…По своему философ-славянофил Константин Леонтьев, которого большевики объявили «архиреакционером», был прав, когда писал: еще в 1897 году: «Социализм есть феодализм будущего». «Успокаивая» своих единомышленников, Леонтьев высказывал мысль о том, что революционные методы управления приведут к усилению государства, ибо станут «орудием принуждения, дисциплиной, отчасти даже и рабством». Не в соответствии ли с его рецептами советское государство оказалось «жестоким и безжалостным», и даже «свирепым в своей суровости». /Это все терминология прогнозов К. Леонтьева/. После Октябрьской революции именно русская модель социализма была объявлена единственно верной, и отклоняться от нее не велено было даже китайцам, что, в конечном счете, едва не привело к войне между СССР и Китаем.
Третий Интернационал, созданный Лениным, был своего рода коллективным Филофеем от коммунизма. После Октябрьской Революции 1917 года Москва стала «четвертым Римом», взяв в свои руки управление мировым коммунистическим движением, организациями прокоммунистических профсоюзов и всех прочих объединений, попавших, в зависимость, либо под влияние Москвы — от борцов за мир до союзов ветеранов-антифашистов. Эта «соборность» по-коммунистически имела цели прямо противоположные «русской идее», но русскими коммунистами воспринималась почти так же, как воспринималась необходимость глобального подчинения православных московскому Патриарху церковниками России еще в XVI веке.
Во многом и формирование после окончания второй мировой войны системы Варшавского Договора и Совета экономической взаимопомощи социалистических стран определялось не столько идеями социализма, сколько геополитическими и этноэтатическими идеями панславизма. Западники в коммунистическом движении проиграли славянофилам и на этом фронте, ибо в условиях «холодной войны» провозглашать свою приверженность какому-то иному пути развития, кроме рекомендованного Москвой, было просто самоубийством. История с отлучением Иосипа Броз Тито от коммунизма была в этом отношении весьма показательной.
После победы над гитлеровской Германией в 1945 году в СССР возникала «реальная возможность постепенного перерождения политической системы в духе российских национальных интересов с перспективой эволюционности возвращения страны на путь ее исторического развития». Это — оценка недавнего прошлого, данная в пастырском послании Митрополита Петербургского и Ладожского Иоанна, опубликованном в откровенно «красной» газете «Советская Россия» 15 июля 1993 года. Во многом эти слова митрополита Иоанна разъясняют, почему, как только СССР распался, в России вновь возродилась «русская идея» и вместе с Православной Церковью ее носителями стали новые «государственники», среди которых немало оказалось и тех, кто при коммунистах отстаивал чистоту марксистско-ленинского учения в его советском варианте и отечественную модель социализма. Это — бывшие партийные аппаратчики и идеологи, госслужащие, высшее офицерство армии, флота, МВД и КГБ. Так как многие из них пришли в коридоры власти из провинции, нередко из деревни, то в города со своим нехитрым скарбом привозили они и бабкины иконы, которые прятали за пыльными томами классиков марксизма. А, как только власть переменилась — тома эти выкинули, а иконы повесили в красный угол, стали ходить в церковь по праздникам и, пусть неумело поначалу, креститься. Православная церковь — и это отрадно — вновь стала символом российской государственности.
Переход многих бывших коммунистов в категорию «русские патриоты-государственники», на первый взгляд идеологически абсолютно невозможный, оказался, однако, естественным. Прежде всего, потому, что, пропустив марксизм, в котором они так ничего и не поняли, через призму русского национального сознания, они превратили его еще в советское время в своеобразное дополнение к православию, в нечто вроде Нового Завета в приложении к Ветхому. Используя марксизм именно в таком виде, они объективно утверждали с его помощью идеи все той же российской государственности и русской соборности, т. е. по сути, исповедовали идеи вовсе не Маркса и Ленина, а их противников от Бердяева до Столыпина. Вера для них не превратилась в идеологию. Идеология же, напротив, стала частью Веры.
Коммунисты-славянофилы 60-х — 80-х годов коммунизм понимали уже не по Марксу, а по Павлу Флоренскому, который в 1918 году писал: «Идея общежития, как совместного жития в полной любви, единомыслия и экономическом единстве, назовется ли она по-гречески «киновией», или по-латыни «коммунизмом», — всегда столь близкая русской душе, была водружена и воплощена в Троице-Сергиевой Лавре Преподобным Сергием (Радонежским. — Авт. )». Монастырская коммуна — это, конечно, не коммунизм. Но восприятие марксизма в России через православную веру было неизбежным. Иначе его бы просто отторгли. Конечно, такое восприятие марксизма не было универсальным. Те, кто в советском партийно-государственном истэблишменте его понял «до конца», как, скажем, Яковлев, Гайдар, Явлинский, Чубайс, Афанасьев, и др., официально стали, кто в годы «перестройки», кто после нее, демократами и либералами западного типа. И понятно — ярыми противниками новой «русской идеи» и русских «государственников». И это тоже неудивительно. С давних пор в России существовал конфликт между «отечественниками» или «славянофилами» и «международниками» или «западниками». Конфликт между русскими националистами (Зюганов называет их «патриотическим крылом в КПСС») с космополитами-интернационалистами с самого начала раскалывал и коммунистическую партию еще в те годы, когда она именовалась Российской социал-демократической партией, а уж тем более раскалывал идейно КПСС.
Вот почему бывший член Политбюро ЦК КПСС, бывший заведующий отделом агитации и пропаганды ЦК КПСС, коммунистический идеолог номер один Александр Яковлев в бытность свою правоверным большевиком, выступал в 60-е годы против «шовинистической русской идеи» и клеймил Солженицына. Возглавив идеологическое ведомство при Горбачеве, он начал поворачивать коммунистическое движение от «русского марксизма» к Социнтерну, к идеалам буржуазной Великой французской революции. В конечном итоге от пропаганды идей западной демократии и рыночной экономики Яковлев перешел к откровенному антикоммунизму.
А вот бывший коммунист и бывший генерал-майор КГБ Александр Стерлигов, впоследствии Председатель Исполкома думы крайне консервативного Русского национального собора стал открытым сторонником «русской идеи», которую, очевидно, до августа 1991 и развала СССР, исповедывал тайно. Оба они, и Стерлигов, и Яковлев, демонстративно вышли из КПСС. Отношение к «русской идее» ни у того, ни у другого при этом не изменилось. Изменились условия борьбы за и против нее. Перемены же партийности — это дело и для того, и для другого чисто формальное. Так, как в главном, первый /А. Яковлев/ принадлежал всегда к «западной», а второй /А. Стерлигов/ — к «русской партии». Стерлигов так и говорит в своей статье: «Правительственные и «демократические» средства массовой информации называют нас красно-коричневыми, фашистами, коммунистической организацией, а лидер Коммунистической партии Российской Федерации Г. Зюганов считает нас антикоммунистами. В действительности мы не можем выступать против своего народа. Для нас высшей ценностью являются не интересы партий, но интересы и благополучие русского народа». Сам Зюганов, как уже говорилось выше, счел вполне приемлемой для пост-советских коммунистов формулу графа Уварова: «Православие, самодержавие, народность» (в редакции лидера КПРФ в его книге «Держава» эта формула лишь слегка подредактирована — «Духовность, соборность, державность». — Авт. ). 8 сентября 1993 года Александр Стерлигов опубликовал в «Правде» (отмечу попутно весьма заметные подвижки в сторону русскости после 1991 г. и самой «Правды») свою статью «А отступать некуда» /из нее и взята вышеприведенная цитата/. Это был своего рода предвыборной манифест возглавляемого им Собора. И в него вмонтированы, как кредо, такие слова митрополита Иоанна:
«…Всем, кто любит Россию, а не плод собственной фантазии, пора прекратить поиск «современной русской идеологии», искусственное конструирование идеологических и мировоззренческих систем для русского народа. Русская идея существует в неизменной своей нравственной высоте и притягательности уже многие столетия. Она по милости Божьей пережила века смуты и войны, революции и перестройки и не нуждается ни в замене, ни в поправках, ибо имеет в своем основании абсолютную справедливость». Несмотря на то, что стерлиговский Собор оказался неудачным политическим проектом, его подход к «русской идее» остается весьма популярным в среде русских государственников.
Многие из них и по сей день строят планы превращения СНГ в некое подобие СССР, мечтают о возврате хотя бы в сферу влияния России бывших «братьев» по СЭВ и Варшавского договору. Увы, это ничем не подкрепленные иллюзии. Утратив прежний имперский статус в результате развала СССР, Россия утратила и статус сверхдержавы. Возможно, на какой-то период это даже пойдет на пользу русскому народу, пока он не восстановит свои силы в своем национальном государстве и пока не превратит его в подлинно великую, современную державу, не преследуя при этом имперских амбиций. В современных условиях, с учетом всех нынешних слабостей России — это единственно разумный путь. Пока Россия слаба настолько, что ее ВВП равен голландскому , а ее вооруженные силы не имеют в достаточном количестве ни оружия, ни боевой техники, ни боеприпасов, пока ее экономика остается сырьевой и отсталой, всерьез говорить даже о воссоединении братских славянских народов — русского, украинского и белорусского — не приходится. Призывы же к «восстановлению империи» в масштабах СССР, сейчас неразумны и несвоевременны. В ближайшие годы любые действия на этом направлении приведут лишь к полному истощению русской нации, если не к ее исчезновению с лица земли.
