— Кто она?
— Она сказала, что ее зовут Лентяйка Сьюзан. По край ней мере, сначала. Потом она изменила имя, а возможно и пол, назвавшись Молотобойцем…
— И Петром Кочевником.
— Это то самое?
— Боюсь, что да.
— То, что убило Гесса?
— И не только его. Что ему было нужно?
— Чего им всегда нужно? Кукарекал. Оставил кучу на полу. И просил напомнить тебе…
— Что именно?
Норма вздохнула:
— Ну… Он начал говорить о том, что скоро придет дьявол и нас всех распнут за то, что мы делаем. Преподал мне краткий курс теории распятия. Потом сказал: «Передай Д'Амуру…»
— Кажется, догадываюсь. «Я есть ты, а ты есть любовь…»
— Вот именно.
— А потом?
— Ничего. Он сказал, что у меня красивые глаза, и они еще красивее оттого, что бесполезны. Потом исчез. А запах дерьма до сих пор стоит.
— Мне очень жаль, Норма.
— Все в порядке. У меня есть вентилятор.
— Нет. Я про эту историю.
— Знаешь что, Гарри? Это навело меня на мысль.
— О чем?
— О нашем разговоре на крыше.
— Я сам его вспоминаю.
— Я не говорю, что ошибалась. Мир меняется, и он должен измениться, и это случится скоро. Но эта Лентяйка Сьюзан… — Норма замолчала, потом нашла слово: — Это гнусно.
Гарри молчал.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — продолжала Норма. — Ты думаешь: неужели старая корова изменила свое мнение?
— Нет, Норма.
— Да, Гарри. Я уже не знаю.
— Не говори, что он свел тебя с ума.
— Поздновато. — К Норме понемногу возвращалось чувство юмора. — Но эти демоны» Откуда в них столько дерьма?
— Потому что они хотят заполнить им весь мир.
— Дерьмо.
— Дерьмо.
Они поговорили еще немного, потом Гарри сказал, что ему пора.
— Ты куда? — спросила Норма.
— В горы. Поглядеть на дьявола лицом к лицу.
Через час после разговора он карабкался вверх сквозь густую чащу и, несмотря на все ужасы последних недель — смерть Теда, избиение Заим-Карасофия, убийство Марии Назарено, — испытывал облегчение от того, что все движется к концу.
Он вспомнил картину Теда «Д'Амур на Уикофф-стрит» и черную змею у себя под ногой. Как все просто. Демон корчится, молит о пощаде, а потом исчезает.
Так бывает только в сказках. Что бы там ни говорила девочка на перекрестке (листья на дереве историй), он не ждал счастливого конца.
3
Несмотря на призывы Ларри Глодоски, в его доме собралось только четверо музыкантов из оркестра: Билл Уэйтс, Стив Олстед, Денни Джипе и Чес Рейдлингер. Ларри налил всем виски и изложил свою версию событий.
— Происходит какое-то психическое воздействие, — закончил он. — Может, через воду или какой-нибудь газ.
— Надеюсь, что не через виски, — сказал Билл.
— Это не шутки. Нам всем грозит катастрофа.
— Что вы видели? — спросил Джипе.
— Женщин, — ответил Олстед.
— И свет, — добавил Рейдлингер.
— Что они хотели, то мы и увидели, — сказал Ларри.
— Кто «они»? — спросил Уэйтс. — В тарелки я не верю, в призраков тоже, так кто же они? Пойми, Ларри, я не имею в виду, что ты спятил. Я ведь и сам это видел. Но нужно знать, против чего мы боремся.
— Мы не узнаем это, сидя здесь, — заметил Олстед.
— Надо пойти и посмотреть.
— И с чем мы пойдем? — осведомился Уэйтс — С барабанами и трубами?
Тут в дверях появился Босли Каухик: он жаждал принять участие в собрании. Он узнал о нем от сестры, которая дружила с женой Олстеда Ребеккой. Никому из музыкантов Босли не нравился, но при недостатке сил и он мог пригодиться. И, надо отдать ему должное, Босли постарался обуздать свое рвение и вставил лишь несколько замечаний о том, что го род нуждается в защите от дьявольских сил и что он готов умереть, защищая его.
Это само собой вывело разговор на тему оружия, и ре шить эту проблему оказалось довольно легко. Шурин Джипса с детства был неравнодушен к тому, что называл «стреляющими палками», и они реквизировали весь его небольшой арсенал. Ларри пригласил хозяина ружей поучаствовать в деле, но шурин ответил, что болен и будет им только мешать. Но если понадобится еще оружие, он с радостью укажет, где его найти.
Потом они пошли в бар Хэмрика и спрыснули начало предприятия скотчем, хотя Рейдлингер возражал. Он спрашивал: разве они хотят напиться, а потом разойтись по домам и спокойно уснуть? Но его голос быстро заглушили. Да же Босли был не против стаканчика виски.
— Они ничего не знают! — драматически воскликнул он, окидывая взглядом полный бар.
— На самом деле, Босли, — ответил Билл Уэйтс, — никто не уверен в том, что видел. Спроси их, что случилось сегодня днем, и все дадут разные ответы.
— Так и действует дьявол, мистер Уэйтс — Босли не удержался от проповеди. — Он хочет, чтобы мы спорили. А пока мы спорим, он делает свое дело.
— И какое это дело?
— Хватит, Билл, — сказал Чес. — Давайте сядем.
— Нет. — Босли оседлал своего любимого конька. — Это законный вопрос.
— Тогда ответь на него.
— То самое дело, какое дьявол делает с незапамятных времен, — заявил Босли. Пока он говорил, Олстед сунул ему в руки второй стакан, и Босли, едва осознавая это, залпом осушил виски. — Он хочет отвратить нас от Бога.
— Я давно отвратился, — отозвался Билл.
— Господь воздаст вам за это.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
— Ладно, Босли, успокойтесь, — промолвил Олстед. — Лучше выпьем еще.
4
Пуля, застрявшая в черепе у Будденбаума, ничуть не уме рила его ярость.
— Они самые неблагодарные, лицемерные, гнусные, тупые сукины сыны с цыплячьими мозгами, каких видел свет! — вопил он, колотя себя по заживающей голове. — «Ах, Оуэн, устрой для нас представление! Какое-нибудь хорошенькое убийство. Маленькое представление. Что-нибудь такое, с детьми. Что-нибудь с христианами». — Он повернулся к Сету, который большую часть монолога, длившегося почти полчаса, стоял у окна и глядел на перекресток. — И я хоть раз сказал им «нет»?
— Думаю, ни разу, — ответил Сет.
— Верно! Им вечно мало. Хотите увидеть смерть президента? Нет проблем. Желаете парочку массовых убийств?
Пожалуйста. Все, что ни просили, я им предоставил. Все! — Он яростно ткнул пальцем в рану. — И вот, едва я чуть-чуть ошибся, они бросают меня и бегут за этой сучкой Бомбек.
«Ладно, Оуэн, пока Мы должны рассказать ей о дереве историй».
Он посмотрел на Сета, все так же стоявшего у окна.
— Я вижу вопрос на твоем лице, — отметил Будденбаум.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
