– Я…
– Только не говорите мне, что да! «Люби меня – или уходи» – так, кажется, она пела. Очень красивая мелодия. В общем, вымазали меня каким-то маслом – или елеем, черт его разберет… Наверное, второго такого идиота не нашлось во всей Америке – который бы своими руками сжег свое свидетельство о рождении…
– Будь я проклят…
– Да нет, это будь я проклят. Ну, что вы так смотрите?
– На вас смотрю.
– Понятно, – сказал он, – видок у меня не очень. Да и раньше был не ахти… Видите блестящую штуковину там, на столе, рядом с приглашениями? Это рукоятка от трамвайного колокольчика – с трамвая на Маунт-Лоу. Раттиган любила, когда я в него звонил. Я был вагоновожатым этого чертова трамвая… Ради всего святого, есть ли тут где-нибудь глоточек пива? – неожиданно вырулил он.
Я чуть не подавился.
– Вы только что сделали такое признание, объявили себя первым мужем Раттиган, а после этого как ни в чем не бывало переходите к пиву?
– Я не говорил – первым. Одним из нескольких. Так что там насчет пива? – Он пожевал губами.
Крамли со вздохом полез в карманы.
– Вот пиво, и еще есть печенье – бисквит в шоколаде.
– Печеньки! – Старик высунул язык, и я положил на него бисквит Mallomar, который тут же стал таять, как священная облатка. – Печеньки! Шоколад! Женщины! Жить без них не могу!
Он приподнялся, чтобы глотнуть пиво.
– Раттиган, – умоляюще сказал я.
– Ах да. Про женитьбу. Она приехала сюда на моем трамвае – и ее очень разозлила погода, она почему-то решила, что это моих рук дело, и предложила пожениться, а потом, в какую-то ночь, уже после медового месяца, выяснила, что ошиблась, что на самом деле я не могу управлять климатом, быстро охладела ко мне и сбежала. А мое тело уже никогда не будет таким, как прежде… – Старик вздрогнул.
– Это все?
– Что значит – все? А вам удавалось хоть раз выиграть у нее две партии из трех?
– Почти… – тихо сказал я.
После этого я вытащил записную книжку Раттиган.
– А вот что привело нас сюда.
Старик впился взглядом в свое имя, обведенное красным.
– Кто вас сюда направил? – Он снова глотнул пиво. – Погодите… Вы – какой-то писатель?
– Ну, допустим, какой-то…
– Как я вас вычислил! И давно вы с ней знакомы?
– Несколько лет.
– Сочувствую, сынок. Один год с Раттиган – это уже тысяча и одна ночь. Причем в сумасшедшем доме. В общем, мне все понятно. Эта чертовка пометила меня красным, потому что хочет, чтобы ты написал для нее автобиографию. Мемуары. А я ей нужен, как Старый Гейзер[283].
– Не думаю.
– Разве она не просила тебя про нее написать?
– Нет, не просила.
– И зря, между прочим. Идея отличная! Книга про Раттиган! Хищники на свободе! Такая отпетая стерва, как она, тянет на бестселлер! Одна ночь с Раттиган – и утром ты просыпаешься в лучах славы. Давай, сынок, руки в ноги – и вниз, подписывать договор с издательством. И мне тоже отстегнешь процентик. О’кей?
– О’кей.
– А пока – еще печенек и пива. Дальше-то будешь слушать?
Я кивнул.
– Вон на том столике… – кажется, имелся в виду ящик из-под апельсинов, – найдешь список приглашенных на свадьбу.
Я порылся на «столике» и среди кипы счетов откопал листок глянцевой бумаги.
– Тебе что-нибудь известно о происхождении слова «Калифорния»? – спросил он.
– А кто все эти… – начал я, но он остановил меня взглядом.
– Не гони лошадей. Так вот, когда выходцы из Испании пришли на север из Мексики в 1509 году, они привезли с собой книги. В одной из них, изданной в Испании, упоминалась царица амазонок, владычица земли молока и меда – Калифия. Страна, которой она правила, называлась Калифорния. Придя в эту долину, испанцы вкусили молока и меда и решили назвать ее…
– Калифорния?
– А теперь загляни в список приглашенных.
Я заглянул и прочел:
– Калифия! О господи! Мы же пытались ей сегодня позвонить! Где она?
– Именно это и хотела выяснить Раттиган. Когда-то эта Калифия предсказала ей нашу женитьбу – но почему-то не удосужилась предсказать печальный финал. Да-да, это из-за нее Раттиган меня захомутала, а потом устроила весь этот дурдом на вершине с дешевым шампанским. А сегодня, представьте себе, заявилась ко мне и вопит прямо с порога: «Где эта сука?! Ты должен знать!» Я ей в ответ: «Да я-то тут при чем! Это же Калифия! Это она сломала нам жизнь! Давай, Констанция, ату – найди ее и убей! А потом еще раз убей! Смерть Калифии!!!»
Мумия в изнеможении откинулась на свое ложе.
– Вы прямо так ей и сказали? – спросил я. – Именно сегодня?
– Факт! – выдохнул старик. – Послал ее по следу. Пусть найдет эту… пред-исказительницу. – Голос его ослаб. – Еще… бисквит…
Я положил ему на язык печенье. Оно растаяло, и он сбивчиво продолжил:
– Думаете про меня, что я тряпка и увалень? А у меня, между прочим, пол-лимона лежит в банке. Можете проверить. Откуда? Скупал на Уолл-стрит полумертвые акции и дожидался, когда они оживут. С 1941 года случилось много чего – Хиросима, Эниветок[284], скандал с Никсоном… Тогда я и прикупил себе – и IBM, и Bell… Зато теперь я – хозяин шикарных видов на Лос-Анджелес. У меня есть портативный туалет системы Andy Gump. А мальчишка-посыльный из магазина в Глендейле притаскивает мне сюда наверх тушенку, консервированные бобы и бутилированную воду – а я отстегиваю ему чаевые. В общем, жизнь Райли![285] Надеюсь, теперь-то – полная явка призраков моего прошлого?
– Почти.
– Раттиган, конечно, Раттиган… – продолжал старик. – Браво, бис и бурные аплодисменты. В газетах про нее частенько писали… А знаете что? Забирайте-ка их. В четырех первых стопках слева и в шести – справа. Берите то, что лежит сверху. Они все разные. Кошечка немного наследила по дороге в Марокко[286]. А сегодня вернулась специально, чтобы подчистить гуано.
– Вы ее действительно видели?
– А зачем видеть? Вполне хватило и того, что я слышал. Крик был такой, что самого Румпельштильцхена[287] разорвало бы пополам, а потом опять склеило.
– Она хотела адрес Калифии?
– Да, и еще газеты… Забирайте их – и валите ко всем чертям. Этот чертов развод никогда не кончится…
– А это можно взять? – Я показал на приглашение.
– Да берите хоть всю пачку! Кому они нужны? Кто по ним явился? Только тупоголовые дружки Раттиган… Которыми она подтиралась вместо туалетной бумаги, а потом комкала и бросала в нужник. «Ничего, закажем еще!» – это была ее любимая фраза. Забирайте приглашения. Найдите газеты. Как, ты сказал, тебя зовут?
– Я не говорил.
– Ну и слава богу! А теперь идите! – сказал Кларенс Раттиган.
Мы с Крамли осторожно протиснулись между башнями лабиринта, взяли из разных стопок восемь разных газет – и уже собрались выруливать к выходу, как вдруг на нашем пути вырос мальчишка с картонной коробкой в руках.
– Что у тебя там? – спросил я.
– Продукты.
– Выпивка, что ли?
– Продукты, – сказал парень. – Он все еще… там?
– И больше не приходите! – раздался голос Тутанхамона из недр газетных катакомб. – Меня все равно не будет!
– Он еще там, – сказал мальчишка, заметно побледнев.
– Три пожара и одно землетрясение! И еще одно грядет… Я его чую! – Голос мумии стал слабеть.
Мальчик поднял на нас взгляд.
– Это все вы…
Я сделал шаг в сторону, пропуская его.
– Не двигайтесь и не дышите. – Он стал протискиваться мимо нас.
Мы с Крамли перестали двигаться и дышать.
И он скрылся.
Глава 11
С божьей помощью Крамли развернул свою колымагу и умудрился съехать вниз, не сорвавшись в пропасть. Всю дорогу я сидел, вытаращив глаза.
– Только ничего не говори. – Крамли старался не смотреть на меня. – Я не хочу это выслушивать.
Я судорожно сглотнул.
– Три пожара и одно землетрясение. И еще одно грядет!
– Я же просил! – Крамли врезал по тормозам. – Оставь свои жалкие мыслишки при себе! Можешь быть спокоен, землетрясение уже началось – «Раттиган» называется. Живым точно никто не уйдет! А теперь выметайся из машины.
– Я боюсь высоты.
– Ну, тогда захлопни пасть!
Мы проехали двадцать тысяч лье под гнетом тяжелого молчания. Встали в пробку, и я решил просмотреть газеты.
– Не понимаю, – сказал я, – почему он отдал нам именно их?
– А что там?
– Ровным счетом ничего. Ноль. Пшик.
– Дай-ка сюда… – Крамли взял газету и одним глазом заглянул в нее, а другим продолжал смотреть на дорогу.
Пошел дождь.
– Эмили Старр, умерла в двадцать пять лет, – зачитал он.
Автомобиль вильнул.
– Смотри на дорогу! – крикнул я.
Он взял следующую.
– Коринн Келли разводится с фон Штейнбергом…
Он швырнул газету через плечо.
– Ребекка Стендиш в больнице, при смерти…
Еще одна полетела ему за спину.
– Женевьев Карлос выходит замуж за сына Голдуина. Ну надо же…
В уютном свете молний Крамли просмотрел еще три выпуска. Все они так же перекочевали на заднее сиденье.
