какие… и все ведь с аппаратурой… со шпионской…
Президент отвернулся и с пристальным вниманием оглядел напоследок здание краеведческого музея.
– А давненько я сюда не захаживал… – задумчиво молвил он и, подойдя к широкому парадному крыльцу, двинулся вверх по лестнице.
Телохранители последовали за ним с полным равнодушием на мордах. Они давно привыкли к неожиданным решениям своего беспокойного патрона. Собственно, великий человек и должен быть непредсказуем.
* * *
В просторном и несколько сумрачном вестибюле музея белел мраморный бюст… Нет-нет, только не Глеба Портнягина. Во-первых, Президент был скромен, низкопоклонства не терпел, а во-вторых, какой же нормальный колдун позволит себя ваять? Страшно даже помыслить, что будет, попади его скульптурный портрет в чужие руки! Готовое орудие для наведения порчи.
Не следует также забывать и о тех случаях, когда порча наводится через памятники как бы сама собой. Давным-давно вычислена и неоднократно уточнена так называемая критическая масса прижизненных изваяний, превышение которой чревато параличом, слабоумием и быстрым политическим крахом – даже без вмешательства каких-либо враждебных сил.
Однако вернёмся в вестибюль…
На обрубке гранитной колонны ехидно ухмылялась мраморная голова старого и вроде бы не слишком трезвого сатира. Именно так выглядел когда-то учитель Глеба, известный баклужинский чародей Ефрем Нехорошев. Вот его уже можно было и лепить, и высекать хоть в полный рост, поскольку двадцать четыре года назад он благополучно скончался в наркологическом отделении областной больницы им. Менделеева.
Глеб Портнягин приостановился перед бюстом и со скорбным упрёком взглянул в молочно-белые зенки учителя. Рано, рано ушёл ты, Ефрем… Вот она, водка-то… Помнится, когда Глеб, наивный, недавно освободившийся юноша, пришёл набиваться в ученики к Нехорошеву, чародей как раз выходил из очередного запоя.
– Сколдовать любой дурак сможет… – мрачно изрёк он, выслушав сбивчивые речи гостя. – Тут главное – отмазаться потом… Природа – она ж дотошней прокурора! Так и норовит, сука, под вышку подвести…
На всю жизнь запомнил Глеб эти пророческие слова и всегда соблюдал осторожность. Например, ставши Президентом, он, к изумлению Лиги, отменил далеко не все запреты – даже из тех, что наложены были ещё советской властью, хотя полномочия имел. Сапёрам, правда, разрешил ошибаться дважды, но этим и ограничился. Поэтому вечные двигатели первого рода в Баклужино до сих пор изымались точно так же, как и в Лыцке, а штрафовали за это дело, пожалуй что, и покруче.
Правоту Президента осознали, когда мировая общественность была потрясена известием о царицынском феномене. Как позже выяснилось, тамошний мэр личным распоряжением приостановил в черте города действие закона о сохранении энергии… Нашёл, понимаешь, лекарство от энергетического кризиса! Всем мегаполисом в чёрную дыру загремели – шутка?
Вот американцы в этом плане молодцы. Что бы ни случилось – и дух соблюдают, и букву. Там у них за нарушение закона Ома или, скажем, закона всемирного тяготения высшая мера в ряде случаев светит – и никакая реанимация не отмажет.
* * *
Постояв перед бюстом, Глеб Портнягин двинулся дальше.
Позади изваяния на задней стене отсвечивало свежим лаком обширное полотно, изображающее знаменитое танковое сражение возле хутора Упырники. Композиционным центром картины, несомненно, являлась исполненная нечеловеческого напряжения фигура неизвестного чародея, преградившего путь вражеской армаде. Между воздетых ладоней героя рождалась ветвистая молния, жалящая несколько целей сразу. Определить, что это были за цели, опять-таки затруднительно, поскольку башни бронированных чудовищ буйно полыхали.
Краски – ничего себе, яркие, а вот энергетика, честно говоря, так себе… Отдать полотно на подзарядку? Да нет, бесполезно. Как только вернут в вестибюль – тут же опять и подсядет.
Крупные губы Портнягина пренебрежительно скривились, чуть не уложив в обморок директрису музея. Впрочем, старушенция и так что ни день по малейшему поводу билась в истерике.
Над дёрганым, вихлявым плечиком страдалицы бледнела унылая физия референта. Мальчуган был в отчаянии. По его мнению, Президент зашёл в краеведческий исключительно ради того, чтобы лишний раз продемонстрировать окружающим редкое своё самообладание. Но ведь встречи-то уже назначены! Люди-то ждут! Чёрт бы драл это расколдовавшееся колесо вместе с шофёром Гришей!..
Однако в данном случае побуждения высокого начальства референт истолковал неправильно в корне. Дурацкая, на первый взгляд, история со сбежавшим колесом насторожила Президента настолько, что он уже готов был отменить все назначенные на сегодня встречи и вечернее заседание Лиги в придачу.
Глава баклужинских колдунов привык доверять интуиции. А интуиция нашёптывала ему что-то нехорошее. Он ещё раз зорко оглядел вестибюль. Помещение было совершенно пустым, если, конечно, не принимать в расчёт присутствующих здесь людей. Всего лишь единожды в распахнутых дверях левого крыла мелькнул прозрачный страшок – и тут же спрятался. Надо полагать, низшая потусторонняя живность сюда вообще не заглядывает. Да оно и понятно…
Портнягин и сам давно уже ощущал биение некой необоримой силы, исходящей из правого крыла здания. Как всегда, не заботясь о том, что о нём скажут или подумают окружающие, глава баклужинских чернокнижников воздел длань и, пошевелив пальцами, присмотрелся. Золотистая аура, окутывавшая руку, заметно выцвела, полиняла…
Неприятно сознавать, но то, что хранилось в правом крыле, гасило колдовские способности Президента с той же лёгкостью, с какой разрушило недавно наивное заклятие шофёра Гриши, столь неумело заговорившего переднее колесо лимузина.
Преодолевая враждебные ему флюиды, Портнягин приблизился к дверям, ведущим направо, тронул скважину, шевельнул ручку.
– А косяки зачаровать не пробовали? – задумчиво спросил он.
– Шептуна вызывали… – простонала нервная старушенция, комкая морщинистые лапки перед кружевной грудью. – Тоже не смог…
Президент мрачно кивнул и проследовал в первое помещение, посвящённое первобытному колдовству, родиной которого, как известно, являлось Баклужино. Выморочная анфилада комнат гулко отзывалась при каждом шаге особым эхом, доступным лишь слуху колдуна. Пусто было в музее. Ни угланчика, ни страшка, ни барабашки.
Наконец возглавляемая Президентом группа остановилась перед тупиковой стеной, на которой одиноко висел тот самый экспонат, что распугал низшие потусторонние силы, обесцветил золотистую ауру первого чародея страны, а десять-пятнадцать минут назад лишил президентский лимузин левого переднего колеса.
* * *
Да уж, достояньице… Кому б его только сбагрить!
Лыцку икону отдать нельзя – это однозначно. Хотя бы из соображений престижа и национальной безопасности. А то вынесет её тот же Африкан на поле боя – и готово дело! Все, считай, заговорённые колёса поотваливаются.
А уничтожить – скандал. Причём международный. В кощунстве обвинят, в варварстве… Даже в сатанизме.
Хотели американскому президенту подарить – не принял. Сказал: и так уже всем известно, что Баклужино в НАТО просится. Дескать, за взятку сочтут. А скорее всего, усомнился в подлинности шедевра. Что-то, видать, заподозрил.
Однажды глава Лиги Колдунов уже провернул с
