Она повернулась и посмотрела на баронета. Их взгляды встретились и долго не расходились. Оба понимали, что это вершина их жизни, которая больше не повторится. Ройан еще сильнее сжала руку Николаса и повернулась к двери перед ними. Ее залепили белой речной глиной, обретшей за века цвет слоновой кости. На этой гладкой поверхности не было ни трещины, ни пятнышка, как на нежной и гладкой коже прекрасной девственницы.
Взгляд немедленно привлекли две печати в центре белого поля глины. Верхняя представляла собой царский герб: прямоугольный выступ, увенчанный скарабеем — жуком, который, символизировал великий круг вечности.
Губы Ройан шевелились при чтении надписи, но вслух она ничего не сказала.
«Всемогущий божественный правитель Верхнего и Нижнего Египта, ближний друг Гора, возлюбленный Осирисом и Исидой Мамос, да живет он вечно!»
Под огромной царской печатью была еще одна, поменьше и попроще, — ястреб с безвольно свисающим сломанным крылом и надпись: «Я, раб Таита, выполнил твой приказ, божественный фараон». Под ястребом находилась колонка иероглифов, грозно предупреждающая: «Незнакомец! Боги смотрят на тебя. Ты тревожишь покой правителя на свой страх и риск!»
Снятие печатей с двери было знаковым действием, поэтому, несмотря на приближающийся сезон дождей, ни один из археологов не собирался отнестись к этому легкомысленно. Надо было сохранить записи о каждом шаге, о каждом открытии и нанести во время работы как можно меньше повреждений историческим ценностям.
Николас и Ройан провели один из драгоценных дней за подготовкой к вторжению в гробницу. Естественно, первой заботой Харпера стала безопасность. Он попросил Мека Ниммура поставить вооруженную стражу возле моста через сток в туннеле. Вход в эту зону был запрещен. Только Николас, Ройан, Сапер, Мек, Тессэ и еще четверо отобранных англичанином монахов могли переходить через мост.
Хансит Шериф хорошо проявил себя во время расчистки нижней части туннеля. Он был сильным, умным и старательным, поэтому Николас сделал его своим главным помощником. Именно Хансит нес штатив и прочее оборудование для фотосъемки, пока англичанин фотографировал туннель и дверь. Харпер отснял три пленки, подготовив подробный отчет о находках, и только потом позволил монахам принести инструменты, необходимые для взлома двери.
Сапер передвинул генератор до подземного пруда, чтобы снизить потерю мощности из-за длины кабеля. Потом он установил прожекторы на верхней площадке лестницы и направил их на замазанную дверь.
Собравшиеся на пороге были очень серьезны. Несмотря на то, что гробнице было несколько тысяч лет, они собирались совершить акт осквернения. Ройан перевела иероглифическую надпись-предупреждение Саперу, Меку и Тессэ, и все отнеслись к ней достаточно серьезно.
Николас разметил прямоугольный проем, который намеревался вырезать в штукатурке: достаточно большой, чтобы было удобно заходить, и включающий обе печати — царскую и с раненым ястребом. Англичанин хотел сохранить оттиски, уже видя их мысленным взором на почетном месте в коллекции музея в «Куэнтон-Парке».
Харпер начал с верхнего правого угла. Сначала он использовал длинное острое шило в качестве зонда. Баронет проталкивал его, покачивая и нажимая, через слой глины, пытаясь определить, что находится за ним. Очень скоро обнаружилось, что штукатурку положили на сплетенный тростник.
— Это упрощает нашу задачу, — заявил англичанин. — Эта прослойка поможет вырезать штукатурку, не сломав ее.
Николас продолжал вонзать в дверь шило, пока оно не достигло пустоты, воткнувшись до конца.
— Шесть дюймов, — проговорил Харпер, измерив острие шила. — Таита никогда не скупится, верно? Работа предстоит непростая.
При помощи шила англичанин проткнул все четыре угла отверстия, которое собирался прорезать. Потом он отступил на шаг и подал знак Ханситу принести тяжелый четырехдюймовый буравчик, чтобы расширить дыры. (Таким инструментом рыбаки обычно сверлят лед на озерах зимой.)
Как только буравчик проделал отверстие, Николас нетерпеливо отодвинул Хансита в сторону и заглянул в дыру. За ней царила непроглядная тьма, но до Харпера донеслось дыхание древности — сухой, мертвый, безжизненный воздух, пахнущий прошедшими столетиями.
— Что ты видишь? — теребила его Ройан, стоящая рядом.
— Свет! Несите свет! — приказал Николас. Когда Сапер протянул ему лампу, баронет поднес ее к отверстию.
— Говори! — Ройан аж подпрыгивала на месте от нетерпения. — Что там?
— Цвета! — прошептал он. — Чудесные, неописуемые цвета.
Николас отступил на шаг и, приподняв Ройан за талию, поднес к отверстию, чтобы и она могла заглянуть.
— Как прекрасно! — закричала она. — Как там прекрасно!
Сапер установил мощный вентилятор, чтобы перегонять по туннелю воздух, пока Николас готовил бензопилу. После этого англичанин протянул молодой женщине пару очков с пылезащитной маской и помог правильно надеть. Затем Ройан вставила в уши восковые затычки.
Перед тем как начать пилить, Харпер отправил остальных обратно по туннелю к самому пруду. В замкнутом пространстве выхлопы от бензопилы и пыль вместе с ревом мотора вредно воздействовали бы на людей. А кроме того, Николас хотел быть с Ройан вдвоем в момент проникновения в гробницу.
Когда они остались одни, Харпер включил вентилятор на полную мощность, затем надел маску и заткнул воском уши. Дернув за шнур, он завел бензопилу, и ее немедленно окружили голубоватые облачка выхлопов.
Николас собрался с силами и коснулся работающей бензопилой отверстия, проделанного при помощи буравчика. Лезвие разрезало толстую белую штукатурку и слой тростника подобно тому, как нож взрезает глазурь на свадебном торте. Англичанин осторожно повел пилой вдоль намеченной линии.
Воздух наполнила белая пыль от штукатурки. Через пару мгновений видимость упала до нескольких футов. Николас продолжал упорно пилить, прорезав правую сторону, затем низ и пошел вверх по левой стороне. Наконец он сделал пропил и наверху. Когда образовавшийся квадрат начал клониться вперед под собственной тяжестью, Харпер выключил двигатель и отложил инструмент.
Ройан бросилась помогать ему. Они вместе подхватили выпиленный кусок штукатурки в клубах пыли и выхлопов, не дав ему упасть на пол и разбиться на тысячу осколков. Археологи медленно вынули фрагмент двери, не повредив печатей, и осторожно положили у стены на площадке.
Прорезанное отверстие зияло чернотой. Николас направил на него прожектор, но пыль была еще слишком густой, чтобы увидеть внутреннюю часть гробницы. Он пролез через дыру и огляделся, хотя смотреть мешала взвесь из мелких частиц штукатурки.
