Высшая задача вождя состоит в том, чтобы олицетворять двойную функцию, характерную для каждого пласта движения, — выступать в качестве магической защиты движения от внешнего мира и в то же время служить мостиком, с помощью которого движение связывает себя с внешним миром. Вождь представляет движение способом, полностью отличающимся от способов, распространенных среди обычных партийных лидеров; он требует личной ответственности за каждое действие, будь то подвиг или преступление, предпринятое любым членом партии или функционером в пределах его должностных обязанностей. Эта тотальная ответственность составляет наиболее важную организационную особенность так называемого принципа вождизма, согласно которому любой функционер не просто назначен вождем, но и является его реально действующим представителем на местах и каждое распоряжение при этом исходит как бы из одного-единственного, всегда наличествующего источника. Это полное отождествление вождя с каждым назначенным им минивождем и эта монополия на ответственность за все, что происходит, также выступают наиболее отчетливыми признаками, по которым можно отличить тоталитарного вождя от обычного диктатора или деспота. Тиран никогда бы не стал отождествлять себя со своими подчиненными, не говоря уже о каждом их действии;[822] он может использовать их в качестве козлов отпущения и охотно критиковать их для того, чтобы самому уберечься от гнева народа, но он всегда будет поддерживать абсолютную дистанцию со всеми своими подчиненными и со всеми своими подданными. Вождь, напротив, не может допустить критики своих подчиненных, так как они всегда действуют от его имени; если он хочет исправить собственные ошибки, он должен ликвидировать тех, кто воплотил их в жизнь; если он хочет возложить свои ошибки на других, он должен убить их.[823] Поскольку внутри этой организационной структуры такого рода ошибка может быть лишь ошибкой относительно личности самого вождя, то она означала бы, что вождя воплощает какой-то мошенник.
Эта тотальная ответственность за все, что совершается движением и это тотальное отождествление вождя с каждым из его функционеров имеют самые практические последствия — никто не оказывается в ситуации, когда он был бы ответствен за свои действия или мог бы объяснить причину этих действий. С тех пор как вождь монополизирует право и возможность объяснения, он предстает перед внешним миром единственным лицом, которое знает, что делает, т. е. единственным представителем движения, с которым еще можно говорить на нетоталитарном языке и который, когда его упрекают или критикуют за что-то, уже не может сказать: «Не спрашивайте с меня, спрашивайте с вождя». Находясь в центре движения, вождь мог действовать так, как будто бы он был над ним. И поэтому совершенно объяснимо (хотя и совершенно тщетно), для посторонних движению людей в тех случаях, когда они вынуждены иметь дело с тоталитарными движениями или с правительствами, снова и снова возлагать свои надежды на личный разговор с самим вождем. Действительная тайна тоталитарного вождя сокрыта в организации, которая дает ему возможность принять тотальную ответственность за все преступления, совершенные элитными формированиями движения, и в то же время требовать искреннего, наивного уважения со стороны наиболее простодушных сторонников.[824]
Тоталитарные движения назвали «тайными обществами, учрежденными среди бела дня».[825] В самом деле, как ни мало знаем мы о социальной структуре и новейшей истории тайных обществ, структура движений, беспрецедентная, если сравнивать ее с партиями и фракциями, ни с чем не имеет так много общего, как с некоторыми лежащими на поверхности особенностями тайных обществ.[826] Тайные общества также создают иерархии согласно степени «инициированности», посвященности его отдельных членов, регулируют их жизнь согласно тайным и вымышленным предпосылкам, которые заставляют смотреть на все другими глазами; используют стратегию постоянной лжи для надувательства непосвященной внешней массы; требуют безусловного подчинения от своих членов, которые вместе доказывают преданность чаще неизвестному, но всегда таинственному лидеру, который сам окружен, или предполагается, что окружен, небольшой группой посвященных, а те в свою очередь окружены полупосвященными, которые составляют «защитную оболочку» от враждебного, непосвященного мира.[827] Наряду с тайными обществами тоталитарные движения также признают дихотомическое разделение мира между «названными братьями по крови» и неопределенной, расплывчатой массой заклятых врагов.[828] Это разделение, основанное на абсолютной враждебности к окружающему миру, существенно отличается от тенденции обычных партий делить людей на тех, кто в них входит и кто не входит. Партии и вообще открытые общества будут рассматривать как своих врагов только тех, кто явно противостоит им, в то время как всегдашний принцип тайных обществ гласит: «Кто не с нами, тот против нас».[829] Этот эзотерический принцип кажется совсем неприемлемым для массовых организаций; и тем не менее в конце концов нацисты предложили своим членам психологический эквивалент ритуала посвящения в тайное общество, когда вместо простого исключения евреев из своих рядов они требовали от членов своей партии доказательств нееврейского происхождения и установили сложный механизм для того, чтобы пролить свет на темное прошлое почти 80 миллионов немцев. Это было, конечно, комедией, и довольно дорогой комедией, когда 80 миллионам немцев предписывалось искать еврейских предков. Несмотря на это каждый проходил экзамен с чувством, что он принадлежит к группе избранных, которая противостоит воображаемому множеству непригодных. Сходный принцип сформировался в большевистском движении благодаря повторяющимся партийным чисткам, которые возбуждали в каждом, кого не отвергли, веру в свою посвященность.
Возможно, наиболее поразительное сходство тайных обществ и тоталитарных движений заключается в той роли, какую в них играет ритуал. Парады на Красной площади в этом отношении не менее характерны, чем помпезная организация нюрнбергских партийных дней. Центром нацистского ритуала был так называемый зов крови, а большевистского — мумифицированное тело Ленина. Оба движения привносят в церемонию заметные элементы идолопоклонства. Подобное идолопоклонство вряд ли доказывает, как порой утверждалось, псевдорелигиозные или еретические тенденции. «Идолы» — это чисто организационные приемы, известные по ритуалам тайных обществ, которые также использовались для того, чтобы запугивать своих членов с помощью внушающих благоговение и ужас символов. Ясно, что люди крепче соединяются в нечто единое с помощью общего совершения тайного ритуала, чем через общее знание самой тайны. То, что тайна тоталитарных движений видна невооруженным глазом не обязательно меняет природу совместного ритуального опыта.[830]
Это сходство, естественно, не случайно: оно не просто объясняется тем, что и Гитлер и Сталин были членами современных тайных обществ до того, как стали тоталитарными вождями, — Гитлер в тайной службе рейхсвера, а Сталин в конспиративной группе большевистской партии. До некоторой степени это сходство является естественным результатом заговорщического по своему существу вымысла тоталитарного движения, чьи организации, по общему мнению, создавались, чтобы противостоять тайным обществам — тайному обществу евреев или троцкистскому обществу заговорщиков. Особенно отличает тоталитарные организации то, что они могли использовать так много организационных приемов тайных обществ без малейшей попытки удержать в секрете свою собственную цель. То, что нацисты хотели завоевать мир, депортировать «расово чуждых» и уничтожить тех, у кого было «плохое биологическое наследство», что большевики действовали во имя мировой революции, никогда не было тайной; наоборот, эти цели всегда были частью их пропаганды. Другими словами, тоталитарные движения копируют все внешние атрибуты тайных обществ, но у них отсутствует одна-единственная вещь, которая могла бы извинить, или предполагалось, извиняет, их методы, — необходимость сохранять тайну.
В этом аспекте, как и во многих других, нацизм и большевизм приходят к одинаковым результатам, исходя из различных исторических начальных условий. Нацисты исходили из вымышленного заговора и более или менее сознательно моделировали себя по примеру тайного общества сионских мудрецов, большевики же исходили из революционной партии, чьей целью была однопартийная диктатура, прошли в своей тоталитаризации стадию, когда партия была «полностью в стороне и выше всех», затем стадию, когда Политбюро партии стало «полностью отделено и выше всех»;[831] в конце концов Сталин навязал этой партийной структуре жесткие тоталитарные принципы по типу конспиративной группы и только тогда обнаружил необходимость в целях поддержания идеи фикс установить железную дисциплину тайного общества в условиях массовой организации. Эволюция нацистской партии может быть более логична, более последовательна внутри себя, но история большевистской партии лучше иллюстрирует фиктивный по сути характер тоталитаризма, потому что вымышленные глобальные заговоры, против которых якобы и был организован большевистский заговор, не были зафиксированы в идеологии. Они менялись — от троцкистов до трехсот семей, затем до различных «империалистов» и, наконец, до «безродных космополитов» — и служили различным целям; хотя большевики никогда и ни при каких обстоятельствах не могли действовать вообще без подобных фикций.