Недостаток покрывала эффективность. На земле вырастали первые «ковровые дорожки», поражающие технику и людей вне укрытий[608].
Для «SD-2» создали три разных взрывателя: ударный, замедленного действия и тот, который делал из бомбы неизвлекаемую мину. Последний вариант постоянная головная боль наших аэродромов, вошедшая в устную историю с незатейливым названием «лягуха» или «жучок».
Эффект пропал, когда советские зенитчики наконец перестали суетиться, получили мелкозернистую по калибру артиллерию и очень возлюбили, как цель, низколетящий бомбардировщик люфтваффе.
А так, в начале войны, под матерки пехоты палили в белый свет, как в копеечку[609].
Тридцать штук таких бомбочек влезало и в «Шторьх». Панов спокойно полагал, что именно так и родился миф о наглых немецких летчиках, глушивших красноармейцев с бреющего полета чуть ли не ручными гранатами.
На втором заходе ведущий «Ю-87» слишком низко вышел из пикирования и исчез во вспышке взрыва.
«Я очевидец», — непроизвольно усмехнулся Панов.
Редкое зрелище. В памяти всплыло, что, согласно немецким отчетам, так потерян один «лаптежник». Может и так, а здесь пилот допустил ошибку, зацепившись за деревья. Нет еще черных ящиков. Но от этого попавшим под удар людям не легче.
Второй из «Юнкерсов» наткнулся на уверенный огонь ожившего «ДШК» и, чуть задымив, отвалил в сторону. Кто бы ты ни был – молодец! Нашел силы вновь встать к пулемету.
Вот атака с воздуха прекратилась, однако дальше в дело вступил субъективный фактор.
Царев передал оповещение Ненашева, но охваченные азартом боя артиллеристы не думали об опасности. Никто под настоящей бомбежкой не был, и надеялись люди, как на манну небесную, на зенитные пулеметы, отогнавшие первый корректировщик.
Убитых и раненых на попавшей под удар батарее больше сорока. В мозг бойцов и командиров, после одуряющего воя, резко вонзались пронзительные крики товарищей, молящих о помощи. Смятение! Потом кто-то наступил на бомбу-мину и навсегда исчез во вспышке взрыва.
Из орудий еще можно вести огонь, осколками иссекло не всех, но люди на батарее не желали дальше сражаться. Незнакомая, незримая, непривычная смерть, откуда она идет? Бомбежка закончилась, обстрел утих, а в дыму их что-то рвет на куски. «Прочь! Прочь, бежать, спасаться», не говорил – кричал инстинкт.
Десяток оглушенных бойцов в зеленых фуражках не смог ничего сделать, но схватить за шиворот и уволочь в окопы командиров орудий и наводчиков оказалось им по силам.
Когда, наконец, перевязали, убрали раненых и увидели штуки, на которые ну никак нельзя наступать, командир батареи с гримасой отчаянья и злости скорбно посмотрел на старшину-пограничника.
— Помогите, мужики! Мы-то не побежим.
Рядом глухо стукнула о корень дерева лопата, уцелевшие артиллеристы расширяли воронку, чтобы похоронить мертвых товарищей.
— Батарея, к бою! Огонь!..
В расчетах нашлось два-три человека, заряжающих и подносчиков нет вовсе, вот и стали погранцы на время артиллеристами. Матерясь, надрываясь от непривычного веса, они понесли снаряды к пушкам. Два орудия медленно, но верно возобновили огонь.
Еще хуже обстояли дела рядом.
— Прекратить! Немедленно прекратить![610]
На радиста из группы Ивана надвигался прибежавший сюда командир второго дивизиона. Лицо его было белым, как мел, а губы кривились. Старший лейтенант был уверен, что именно излучение радиостанции навело бомбардировщики. Не могло быть иначе, им же объясняли на лекции про радиопеленгацию.
«Внимание! Противник подслушивает» он сам видел эту надпись на черных шильдиках, стоящих на каждом передатчике. Стоит только его включить, так немцы обязательно запеленгует, накроют артиллерией и разбомбят.
Нет, в обоз, непременно в обоз нелепые ящики. Даже выключенная аппаратура казалась опасной. Ходили слухи, что, наведя какую-то «индукцию», немцы даже так могут точно вычислить их расположение.
— Что прекратить?
— Все из-за вас! Из-за твоей рации нас засекли и теперь уничтожат! Прекратить передачу!
— Дурак ты, старший лейтенант! — не выдержал Иван и получил удар кулаком в лицо. Младший лейтенант очнулся на земле и ужасом смотрел, как напротив принялись вырвать «наган» из кобуры.
Но его противник и не думал стрелять в него, а направил ствол на деревянную коробку, что сейчас корректировщику была дороже жизни.
— Стой, гад! — извернувшись, Иван умудрился ударить по руке и пули из нагана лишь взметнули пыль у радиостанции, заставляя связиста посереть от страха.
— Ах, так! — теперь тот, кто поселился в голове командира дивизиона, желал поквитаться с вредителями, наверняка сознательно работавшими рядом с атакованной батареей.
Подлетевший пограничник с белым лицом, наконец, понял, почему Ненашев отправил его заставу охранять группу. О «радиобоязни» в РККА он не догадывался, но диагноз поставил правильно. Истерика, после бомбежки у артиллериста настоящая истерика. Вот тогда удар прикладом «ППД» между лопаток выбил дыхание у безумца, потом у него зло выкрутили из рук револьвер.
— Воды! — заорал подоспевший Царев.
Струя из поднесенного ведра обрушилась на голову командира дивизиона, заставляя, наконец, очнуться, освободить помутневший мозг от дурных мыслей и увидеть злого, как черт, командира полка. Его подержали еще немного, пока не услышали:
— Все, отпускайте!
Забыв о нагане и шатаясь, мокрый до пояса, старший лейтенант побрел на позиции своих батарей, скрывшись в кустах.
— Я с ним! — Акимов поправил фуражку и двинулся вслед за командиром дивизиона. Не дай бог, натворит еще дел.
*****
А Ненашева на самом деле интенсивно слушали. Специальные подразделения ближней радиоразведки в силу специфики как раз тем и занимались. Подразделения дальней разведки слушали советские радиостанции от полка. На каждом участке фронта работали постоянные команды, которые обязаны были знать наизусть применяемые ключи, позывные, псевдонимы и фамилии командиров Красной Армии, вплоть до отдельного батальона. Из восьми радиополков, подчиненных центру в Берлине, шесть направили на восточный фронт[611].
Но сейчас немецкие связисты понять ничего не могли. Максим заранее попросил Иволгина на связь подтянуть земляков, с добротным казанским говором, взяв самое честное слово, нигде и никому не разглашать задумку.
Он нарушал «Правила радиослужбы Красной Армии», где требовалось и речевые сообщения давать кодом. Код-то придумать не проблема, но еще научить людей не путаться… Вспомнил Саша выход.
Голливудское кино про «говорящих с ветром» тут ни причем. Им в морском училище преподаватель с кафедры радиоэлектронной борьбы рассказывал, как еще в годы Первой мировой в эфире пытались говорить на языке племени «чокто».
Точные координаты вермахт не мог получить. Существующая на сорок первый год аппаратура пеленгации в диапазоне коротких волн давала не точку, а обширный район.
Сыпались бомбы и снаряды на тех, кто перегнул палку при радиопередаче открытым текстом.
Почему нарушали? Не желали молчать, было бы еще хуже, обстановка менялась стремительно. Плюс время – везде кодировали вручную, старательно составленные таблицы превращали даже короткие сообщения в объемные криптограммы, передаваемые ключом по азбуке Морзе и принимаемые на слух. Потому и понадобились живые «шифраторы», способные выполнять работу «Энигмы».
— Костя, сколько, без НЗ, осталось «огурцов»?
— Алты кыяр.
«Шесть штук», майор понял без перевода и вздохнул. Шесть зарядов на орудие, неприкосновенный запас расходовать нельзя – нечем станет обороняться или подрывать не только пушки, но и технику.
Отпущенное время для работы 455-го корпусного полка подошло к концу. Больше не выйдет держать немцев на расстоянии. Настало время пехоты и дотов.
— Эй, на «Сахаре», сворачивайтесь.
— Удачи тебе, Максим.
— Дачи у моря, — буркнул Максим, пытаясь унять волнение.
Два лейтенанта-помощника увидели, как майор спокойно запечатал давно заготовленный конверт. Внутри – лишь одна фраза «прошу имярек и имярек зачислить в штат корпусного артиллерийского полка». Eго «однокашник» Константин такую власть имел.
— Через полчаса пакет должен быть у Царева! Бе-гом! — негромким голосом скомандовал он.
Панов делал командиру корпусного артполка царский подарок. Готовую корректировочную группу, умеющую на деле вести контрбатарейную борьбу. Людей знающих, что такое и зачем прибор управления огнем, понимающих и критерии вероятности. В общем, все, что Саша помнил из методики шестидесятых годов, когда еще считали на логарифмических линейках.
А вы думаете, по учебникам какого года курсанта Панова учили в «эпоху застоя»? Неужели? Ну, вы подумайте! Как раз по очень правильным учебникам, когда регулярная армия воевала с регулярной армией. Эффективная тактика рождается из практики, и даже военным профессионалам нашего текущего главного супостата рекомендовали узнать, как другие армии решают современные проблемы[612].
