— И, полагаю, вы не заметили, какой у нее регистрационный номер?
— Это ваша работа, а не моя.
Она приветливо улыбнулась.
— Спасибо, — сказала она. — Мой коллега заскочит к вам завтра, чтобы снять показания. Его зовут Оливер Фримен; думаю, он вам понравится. Я так понимаю, вы не планируете никуда уезжать.
— Отвали, — буркнул он.
И она едва не рассмеялась.
Никки отвернулась от сержанта МакАллистер, прижимая ладони к щекам.
— Значит, это не могла быть Терри Уолкер, — сделал вывод Спенс.
МакАллистер покачала головой.
— Ее еще раз допросят, но алиби у нее железное, и…
— Нет, не надо ее больше допрашивать, — вмешалась Никки. — Мне и так очень стыдно за то, что мы думали, что это, возможно, она. Терри очень расстроилась?
— Я не думаю, что это самое приятное событие в ее жизни, — заметила МакАллистер, — но я поеду туда завтра и лично принесу ей извинения. Надеюсь, это ее немного успокоит…
— Это я должна перед ней извиниться, — перебила ее Никки.
— Нет, но вы должны сообщить мне, знаете ли вы кого-то, кому принадлежит синий двухдверный «Мерседес».
Лицо Никки, когда она посмотрела на Спенса, было белым как мел.
— Не думаю, что знаем, — ответил он.
— А вы, Никки? — повернулась к ней МакАллистер.
Никки покачала головой.
— Нет, никого… Я раньше никогда не замечала такую машину на нашей улице.
МакАллистер встала.
— Ладно, подумайте над этим, — сказала она. — Я вернусь утром, и тогда еще раз поговорим.
Проводив ее до двери, Спенс вернулся в комнату, беспокойно хмурясь.
— Ник, что происходит? — спросил он. — Я ведь вижу, когда ты…
— У моей матери есть светло-голубой винтажный «Мерседес», — ответила Никки, и, когда ужас того, что она произносит, сжал в комок ее сердце, она зажала кулаком рот. — Это, должно быть, просто совпадение, — дрожащим голосом произнесла она. — То есть, не может быть, что… Она бы никогда…
Спенс молча смотрел на нее; его лицо было такого же пепельного цвета, как и ее.
Она отвела глаза, но затем снова посмотрела на него.
— Ты помнишь, где они живут? — спросила она.
— Думаю, да, — хрипло ответил он, все еще не в состоянии оправиться от шока из-за вывода, к которому они оба пришли.
Она подняла сумку и пошла за пальто.
— Я так понимаю, мы едем к твоим родителям, — сказал он, догоняя ее.
— Мы должны это сделать, — ответила она и, вручив ему ключи от машины Руфуса, первой вышла на улицу.
ГЛАВА 26
Когда Спенс и Никки свернули на Беннетт-стрит, в квартире на втором этаже горел свет, показывая, что дома кто-то есть, но шторы были задернуты, так что заглянуть в окно возможности не было.
Когда Спенс выключил двигатель, Никки осталась сидеть в машине, стараясь настроиться на то, что, возможно, ждет ее впереди. Помимо того, что Никки ужасно нервничала, она никак не могла понять, страшно ли ей или она просто все еще слишком ошеломлена, чтобы осознать, что именно происходит у нее в голове. Как только МакАллистер упомянула синий «Мерседес», Никки сразу же подумала о своей матери; но по дороге сюда она взвесила вероятность совпадения, причины — и, похоже, так и не смогла прийти к какому-то определенному выводу.
— Ты точно уверена, что хочешь это сделать? — спросил ее Спенс.
Никки снова посмотрела на окна.
— Мы должны, — ответила она немного дрожащим голосом, повернулась и посмотрела на него. В ярком свете фонаря его глаза казались темными провалами на бледном фоне лица. — Я все время думаю, — продолжала она. — Я не могу… то есть, я…
— Мы должны узнать, действительно ли это была ее машина, — мягко закончил он за нее.
Признав его правоту, Никки глубоко вздохнула и открыла дверцу.
Как только Спенс вышел и присоединился к ней, она взяла его за руку, затем подошла к входной двери и нажала кнопку звонка рядом с фамилией родителей. У нее возникло какое-то чувство нереальности происходящего из-за того, что она пришла в то место, где они жили, но частью которого она никогда не была, словно они перенеслись в сон; а возможно, она обнаружит, что их здесь вообще нет.
— Да? — прозвучал голос в домофоне.
Чувствуя, как у нее участился пульс, Никки наклонилась вперед и произнесла:
— Мама, это я.
На мгновение воцарилась тишина, а затем ее мать переспросила:
— Николь? Я думала… О Господи! Входи же, входи! — И дверь, загудев, открылась.
Покосившись на Спенса, Никки первой вошла в вестибюль и заморгала, когда лестничную площадку залил яркий свет.
— Поднимайся на второй этаж! — крикнула ее мать. — Ты как? Твой друг сказал, что ты…
— Все нормально, — заявила Никки. — Спенс пришел со мной.
Так как ее мать не стала возражать, Никки держала Спенса за руку, пока они поднимались по лестнице. Они увидели, что Адель ждет их у двери в квартиру, одновременно взволнованная и с выражением облегчения на лице; но что еще горит у нее в глазах: готовность защищаться, страх, сожаление? У Никки перехватило дыхание.
— Дай-ка посмотреть на тебя, — попросила Адель, беря Никки за руку. — О чем они думали, когда сажали тебя в это ужасное место?
— Все хорошо, — заверила ее Никки, осторожно высвобождая руку. — Они совершили ошибку, но я думаю, они уже осознали это.
— Смею надеяться, — ответила ее мать.
Глядя на нее, Никки пыталась представить себе, как она в тот день входит в дом, обнаруживает, что Зак спит в колыбельке… Ее мозг взорвался от того, что произошло потом. Она не могла в это поверить. Ее мать могла быть холодной и нетерпимой время от времени, могла быть фанатичной, заносчивой, даже жестокой в своих высказываниях, но Никки не могла убедить себя в том, что она когда-либо зайдет так далеко, что… Она просто не смогла бы.
Адель перевела взгляд на Спенса. Ей, казалось, было неловко, и она была смущена: лицо у нее пошло пятнами.
— Я… рада, что вы приехали, — сказала она. — Когда вы были здесь в прошлый раз… Я должна принести вам свои извинения за то…
Спенс поднял руку, чтобы остановить ее.
— Ничего страшного, — ответил он. — Это вообще было неважно.
Сглотнув и пытаясь демонстрировать радость встречи, Адель снова повернулась к Никки.
— Входите же, — тепло сказала она, делая шаг в сторону. — Ты точно хорошо себя чувствуешь? Это ужасно, немыслимо думать о том, через что тебе пришлось пройти… Бедная моя девочка…
Никки слушала ее вполуха, когда вошла в зал и увидела картины, которые никогда прежде не видела, и мебель, должно быть, принадлежащую кому-то другому. Ее родители стали для нее незнакомцами, подумала Никки. За последние несколько месяцев между ними разверзлась пропасть, казавшаяся непреодолимой, и она не хотела, чтобы все так и осталось. Она не хотела потерять их, но, если машина и правда принадлежала ее матери, пути назад не будет.
