша беда, а не моя. Ты, Одлик... глупец! Не разевай больше при мне рот, понял? Чтоб ни слова больше от тебя! — пока он говорил, монах медленно отходил от стола, потирая запястье. Шарпа молча наблюдал за происходящим.
— Слушайте оба, — сказал Ивар, успокаиваясь. — Вас будет пятеро, так? Кто сказал, что все живы останутся? Если этот Вач так силен, как вы говорите, так он запросто троих сможет порубить. Троих, ясно? А двое лучших бойцов выживут. Поняли? Все поняли, спрашиваю?
— Как не понять, ваша милость, — откликнулся Шарпа. — Троих Вач зарубит, а не зарубит, так мы... — он умолк и поглядел на Одлика.
— То-то. Теперь ты, Шарпа, веди ко мне кузнеца. Если замок на полночи без дозорного останется — ничего, переживем. А ты, Одлик, беги в селение, разыщи конюха с сыном и тащи сюда. Да быстро, темнеть скоро будет! Если они пьяные, водой их из реки облей. Этой ночью вы все должны сделать, ясно?
* * *
Очень хотелось хлебнуть «травяной крови»: у Дука пересохло горло, а кожу на лице стянуло к носу и губам так, что того и гляди пойдет трещинами. И еще было ощущение, будто язык распух и не помещается во рту.
Сглатывая, он выскочил из паласа. Он-то думал сделать все следующей ночью, подготовиться как следует, а тут такое...
Жиото пробежал через пустой двор, сунулся в конюшню — там Барда Бреси не было, — заглянул в дом с кухней... и здесь нет ваганта! Из раскрытого люка подпола донеслось звяканье. Встав на колени, он заглянул туда. Ключница Бруна что-то переставляла на полках вдоль стены, осторожно пробираясь между стоящими на земляном полу жбанами и кувшинами. Дук спрыгнул и выпрямился. Бруна оглянулась, подозрительно вытаращилась на пустое место, от которого только что донесся приглушенный шум. На ключнице было драповое платье и теплый шерстяной платок, перематывающий крест-накрест грудь и плечи, завязанный узлом на спине. На левом боку из-под платка свисало железное кольцо с ключами.
Она что-то пробормотала и повернулась к Жиото спиной. Дук шагнул к ней, когда ключница потянулась к верхней полке, осторожно взялся за кольцо.
И тут же получил локтем по уху — Бруна развернулась, пихнула его, визгливо выкрикнув:
— Я тебя слышала, ты где прячишьси... — и замолчала, прижимая связку к боку, растерянно крутя головой.
Дук особо и не надеялся стянуть ключи вот так легко. Перед тем как взяться за кольцо, он высвободил посох из петель на поясе. Убивать тетку надобности не было, и Жиото с размаху стукнул ее тупым концом по лбу.
