Локос – несчастные жертвы нервного срыва Бета-креатора Васкеса – оцепили храм плотным кольцом. Я решил подобраться к ним поближе, чтобы шесть мощных штуцерных пуль, выпущенных в гущу противника, поразили как можно больше целей. Однако едва я вышел из-за дерева и взял штуцер на изготовку, как позади меня раздалось сопение, покашливание и шуршание множества ног по траве. Вздрогнув, я резко обернулся, уже готовясь получить в упор с десяток пуль или быть нанизанным на такое же количество клинков. А то и пережить все эти удовольствия заодно.
Чуть меньшая, чем окружившая точку «Феникс», компания оседлых подкараулила меня, пока я прятался в лесу, и беззвучно подкралась, выдав себя только сейчас. Естественно, что моя и без того шаткая стратегия развалилась мгновенно. Но даже в таком заведомо проигрышном положении я все-таки удержался от соблазна начать убивать направо и налево, лишь бы не пропадать задаром. Мой палец не дрогнул на спусковом крючке, как это случилось на крыльце библиотеки, хотя сейчас я удивился бы нервному срыву куда меньше.
Причина моей заминки крылась в странном поведении подкравшихся ко мне локос. До сей поры их обычной тактикой служила либо яростная атака сильного противника, либо столь же яростное преследование слабого. Но эта группа оседлых вела себя на удивление сдержанно. Я еще не забыл безумные глаза тех локос, которые гнались за нами с Кассандрой по лесу, и других, с которыми мы сталкивались потом в фуэртэ Кабеса. Оседлые, обступившие меня полукругом, вели себя так, будто я был их командиром и привел их за собой с целью вычистить местность от других локос. О нападении на меня эти изверги, похоже, не помышляли – их оружие было опущено, а об агрессивности говорили лишь мрачные лица, но не поведение.
От неожиданности я попятился, и оседлые как привязанные двинулись за мной, продолжая, однако, сохранять дистанцию. Ни один ружейный ствол не дернулся вверх, ни одна секира или сабля не взметнулись в ударе... Пялясь во все глаза на странных преследователей, я чуть было не упустил из виду тех локос, с которыми только что собирался воевать. Заслышав, как они тоже пришли в движение, я обернулся, думая, что наконец-то все встает на свои места и сейчас веселье помчится во весь опор!..
Такие же угрюмые лица и та же апатичная реакция на мое появление... Как только оседлые повернулись в мою сторону, их нацеленное на храм оружие сразу опустилось. Я снова оторопел. Не собратья ли этих локос еще вчера жаждали разорвать меня на куски с такой страстью, что бросались грудью прямо на пули? Что же такое переломное могло случиться, отчего оседлые за одну ночь утратили ко мне всякий интерес?
И когда адреналин во мне перекипел, а я окончательно убедился, что локос не намерены превращать меня в фарш, догадка не заставила себя ждать. И была она элементарнее некуда. И в той маленькой придорожной деревеньке, и в столице я не ощутил бы на себе ярость осатаневших оседлых, попадись я им навстречу один, без своей спутницы. Те локос гонялись вовсе не за мной, а за Кассандрой, и меня атаковали только потому, что я защищал скиталицу, не останавливаясь ни перед чем. Сегодня утром я попался локос в одиночестве, поэтому они безошибочно опознали неким внутренним чутьем во мне своего.
Именно своего! Ошибался старина Квинт, когда заявлял своим бойцам: «Респетадо Проповедник – не локо!» Разве не был Арсений Белкин в симулайфе таким же оседлым, как прочие его коренные обитатели? Пусть чересчур разумным по сравнению с обычным аборигеном, пусть ведущим скитальческий образ жизни, пусть обладающим более широкими правами и возможностями... Но что из того? Если взглянуть на вещи трезво, Проповедник являл собой все ту же говорящую движущуюся декорацию, как и прочие оседлые, будь они торговцами, земледельцами или рекрутами. И возразить на это было трудно. Что связывало меня с реальностью, как скитальцев, к которым до недавних пор я себя незаслуженно причислял? Только воспоминания и больше ничего.
Я был искусственным персонажем, знающим, что такое настоящая реальность, и в деталях помнившим прошлую жизнь покойного господина Белкина. Если бы Бета-креатор пожелал, он одарил бы подробной памятью любого из оседлых. Просто им она была ни к чему, а вот мне по чьей-то милости или халатности оставлена. А может, «файлы» моей памяти принадлежали к тем загадочным фрагментам ВМВ-кода, которые якобы хранили информацию о моей душе? Тогда это вселяло уверенность, что память об Анабель останется в неприкосновенности и я непременно буду помнить о Кассандре в следующей жизни, далекой и загадочной, как граница Вселенной...
Я опустил оружие и устало прислонился к одной из ритуальных глыб, что окружали точку «Феникс». Проповедник вернулся в общество своих сородичей, родство с которыми он столько времени отвергал. Локос еще с минуту взирали на меня, как на блудного сына, после чего разбрелись по опушке: кто блокировал до этого точку, вернулись в оцепление, остальные направились назад, в лес.
Война отменялась, но стоявшая передо мной проблема от этого не исчезла. Несложно было предугадать, как отреагируют локос на появление Анабель и Полины. Что мне делать с врагами, я знал. Моя беспринципность позволила бы обойтись так же и с «сородичами» – родство родством, но сегодня мое отношение к оседлым все равно не стало теплее. Однако их удвоившееся количество отправило в мусорную корзину все до единого тактические сценарии. Оставалось только одно средство, но применять его на безмозглых болванах было что стрелять в луну, надеясь превратить ее в бублик. И все же я попробовал, поскольку деваться-то один черт было некуда.
Какая только непривычная работа не сваливалась порой мне на голову и при жизни, и в Терра Нубладо, но ораторствовать пока не доводилось ни там, ни здесь. Скажу сразу: людям, что занимаются этим профессионально, надо всем до единого присваивать звание героя еще при жизни. За нечеловеческую самоотверженность в навязывании своего мнения другим, ибо сизифов труд, и тот в сравнении с ораторским делом выглядел куда как осмысленно. Именно такое мнение сложилось у меня, когда, взгромоздясь на невысокий булыжник, я, надрывая голос, сначала созвал к себе локос, а потом развернул перед ними речь. Чувствовал я себя при этом если не Цицероном, то по крайней мере уличным оратором лондонского Гайд-парка.
Надо признать, оседлые откликнулись на мой призыв довольно воодушевленно. Бойцы оцепления побросали позиции и сразу столпились возле моей трибуны, «лесные братья» подтянулись через несколько минут. Я воспрянул духом: локос собирались меня выслушать, а это напрямую указывало, что остатки разума в них все-таки теплились. Теперь оставалось только уверовать в могущество собственного слова. Мне предстояло убедить народные массы немедленно выступить в крестовый поход против скитальцев. Неважно куда, главное, массы должны были в полном составе рвануть с этой поляны как можно быстрее и подальше. Фуэртэ Кабеса – оплот «неверных» – вполне подходила для локос в качестве достойной цели.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
