Начштаба вытаращил на Брейбороду глаза:
– Ты спятил, Паша!
– Возможно. Я же говорю – со мной происходит чего-то не то. Обидно только, что этим самым могу подвести людей…
– Ты же майор, Брейборода! – серьёзно заметил начштаба, – Возьми себя в руки. Стыдно ведь!
– Не стыдно мне. У меня появился мандраж. Настороженность какая-то… Ноги даже подкашиваются…
Брейборода опустил голову. Замолчал.
На фронте всем воинам ежедневно выдавали утверждённые Политуправлением армии сто граммов водки. В партизанских условиях такое было немыслимо. Но к празднику Октябрьской революции или 23 февраля, как говорили в штабе партизан, сам Бог приказал! Естественно, для этого майор Брейборода отвозил самогонщице Дусёк необходимое зерно или муку.
Паша стал постоянным клиентом самогонщицы Дуськи. Ближе к праздникам особенно. Приезжал на своей повозке с ездовым и восьмидесятилитровой алюминиевой посудиной.
В отрядах соблюдалась дисциплина. Нарушалась она редко. В бригаде особого назначения к высшей мере наказания для своих проштрафившихся прибегать не приходилось.
Глава 11
Партизанское движение стало одной из грозных проблем для гитлеровского Генштаба и его главного командования. В Белоруссии почти каждое село и хутор стреляли в оккупантов. И без того обездоленный народ за годы оккупации обнищал вконец, был обречён на голод и истребление. Но не сдавался. Ничтожный процент шёл на службу к оккупантам. Но и среди них было немало связных партизан, а то и диверсантов.
Группа Шмакова обретала навыки ведения борьбы с оккупантами, в набегах, а подчас и в серьёзных боях добывала трофейное оружие.
Собственно, название «спецназ» всем импонировало. Им гордились. Особенно бывшие пограничники, пробиравшиеся сотни километров по лесам и оврагам с былой границы, рискуя жизнью, обходя гарнизоны оккупантов и местных предателей-полицаев. А это были люди по-настоящему отважные и преданные Родине.
Сформировалась рота диверсантов во главе с толковым старшим лейтенантом Пехотным из числа окруженцев. Бывшие окруженцы вливались в отряд почти ежедневно. В соседнем отряде был даже генерал-майор, попавший в окружение вражеских войск. Но вскоре за ним прилетел «кукурузник». Поговаривали, будто до войны он был депутатом Верховного Совета.
Увеличение личного состава происходило ещё и за счёт присоединения отдельных мелких групп из числа советского и партийного актива, оставленных специально для борьбы с оккупантами, но лишённых связи с Большой землёй.
Влившиеся в бригаду осназа не чувствовали себя чужаками. Вместе с тем каждый из примкнувших, по неписаным правилам, будь он даже полковник, вначале оставался рядовым. Обид не было. Мало кто из них имел представление о том, что им предстоит, кроме боевых операций. Постепенно некоторые стали догадываться, старались проявлять себя не только в боевых операциях, но и в оперативных делах. Попадались способные к этому роду деятельности из числа руководителей, создавших свою агентурную сеть из преданных и способных патриотов.
Появились полнокровные роты и батальоны. Были сооружены землянки, вмещавшие роту. Естественно, с печкой.
Начштаба Шульгин задумал было соорудить к Первому мая самогонный аппарат. Но комиссар Малюгин запретил, несмотря на согласие комбрига Шмакова.
Идея с самогоном так и была похоронена, несмотря на настойчивость не только комбрига. Между тем Миша Шульгин не был выпивохой. Зато комбриг – был, да ещё каким!
Старший лейтенант Чупеев, командир одного из десантных отрядов, выброшенных на парашютах, но в первом же неожиданном бою потерпевший поражение, примкнул к бригаде Анатолия Шестакова и занимал там должность заместителя начальника штаба, на которой вскоре зарекомендовал себя с самой лучшей стороны.
Майора Коровина из Четвёртого управления НКГБ и его группу также постигла неудача при приземлении во вражеском тылу. Он вылетел в Москву. Вначале у него были неприятности, но потом вроде бы всё улеглось. Оставался в резерве. Боевой, предельно собранный, рассудительный и внешне импозантный командир.
Да и лётчики в начальный период войны не всегда точно ориентировались с выброской десанта. Редко, но бывали такие случаи.
Один из самолётов пересёк линию фронта и продолжал углубляться, пока не счёл нужным выбросить десант и улететь. Приземлившихся парашютистов встретили пальбой. Но тут выяснилось, что это советские бойцы. Оказалось, самолёт дважды пересёк линию фронта и выбросил парашютистов на советской территории.
Отряд Шмакова выделялся боевыми качествами, эффективными диверсиями на железнодорожных магистралях, взрывами мостов, разгромами заводов и электростанций, занятых оккупантами. Отряд стал именоваться бригадой, её командир Павел Григорьевич Шмаков получил звание майора, а доктор Бронзов – майора медицинской службы.
Шмаков провозгласил себя комбригом бригады особого назначения. Или, короче, осназа.
Часть девятая
Глава 1
Среди местного населения, оказавшегося на оккупированной гитлеровцами территории, были толковые люди, обладавшие даром очень не простой деятельности, называемой разведкой, проходившей в крайне рискованных условиях среди явных и тайных врагов. Несмотря на все сложные преграды, эти люди, преимущественно женщины, добивались значительных успехов. И что чрезвычайно важно – по собственной инициативе! От них поступали сведения о положении в оккупированных районах. Такой была Аня Боровая, разведчица-самородок, по оперативной кличке «Маленькая», о которой вначале было известно крайне мало. Зато её работу с уверенностью можно назвать результативной. Она выполняла свой долг, который долгое время продолжал удивлять и радовать командование бригады осназа, а также высшее руководство московского управления.
Её младший брат выполнял функции связного. Брат и сестра постоянно подмечали что-то новое и важное и тут же ставили в известность штаб бригады.
Оказавшись в оккупации в небольшом городке Клинцы Брянской области, Аня Боровая нашла себе занятие. И незаметно продвигалась к намеченной цели.
Невысокого росточка, худощавая, миловидная, белокурая, ненавязчиво услужливая, она целеустремленно использовала малейшую возможность превратить врага в своего сторонника, сделать его помощником, готовым повернуть оружие против фашистов.
От Ани, работавшей в офицерской столовой райцентра Клинцы, штабу отряда осназа стало известно о том, что она установила доверительные отношения с ветеринарным фельдшером французского легиона, расквартированного там по соседству с одной из немецких воинских частей. Аня сообщила, что француз Жорж Бертелье, родом из Марселя, ненавидит фашистов и своё правительство, вступившее после оккупации страны в союз с «бошами» (так французы называли немцев), и готов перейти на сторону советских партизан.
Не зная французского языка, но нахватавшись за короткое время немецких слов, Аня договорилась с фельдшером о его переходе к партизанам.
Младший брат разведчицы сообщил, что Жорж Бертелье хотел бы встретиться с кем-нибудь из партизан, чтобы кое о чём переговорить с ними.
– Перейти с пустыми руками было бы легкомысленно с моей стороны, – заявил Бертелье.
На встречу с французом отправился помощник начальника разведки Котельников, владевший французским языком. С ним пошли разведчики Борис Смирнов, медсестра бригады Татьяна Александрова и Николай Харламов – отменный снайпер. Для подстраховки. На всякий случай взяли и Костю Смелова, выделявшегося не только смелостью, но и остроумием, интеллигентностью. Это имело значение во время ведения переговоров.
Французский ветеринар восхитил партизанских парламентёров своей ненавистью к «бошам». Бертелье был пунктуален. Через пару недель он предстал в расположении штаба отряда на отменном рысаке в новеньком, блестевшем оранжевым лаком седле с двумя большими сумками, заполненными кипой немецких и французских карт, всяких официальных документов. А также двумя новенькими немецкими автоматами, мешочком с патронами, биноклем. Даже кожаными перчатками вишнёвого цвета!
Как и на первой встрече вблизи Клинцов, он оставался в немецкой форме с трехцветной эмблемой на рукаве и надписью: FRANCE.
Жорж Бертелье подружился с Котельниковым. Только с ним мог свободно поговорить и пошутить. Они пришлись друг другу по душе. Обсуждали положение на фронтах. Бертелье всё время уговаривал старшего лейтенанта доставить его в Москву, а там он расскажет о целом ряде очень важных гитлеровских объектов, о которых Советский Союз не знает.
Энергичный, переполненный энтузиазмом и злобой к нацистам, француз без конца настаивал на отправке его в Москву или в какую-нибудь прифронтовую авиационную часть, чтобы лично с борта самолёта указать экипажу местонахождение важных объектов, которые следует подвергнуть бомбардировке.
