Кадсуане откинула одеяло, явив свету пару знакомых браслетов. Ошейник отсутствовал.
– Это невозможно, – прошептала она.
– Я тоже так полагал, – пугающе спокойным тоном ответил ал’Тор. – Я сказал себе, что это определенно не может быть одним из тех самых тер’ангриалов, что я передал тебе. Ты пообещала, что они будут защищены и спрятаны.
– Что ж, – расстроено сказала Кадсуане. Она вновь накрыла вещи одеялом. – С этим ясно.
– Верно. Я отправил в твою комнату людей. Скажи мне, это не та шкатулка, в которой ты хранила браслеты? Мы нашли ее открытой на полу в твоих апартаментах.
Дева показала знакомую дубовую шкатулку. Это совершенно точно была она. Рассвирепев, Кадсуане развернулась к нему:
– Ты обыскивал мою комнату!
– Я не знал, что ты отправилась навестить Хранительниц Мудрости, – ответил ал’Тор. Он почтительно кивнул Сорилее и Эмис, на что те нерешительно ответили тем же. – Я отправил за тобой слуг, поскольку боялся, что Семираг могла попытаться отомстить тебе.
– Им не следовало это трогать, – ответила Кадсуане, забирая шкатулку у Девы. – Она была защищена очень замысловатыми стражами.
– Видимо недостаточно замысловатыми, – отворачиваясь, заявил ал’Тор. Он оставался возле того же темного окна, глядя на лежащий за ним лагерь.
В комнате повисла тишина. Наришма тихо расспрашивал Мин о её самочувствии, но тут же замолчал, едва смолк ал’Тор. Определенно, Ранд считал Кадсуане ответственной за то, что мужской ай’дам был похищен, но это было абсурдно. Она сплела свое лучшее охранное плетение, но кто знает, какие способы по преодолению защиты известны Отрекшейся?
Как же ал’Тору удалось выжить? И что случилось с остальным содержимым шкатулки? Завладел ли ал’Тор ключом доступа, или статуэтку забрала Семираг? Смеет ли Кадсуане спрашивать? Все молчали.
– Чего же ты ждешь? – наконец спросила она, собрав в кулак всю свою храбрость. – Моих извинений?
– Твоих извинений? – переспросил ал’Тор. В его голосе не было ни тени юмора, все то же ледяное равнодушие. – Нет. Полагаю, я скорее выжму извинения из камня, чем дождусь их от тебя.
– Тогда…
– Ты изгнана, Кадсуане, – тихо продолжил он. – Если после сегодняшнего вечера я хоть раз увижу твое лицо, я тебя убью.
– Нет, Ранд! – воскликнула Мин, вставая рядом с кроватью. Но он к ней не повернулся.
Кадсуане почувствовала мгновенный приступ паники, но подавила его, как и свой гнев.
– Что? – заявила она. – Это глупость, мальчик. Я…
Он повернулся, и вновь взгляд этих глаз заставил ее отступить. В них притаилась опасность, поразившая ее большим ужасом, чем она ожидала от своего старого сердца. На её глазах воздух вокруг него словно сгустился, и ей показалось, что в комнате стало темнее.
– Но… – она поняла, что заикается. – Но ты не убиваешь женщин. Всем это известно. Ты даже Девам не даешь опасных заданий из страха причинить им вред!
– Меня заставили пересмотреть именно этот мой принцип, – ответил ал’Тор. – Как раз этим вечером.
– Но…
– Кадсуане, – тихо сказал он. – Веришь ли ты, что я могу убить тебя? Прямо здесь, прямо сейчас, не используя ни меча, ни Силы? Веришь ли ты, что, если я только захочу, Узор изогнется вокруг меня и остановит твое сердце? Будто бы… случайно?
Та’верен так не срабатывает. Свет! Так или не так? Он же не может подчинять Узор своей воле, верно?
Но вновь встретившись с ним взглядом, она поверила. Против всей логики, она глядела в эти глаза и знала, что если сейчас не уйдет, то умрет.
Она медленно кивнула, ненавидя себя за это и чувствуя странную слабость.
Он отвернулся от нее, снова уставившись в окно.
– Убедись, что я не увижу твое лицо вновь. Никогда, Кадсуане. А теперь можешь идти.
Пораженная, она повернулась… и краем глаза заметила темное излучение, идущее от ал’Тора, еще сильнее уплотняющее окружающий его воздух. Когда она оглянулась, все пропало. Скрипнув зубами, она вышла.
– Готовьтесь сами и подготовьте ваши армии, – приказал оставшимся ал’Тор. Его голос эхом разнесся по комнате за ее спиной. – К концу недели я собираюсь выступить.
Кадсуане поднесла руку к голове и прислонилась к стене в холле. Ее сердце бешено колотилось, рука была влажной от пота. Прежде она противостояла упрямому, но доброму мальчику. Кто-то подменил его мужчиной – самым опасным мужчиной, которого ей приходилось встречать. С каждым днем он ускользал от них все дальше.
И сейчас у нее не было ни малейшего проклятого представления, что же с этим делать.
Глава 24
Новое обязательство
Вымотанный двухдневной скачкой, Гавин верхом на Вызове остановился на невысоком холме к юго-западу от Тар Валона. С наступлением весны всё вокруг должно было уже зазеленеть, но склон холма перед ним покрывала только торчащая клочками сухая трава, погубленная зимними снегами. То тут, то там виднелись небольшие заросли тиса и ели, внося некоторое разнообразие в бурый пейзаж. Он насчитал уже несколько мест, где теперь красовались только пни. Военный лагерь уничтожал деревья, пожирая их, словно рой голодных короедов, используя для стрел, костров, сооружений и осадных машин.
Гавин зевнул – у него выдалась нелегкая ночь. Военный лагерь Брина неплохо закрепился и был наполнен движением и энергией. Армия таких размеров порождала в лучшем случае организованный хаос. Небольшой отряд кавалеристов мог двигаться налегке, как Отроки Гавина. Подобное войско могло увеличиться до нескольких тысяч и не обрасти лишними вещами. Поговаривали, что опытные наездники, например салдэйцы, могли передвигаться большими отрядами по семь-восемь тысяч воинов и сохранять мобильность.
Но сила, подобная той, у подножия холма, была совершенно другим зверем. Это было громадное, разросшееся существо, вроде огромного пузыря с маленьким лагерем в центре, который, вероятно, занимали Айз Седай. Также отряды Брина заняли все городки у мостов по обеим сторонам реки Эринин, успешно отрезав остров от снабжения.
Армия, занявшая земли возле Тар Валона, походила на паука, наблюдающего за бабочкой, порхающей прямо возле его паутины. Отряды въезжали и выезжали на патрулирование, закупать провизию, доставлять сообщения. Дюжины и дюжины отрядов, одни верховые, другие пешие. Словно пчелы – одни покидают улей, а другие возвращаются обратно. Восточная часть главного лагеря была наполнена мешаниной лачуг и палаток – обычный сброд, сопровождающий каждую армию. Рядом, прямо в пределах основного лагеря, кольцом примерно пятидесяти ярдов в диаметре возвышался деревянный частокол. Вероятно, это был штаб.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
