— Не будут. Ни один человек не усомнится, что он — твой сын, Утер, и законный король Британии.
Он издал что-то вроде смешка, в котором были одновременно издевка и презрение.
— Думаешь, я снова стану тебя слушать? Да никогда! Теперь я вижу, что это за магия — твоя «сила», о которой ты толкуешь! Всего лишь обычная человеческая хитрость. Ты пытаешься влезть в государственные дела, к которым приохотил тебя мой брат, и все твои тайны — ловкое мошенничество. Заманиваешь людей, суля им то, чего они желают, и делая вид, что можешь исполнить свои обещания; но цену ты хранишь в тайне, а потом заставляешь платить сполна.
— Это Бог хранит цену в тайне, Бог, а не я, Утер.
— Бог? Бог? Что за бог? Ты говорил о многих богах! Если ты имеешь в виду Митру…
— Митру, Аполлона, Артура, Христа — называй как хочешь, — сказал я, — Какая разница, каким именем люди зовут свет? Он все равно остается светом, и людям приходится либо жить с ним, либо умереть. Я знаю лишь, что Бог — источник всего света, что озаряет этот мир, и что воля его пронизывает весь мир и течет через каждого из нас, подобно огромной реке, и мы не в силах остановить ее или заставить свернуть; мы можем лишь пить из нее, пока живы, и вверить ей свои тела, когда умрем.
Изо рта у меня снова потекла кровь. Я поднял руку, чтобы стереть ее рукавом. Утер видел это, но лицо его не переменилось. Наверно, он вообще не слушал моих слов. А быть может, не слышал их за шумом моря.
— Это всего лишь слова, — сказал он все с тем же безразличием, которое разделило нас, словно стеной, — Ты даже Бога используешь в своих целях. «Бог велел мне это сделать, Бог назовет точную цену, Бог позаботится о том, чтобы расплачивались другие…» За что, Мерлин? За твое честолюбие? За то, чтобы люди говорили о тебе, затаив дыхание, как о великом маге и пророке, и чтили тебя больше, чем короля и епископов? А кто расплачивается с Богом за исполнение твоих замыслов? Не ты. А люди, которые пляшут под твою дудку, — они и платят. Амброзий. Вортигерн. Горлойс. Другие люди, что погибли сегодня ночью. Но сам ты не платишь. Нет!
Волна разбилась об утес под нами, и на скалу хлынула пена, осыпав мелкими брызгами запрокинутое лицо Кадаля. Я наклонился и стер брызги, а вместе с ними и часть крови.
— Нет, — сказал я.
— Я говорю тебе, Мерлин: мною ты воспользоваться не сможешь. Я больше не буду марионеткой, которую ты дергаешь за ниточки. Так что держись от меня подальше. И вот что я тебе еще скажу. Я не признаю ублюдка, которого зачал этой ночью.
Это говорил король. Отвечать ему не имело смысла. Холодная, неподвижная фигура возвышалась надо мной, и над его плечом в сером небе висела яркая звезда. Я ничего не сказал.
— Ты меня слышал?
— Да.
Он сбросил с руки плащ и швырнул его Ульфину. Тот развернул его, чтобы накинуть королю на плечи. Утер снова взглянул на меня сверху вниз.
— За твои услуги я оставляю в твоем владении земли, что подарил тебе прежде. Убирайся в свои валлийские горы и не тревожь меня более.
— Я больше не побеспокою тебя, Утер, — устало ответил я, — И тебе больше не понадоблюсь.
Некоторое время он молчал. Потом отрывисто сказал:
— Ульфин поможет тебе донести тело.
Я отвернулся.
— Не нужно. Оставь меня.
Пауза, заполненная шумом моря. Мне не хотелось его оскорблять, но теперь было все равно. Я даже не думал, что говорю. Просто хотел, чтобы он ушел. Острие его меча устремилось мне прямо в глаза. Оно блестело и трепетало. На миг мне показалось, что Утер настолько разгневан, что пустит его в ход. Потом меч взлетел вверх и скрылся в ножнах. Утер развернулся и пошел дальше, вниз по тропе. Ульфин тихо проскользнул мимо без единого слова и последовал за своим господином. Они не успели скрыться за поворотом, а шум моря уже заглушил их шаги.
Я обернулся — и увидел, что Кадаль смотрит на меня.
— Кадаль!
— Тоже мне король! — Его голос звучал слабо, но это был все тот же Кадаль, грубоватый и насмешливый. — Сперва даешь ему то, без чего он прямо-таки жить не может, а потом он говорит: «Наши имена, мол, покроются позором после дел этой ночи!» Да, нечего сказать, хорошеньких дел он натворил! По лицу видно, притомился…
— Кадаль…
— И ты тоже… Ты что, ранен? Что с рукой? Лицо в крови…
— Ничего. Это все заживет. Не обращай внимания. Но ты… ах, Кадаль…
Он слабо качнул головой.
— Без толку. Брось. Мне и так вполне уютно.
— Больно?
— Нет. Холодно только.
Придвинувшись к нему ближе, попытался своим телом закрыть его от ледяных брызг волн, разбивающихся о скалы. Взял его руку своей здоровой рукой. Растереть ее я не мог, поэтому сунул за пазуху, под тунику, и прижал к груди.
— Вот плащ, жалко, потерял, — сказал я, — Значит, Иордан мертв?
— Да. — Он помолчал. — А… а что было там?
— Все вышло, как было задумано. Но Горлойс сделал вылазку из Димилиока и погиб в сражении. Вот потому Бритаэль с Иорданом и приехали сюда, сообщить герцогине.
— Я услышал, как они едут. Понял, что они непременно увидят меня с лошадьми. Надо было помешать им поднять тревогу, пока король…
Он остановился перевести дыхание.
— Не беспокойся, — сказал я, — С этим покончено. Все в порядке.
Он не обратил внимания. Теперь он говорил шепотом, слабым, но отчетливым — даже в шуме моря я разбирал каждое слово:
— Сел на коня и проехал немного вперед, им навстречу… по другому берегу ручья… а когда они поравнялись со мной, я перепрыгнул через ручей и попытался остановить их.
Он снова помолчал.
— Но Бритаэль… добрый боец… быстрый, как змея. Ни мгновения не раздумывал. Пырнул меня мечом и сбил конем. А Иордана оставил меня прикончить.
— Это он зря…
Его щеки чуть заметно шевельнулись. Это была улыбка. Через некоторое время Кадаль спросил:
— Лошадей-то он не увидел?
— Нет. Когда он приехал, у двери стоял Ральф, и Бритаэль просто спросил, не приезжал ли кто в замок, и сказал, что он встретил внизу всадника. Ральф сказал «нет», и он поверил. Мы впустили и убили его.
— Утер.
Это был не вопрос, а утверждение. Глаза Кадаля были закрыты.
— Нет. Утер был еще у герцогини. Я не мог допустить, чтобы Бритаэль застал его врасплох. Он и герцогиню убил бы заодно.
Он изумленно раскрыл глаза, на миг просветлевшие.
— Ты?!
— Ты мне льстишь, однако! — Я улыбнулся ему. — Хотя, боюсь, этот бой не сделал бы чести ни тебе, ни мне. Это была очень грязная драка. И король вряд ли согласился бы признать эти правила. Я их изобрел на ходу…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
