Казалось, эта ночь никогда не кончится. Впервые в жизни Пейдж поняла, какое волнение испытывают родители, когда их дети болеют, а они не в силах им помочь.
– Все не так плохо, как вам кажется, – имела обыкновение говорить Пейдж в подобных ситуациях. Точно такими же словами она пыталась успокоить себя сейчас. – Устройте маленького как можно удобнее, давайте ему больше жидкости. И ни в коем случае не впадайте в панику. И еще: не лишайте себя сна. Когда родители выматываются, пользы от этого нет никому.
Сама же Пейдж почти не сомкнула глаз. Когда Сами просыпалась, Пейдж укачивала ее, когда же девочка начинала дремать, она боялась пошевелиться, чтобы не разбудить больного ребенка. Ей так и не удалось уложить ребенка в кроватку. Впрочем, в какой-то момент она начала дремать, когда с Сами на руках удалилась к себе в спальню и уложила ее рядом с собой на свою кровать. Почти сразу же к ней в спальню вбежала Нонни, обеспокоенная тем, что не нашла девочку в колыбельке.
– Пейдж Пфейффер, – грозно сказала она, забирая ребенка к себе на руки. – Сами могла выскользнуть из твоих объятий, доползти до края постели и упасть вниз!
– Она бы не стала уползать далеко, – произнесла Пейдж сонным голосом, – она неважно себя чувствует. Будь добра, дай ей еще немного детского тиленола. И разбуди меня через часик, ладно? В эту субботу мне предстоит дежурить на работе.
Душ несколько взбодрил Пейдж, когда она через час проснулась и стала собираться на работу. А закончив ее и вернувшись домой, она почувствовала, что от утомления едва держится на ногах. Она немного подремала с Сами на руках, пока Нонни выходила прогуляться по снежку, а затем решила немного побегать, чтобы снять усталость, оставив Сами под надежной опекой бабушки.
Разумеется, она тут же вспомнила о своем дне рождения и о своей знаменитой пробежке через заснеженный город в Маунт-Корт. Теперь об этом было думать бессмысленно. Возможно, ей не следовало поступать так даже в день рождения, но истина была в том, что тогда ей была необходима помощь и эмоциональный всплеск, что Ноа и обеспечил ей наилучшим образом.
Хорошо. Она, кстати, была бы не против получить подобную эмоциональную поддержку и сейчас – хотя бы простой телефонный звонок с уверениями в дружбе. Нечто подобное она, правда, получила, когда вернулась домой, но только не от Ноа Перрини. Ей звонил Дэниел Миллер – тоже один из новых обитателей Таккера, компьютерщик, примерно ее возраста. Он звонил, чтобы поблагодарить ее за прекрасный праздник Благодарения и сказать, что на следующей неделе отправляется на художественную выставку в Беннингтон и предлагает ей составить ему компанию, разумеется, если она будет свободна.
Тот факт, что всю информацию он передал ей через Нонни, говорил о том, что Дэниел в будущем не против стать для нее человеком более близким, чем просто друг. По крайней мере, он не стеснялся говорить об этом во всеуслышание.
Всю остальную часть вечера Пейдж провела, как и прежде, с Сами на руках. К счастью, температура у девочки упала. Жестокий насморк, так поразивший ребенка, стал проходить, и Пейдж почувствовала некоторое облегчение, особенно когда малышка впервые за двое суток заснула у себя в кроватке. Но одновременно с облегчением, которое испытала Пейдж, она поняла одну чрезвычайно важную вещь – больной ребенок более всего зависим от людей, его окружающих. Когда у родителей несколько детей и все требуют внимания, это в определенный момент может вызвать и раздражение. Пейдж вряд ли была способна на такое, находясь рядом с Сами.
Да и Мара тоже. «Я своего рода временная остановка на их жизненном пути, – писала она, рассуждая о том, что значит быть приемной матерью… – Это требует от меня повышенного внимания к такому ребенку. Весь день я могу мотаться из одной смотровой в другую, переходить из больницы в кабинет и обратно, но только когда я возвращаюсь домой и усаживаюсь на пороге, сжимая в руке ладошку ребенка, сидящего рядом, я начинаю понимать, что мое существование наполнено и я по-настоящему нужна другому живому существу. Я не пытаюсь заглядывать вперед, в далекое будущее. Я наслаждаюсь настоящим, поскольку благодарна, что оно у меня есть, а когда это настоящее отходит в прошлое, я часто вспоминаю о нем и жалею, что оно не в силах длиться вечно».
Как только Сами заснула, Пейдж почувствовала себя одинокой и потерянной, хотя у нее было полно всяческих домашних дел, только приступать к ним ей совершенно не хотелось. Она сыграла партию в карты с Нонни, но это не принесло ей покоя, который она испытывала, когда прижимала Сами к своей груди. Кроме того, она все время думала, почему же не звонит телефон.
Она рано легла спать и быстро заснула, хотя сон ее был неглубоким и она часто просыпалась, услышав малейший звук, исходивший от Сами и транслируемый в ее спальню с помощью монитора. Время от времени она поднималась наверх, в спальню девочки, чтобы лишний раз убедиться, что у нее прохладный лоб и она крепко спит.
Пейдж только вернулась к себе после очередной такой проверки, когда услышала легкое постукивание в окно спальни. Она вскинула глаза и сразу же встретилась со взглядом Ноа. Не желая зажигать свет, она открыла окно и помогла ему влезть внутрь.
– Что ты здесь делаешь? – воскликнула она, испытывая радостное возбуждение, несмотря на то, что по его милости весь день чувствовала себя забытой. – Ты же должен был приехать только завтра вечером?
Он стянул с себя пальто, отбросил его в сторону и заключил Пейдж в объятия. Потом он прижался лицом к ее волосам и прошептал ей в ушко:
– Хочу тебя покрепче обнять, – что он, впрочем, тут же и сделал, крепко-накрепко прижав Пейдж к себе. В почти полной темноте он внимательно всматривался в ее лицо, словно выискивая в нем изменения, которые могли появиться за те несколько дней, пока они не виделись. – Ну, как ты провела праздники дня Благодарения?
Пейдж пришлось сосредоточиться, чтобы направить ход мыслей на события, которые, казалось, происходили давным-давно. Еще ни один мужчина ради нее не прерывал отпуска, равно как ни один из них не проникал в ее спальню через окно. Ни у одного мужчины до Ноа так не дрожали руки, когда он обнимал ее, и никто столь пристально не изучал ее лицо, пронизывая взглядом ночную тьму. И ни от одного мужчины она не получала ощущения такой полноты жизни, как от присутствия Ноа.
– Все было неплохо, – удалось ей выдавить из себя, хотя ее мысли теперь сосредоточены преимущественно на нем. – А у тебя?
– Очень хорошо. Но только в течение дня. А потом я стал ощущать беспокойство. – Он поцеловал ее, потом улыбнулся чуточку смущенно и поцеловал снова. На этот раз в его улыбке застыл невысказанный вопрос.
