зло. И заслуживаешь только ада.
Будь у Маттео оружие, он бы сразу, здесь и сейчас, отправил Зазубами в ад. Но ему придется еще несколько дней ждать своего шанса.
75
Бутерброды с вареньем
Банк!
Банк!
Банк!
Когда Суне уходил на пенсию, некоторые в городе думали, что он будет целыми днями сидеть без дела, а теперь он понять не мог, как вообще успевал работать. У него был пес, который грыз мебель, – кричи не кричи, а толку ноль. Еще у него была девочка почти семи лет, которая стояла в саду с клюшкой и кидала шайбы в стену дома. «Отлично спелись, что и говорить, доламывают хибару с двух сторон – один изнутри, другой снаружи», – бормотал, бывало, Суне, стоя в кухне и намазывая бутерброды с паштетом для бандита, окопавшегося в доме, и с вареньем – для бандита на улице. Последний раз, когда он ходил к врачу, его спросили, не стал ли он сильнее уставать. Суне ответил: «А как бы я об этом узнал?» Дальше разговор зайти не успел: девочке поручено было сидеть с собакой в комнате ожидания, но внезапно послышался грохот, Алисия сунула голову в кабинет и спросила, дорого ли стоили растения в горшках. «Внучка?» – улыбнулся врач, и Суне не знал, как объяснить, что она ему даже не родственница. Однажды тридцать пять лет назад то же самое случилось в продуктовом магазине – тогда Суне по пятам преследовал один мальчишка с клюшкой в руке, и кто-то сказал: «Какой у вас симпатичный сын». Суне и тогда не знал, что ответить. Мальчика звали Петер Андерсон, его никто не учил, как забивать шайбу щелчком, и он никогда не ел настоящих бутербродов с вареньем, так что Суне пришлось научить его и тому и другому. Это стало дружбой на всю жизнь. Петер был самым прекрасным вишневым деревом из всех, что Суне доводилось видеть в Бьорнстаде, – такими представлялись ему юные хоккейные дарования: розовыми цветами, которые распускаются несмотря ни на что в замерзшем саду.
Своих детей у него никогда не было, а тренировал он в конце карьеры только взрослых мужчин, поэтому, когда Алисия в четыре с половиной года пришла на первую тренировку, о вишневых деревьях он и думать забыл. Самая младшая в группе, самая маленькая на льду, и с самого начала – лучше всех. Сейчас ей почти семь, и она настолько хороша, что родители других детей бунтуют, когда клуб выпускает ее на лед играть с мальчишками. «Некоторые взрослые – дураки», – с сожалением сказал Суне, когда она спросила, почему ей нельзя играть с мальчиками, но этого-то ей объяснять не требовалось. Она и так знала про взрослых больше, чем нужно. Синяки у нее появлялись реже с тех пор, как Теему явился к ней домой и проинформировал всех присутствующих, кто отныне защищает ее интересы, но атмосфера в доме изменилась не сильно, и никому не было дела до того, приходит она обедать или нет, а когда не приходила, только радовались. Поэтому после школы, если у Алисии была тренировка, она прямиком шла в ледовый дворец, а если тренировки не было – к Суне. Другие дети, наверное, рисовали бы рисунки, чтобы повесить ему на холодильник, но Алисия была не сильна в рисовании и вместо рисунков оставляла Суне вмятины от шайб на стене дома: маленькие оттиски во времени, напоминание о том, что здесь растет человек, которого ты любишь.
Суне научил ее играть в хоккей, а потом – всему остальному, что нужно уметь в жизни: завязывать шнурки, знать наизусть таблицу умножения, слушать Элвиса Пресли. Она ходила с ним и псом в лес, и старик рассказывал ей все, что сам знал о деревьях и травах, иногда ненадолго прерываясь, – «Бегите вперед, я догоню», – когда дыхание сбивалось и начинало болеть в груди. Последнее время это случалось все чаще – так он научил девочку ездить на велосипеде: он бежал за ней по улице, поддерживая за багажник, а когда больше не мог бежать, прошептал: «Поезжай вперед», и она поехала.
Когда Алисия пошла в школу, в один из первых дней она сказала, что Суне идет с ее классом на пикник и надо приготовить бутерброды. Суне ничего не понял, и тогда Алисия раздраженно вздохнула: ты – еще один взрослый. Понятнее от этого не стало, но Алисия просто взяла клюшку и проворчала, что ей некогда: мол, сам звони учительнице, раз так туго соображаешь. Под монотонное «БАНК БАНК БАНК», доносившееся из сада, Суне позвонил учительнице, и та все объяснила: в классе она говорила детям, что для сопровождения им нужен «еще один взрослый», а Алисия подняла руку и сказала, что знает такого взрослого.
Поэтому теперь Суне и пес ходили на все школьные пикники и экскурсии. Услышав, что девочка представила одноклассникам пса как «пес Суне», он одернул ее: «Это и твой пес тоже». Когда Алисия в тот вечер бросала шайбы на улице, он подумал, что ей бы нужно клюшку подлиннее, – за последнее время она выросла сантиметров на десять точно.
Сегодня Алисия постучалась к нему рано, задолго до начала уроков. Была среда, середина недели и середина месяца, у нее дома в такие дни не всегда кормили завтраком. Поэтому они с Суне пошли в магазин и купили молоко, хлеб, варенье и печеночный паштет. По дороге обратно Суне шел медленно. Алисия спросила, во сколько лет берут в сборную, а Суне ответил, что это зависит не от возраста, а от того, как хорошо ты играешь.
– Как думаешь, сколько тебе будет, когда меня возьмут в сборную?
Суне улыбнулся:
– А сколько мне сейчас, по-твоему?
– Сто? – предположила Алисия.
– Да, иногда я и сам чувствую, как будто мне сто лет.
– Хочешь, понесу продукты? – спросила она.
Суне погладил ее по голове.
– Да нет, мне не тяжело, бери пса и бегите вперед. Я догоню!
И Алисия послушалась его. В саду она отпустила собаку. До начала первого урока оставалось время, можно было еще немного покидать шайбу.
Банк. Банк. Банк.
76
Дороги в объезд
В среду утром Беньи позвонил сестрам, и всю дорогу до озера Адри ругалась на чем свет стоит. Этот осел заехал на автодоме в лес, да еще спустился к воде, ну и конечно же застрял.
– Это автодом, осел, а не джип, ну, конечно, ты застрял! – проинформировала его Адри, выпрыгивая из машины, но что с этого осла возьмешь.
– Это больше не автодом, теперь это дача –
