Он был прав, но я не хотел, чтобы он уходил. Могло так случиться, что мы больше не увидимся с ним. Мы знали его меньше суток, сколько хорошего еще могла подарить нам эта дружба, сколько нераскрытых возможностей было в ней!
Жизнь, как я, вероятно, уже говорил раньше, это долгое путешествие на поезде, во время которого друзья и любимые неожиданно сходят, оставляя нас продолжать свой путь в постоянно растущем одиночестве. Вот и еще одна остановка на маршруте.
Хортон оставил нам вещмешок со всем содержимым, захватил с собой только фонарик. Он полез по вертикальному туннелю, по которому только что вел нас вниз, и ржавые ступеньки заскрипели и зашатались. Добравшись до верха, он закряхтел, выбираясь на пол туннеля. Встав на ноги, он помедлил, глядя на нас. Он словно хотел сказать очень много, но в конце концов просто тихонько окликнул нас:
— Ступайте с богом.
Мы стояли на дне темной шахты, глядя вверх.
Свет фонарика Хортона ослабевал по мере того, как он удалялся.
Звук его шагов становился все тише и тише.
Он ушел.
Мы в молчании, задумчиво собрали фонарики, батареи, свечи, продукты и все остальное и аккуратно упаковали в холщовый мешок.
С рюкзаками за плечами, с оружием в руках, таща за собой холщовый мешок, буравя темноту лучами фонариков, мы тронулись в путь, направляясь в глубь земных недр.
Я не ощущал никакой близкой опасности, однако сердце у меня тяжело стучало, когда мы направились к первому из множества поворотов. Хоть я и был твердо намерен не отступать, у меня было такое чувство, словно мы вошли в двери ада.
28
Прогулка в преисподнюю
Вниз...
Где-то далеко наверху возвышался мрачный свод небес, дрозды носились в океане воздуха, где-то там ветер шелестел в деревьях, снег укутывал землю, падали новые и новые снежинки, но эта жизнь, состоящая из цвета и движения, существовала у нас над головой. Нас разделял многометровый слой сплошной скальной породы — такой, что та жизнь казалась не реальной, а выдуманной — царством фантазии. Единственное, что казалось реальным, был камень — многотонная тяжесть каменной горы — да грязь, да время от времени встречающиеся лужи стоячей воды, да разваливающиеся деревянные столбы с заржавевшими железными скобами, да уголь, да темнота.
По пути мы взметали угольную пыль, мелкую, как тальк. Вдоль стен валялись куски угля разной формы и размера — от мелких до больших. Уголь образовывал крошечные островки небольших архипелагов в лужах воды, покрытой шлаком. На поверхности стен очищенные края почти полностью разработанных угольных пластов блестели, точно черные бриллианты, когда на них падал морозно-белый свет фонаря.
Некоторые из подземных коридоров были шириной с хорошее шоссе, другие — уже, чем коридоры в доме. Это было потому, что туннели, где действительно шла разработка угля, и туннели, проложенные для разведки пластов, соприкасались. Потолки то поднимались на два, а то и на три наших роста, то опускались так низко, что нам приходилось нагибаться, чтобы продвигаться вперед. В некоторых местах стены были вырублены так тщательно, что производили впечатление отлитых из бетона, а в других были покрыты глубокими зарубками с острыми вершинами. Несколько раз мы натыкались на полусформировавшиеся воронки — в тех местах, где стена, а иногда и часть потолка просели, суживая туннель наполовину, так что иногда нам приходилось ползком пробираться по свободному пространству.
Когда мы только вступили в шахты, меня охватило легкое чувство клаустрофобии, и чем дальше мы заходили в этот лабиринт, тем сильней охватывал меня страх. Однако я успешно сопротивлялся ему, думая о мире птиц, взлетающих в вышину, и ветра, качающего деревья, о мире высоко над нами и постоянно напоминая себе, что со мной Райа, потому что у меня всегда появлялись силы от одного ее присутствия.
Странные вещи видели мы в молчаливом чреве земли еще до того, как приблизились к территории гоблинов — пункту нашего назначения. Трижды мы наталкивались на груды сломанного и заброшенного оборудования — беспорядочные, но странным образом искусно сложенные металлические инструменты и прочие изделия, предназначенные для специальных шахтерских работ, — все это было для нас таким же загадочным, как оборудование лаборатории алхимика. Их, точно сваркой, скрепило ржавчиной и коррозией. Эти предметы вздымались угловатыми конструкциями, хаотичными только на первый взгляд. Гора была как бы художником, творящим из того, что отбросили прочь захватчики, — она творила скульптуры из их мусора в насмешку над их эфемерной природой и словно желая воздвигнуть монумент своей стойкости. Одна из этих скульптур напоминала крупных размеров фигуру, едва похожую на человеческую, с обличьем демона — создание, украшенное отростками, острыми зазубринами и шипами. Глупо, но у меня возникло беспокойное чувство, что оно сейчас зашевелится с лязгом и клацаньем металлических костей, откроет закрытый пока глаз, созданный из треснувшего стекла допотопной масляной лампы, какими пользовались шахтеры в прошлом столетии, и откроет железный рот, в котором покажутся гнилые зубы искореженных болтов. Мы видели плесень и грибок во всем богатстве их оттенков — желтый, желчно-зеленый, ядовито-красный, бурый, черный, — но большей частью грязные оттенки белого. Некоторые из них были совершенно высохшими и взрывались, если до них дотрагивались, распространяя облака пыли — возможно, спор. Другие были мокрыми. Самые противные виды отталкивающе поблескивали и казались чем-то, что хирург, изучающий иной мир, мог бы извлечь из тела чуждой нам формы жизни. Кое-где стены были покрыты кристаллизовавшимися наростами неизвестного вещества, выделяемого скалами. Один раз мы увидели свои собственные искаженные образы, движущиеся по миллионам этих темных, отполированных граней.
В глубокой бездне, на полпути в царство Аида, в могильной тиши, мы обнаружили отсвечивающий белый скелет, который, возможно, принадлежал крупной собаке. Череп лежат в луже черной воды глубиной с полдюйма, челюсти были раскрыты. Мы стояли над ним, и лужа под нашими ногами отражала свет фонариков так, что жуткий свет лился из пустых глазниц. Как могла собака добраться до таких глубин, что она искала, что подтолкнуло ее на столь странное преследование и каким образом она умерла — все это были загадки, которые уже никогда не разрешить. Но само присутствие этого скелета здесь было настолько неуместно, что мы не могли отделаться от мысли, что это — предзнаменование, хоть и не желали вдумываться в его значение.
В полдень, почти через шесть часов с того момента, как мы вошли в первый туннель вместе с Хортоном Блуэттом, мы остановились съесть на пару один из бутербродов, что он оставил нам, и отпить немного сока из бутылки. Мы не разговаривали во время нашего скудного обеда, потому что находились уже достаточно близко к действующим шахтам угольной компании «Молния» и наши голоса могли быть услышаны работающими там гоблинами, хотя мы не слышали их присутствия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
