Судя по этой записи, Толстой, закончив 29 августа работу над седьмой редакцией «Крейцеровой сонаты», решил, видимо, не подвергать повесть дальнейшим переделкам. В дневнике под 31 августа записано: „Вечером читал всем «Крейцерову сонату». Поднял всех. Это очень нужно. Решил печатать в «Неделе»“.
Факт чтения повести окружающим и решение ее печатать свидетельствуют о том, что Толстой считал в это время свою повесть уже более или менее законченной. 1 сентября он читал «Крейцерову сонату» вновь — H. Н. Ге-старшему и сыну Льву Львовичу, о чем говорит дневниковая запись под этим числом: «Вечером читал H. Н. Ге и Леве, который уезжает завтра «Крейцерову сонату». На всех, и больше всего на меня, произвело большое впечатление: всё это очень важно и нужно. Очень взволновало». 9 сентября Толстой пишет Черткову: «Повесть «Крейцерова соната» или «Как муж жену убил» я почти кончил и рад, что написал это. Знаю, что то, что там написано, нужно людям». О том, что повесть «почти кончил», Толстой пишет в письмах и П. И. Бирюкову от 11 сентября (АТ) и H. Н. Страхову от 12 сентября.[300] Обоим, так же, как и Черткову, он сообщает, что повесть посылает Гайдебурову в «Неделю». Однако вскоре он испытывает неудовлетворенность тем, что им написано.
17 сентября в дневнике им записано: «Перечел «Крейцерову сонату». Очень не понравилось». В связи с этим отправка повести в печать была отложена, и Толстой вновь принялся за работу над ней. 17 сентября он записывает в дневник:, «Встал и с охотой взялся за работу над «Крейцеровой сонатой»“. Это была работа над восьмой редакцией повести, длившаяся месяц с лишним. Эта редакция распространилась в многочисленных списках и литографированных и гектографированных изданиях и стала достоянием широких читательских кругов. В дальнейшем называем ее общо — «литографированной редакцией». Работа над ней закреплена в рукописях, описанных под №№ 10, 11, 12 и частично 13 и 14 (см. описание рукописей). Текст ее устанавливается в результате сопоставления указанных рукописей с рукописью, описанной под № 15 и с текстами литографированных изданий повести. По сравнению с предшествующей редакцией в ней, в деталях, очень много изменений и дополнений.
Важнейшие отличия восьмой редакции от седьмой сводятся к следующему.
Текст XIV главы, заключающей в себе рассуждения Позднышева о воспитании женщин, значительно дополнен. В тексте XV главы, кроме новых деталей в рассуждениях Позднышева о ревности, в его уста вложены суровые нападки на докторов. Сюда впервые введен эпизод бурной ссоры Позднышева с женой незадолго до появления Трухачевского, ссоры, закончившейся уходом жены к сестре и попыткой отравиться (глава XX). Значительным исправлениям подверглись все последние главы повести, начиная с эпизода появления Трухачевского в доме Позднышева. Прежде всего Толстой еще paз попытался указать на положительные стороны в натуре жены Позднышева на ряду с отрицательными, как это видно из текста варианта № 18. Она, несмотря на ряд отталкивающих качеств, — «в самой глубине души добрый, великодушный, почти святой человек, способный мгновенно, без малейшего колебания и раскаяния, отдать себя всего, всю свою жизнь другому». Отрицательная характеристика двух братьев Трухачевского, бывшая в предшествующих редакциях, зачеркивается. В текст XXIII главы введено рассуждение Позднышева о музыке и его рассказ о впечатлении, произведенном на него исполнением Крейцеровой сонаты. Зачеркнуты следующие слова Позднышева, в которых он передает то, что услышал, подойдя к двери, за которой находились его жена и Трухачевский: «Да, я услыхал то, что не оставило во мне ни малейшего сомнения. И они не спешили, не торопились». В результате явное доказательство физической измены жены заменилось лишь более или менее правдоподобной догадкой о такой измене. Орудие убийства — вновь кинжал, а не револьвер. Так же, как и в окончательной редакции, умирающая женщина выказывает Позднышеву свою ненависть, а не просит у него прощения.
К работе над этой редакцией «Крейцеровой сонаты» относятся следующие упоминания.
Вслед за записью 17 сентября в дневнике записано под 18 сентября: «Сел за работу». 19 сентября там же записано: «Усердно писал, поправляя «Крейцерову сонату». До начала действия всё исправно, потом нехорошо». Последнюю запись нужно понимать, очевидно, в том смысле, что «все исправно» до эпизода появления Трухачевского в доме Позднышева, откуда, собственно, и начинается действие. Как-раз эта часть повести, в которой развертывается «действие», подверглась особенно усиленной переделке.
20 сентября, очевидно в связи с работой над «Крейцеровой сонатой», Толстой записал в дневник: «Писал мало». На следующий день, 21-го, он там же записывает: «Писал немного. Окончательно решил переделать, не надо убийства». Но это решение никак не отразилось в работе над повестью: в рукописном материале, относящемся к «Крейцеровой сонате», нет никаких намеков на то, что Толстой это свое намерение привел в исполнение или даже пытался его осуществить. Нужно думать, что дальше замысла дело не пошло, судя по дневниковой записи следующего дня в которой идет речь о том, что убийство должно быть исключительно из-за ссоры: «Стал заниматься «Крейцеровой сонатой», которая уж совсем не «Крейцерова соната». Всё клонится к тому, чтобы убийство было просто из-за ссоры. Прочел историю убившегося мужа и жены, убившей детей, и это еще больше подтвердило».
История, о которой пишет здесь Толстой, — драма, происшедшая в Одессе в семье учителя Заузе. Нелады между супругами привели к тому, что муж повесился, а жена после этого зарезала троих своих детей и затем сама покончила с собой, выбросившись с четвертого этажа. Об этом случае Толстой прочел в № 38 газеты «Неделя» от 17 сентября 1889 г.
Но и эта версия не была никак разработана и не нашла себе никакого отражения в рукописях повести.
23 сентября в дневник записано: «Встал рано, сел за «Крейцерову сонату». Мало сделал. Да, с Бестужевым, который нападал на мысль о целомудрии с точки заботы о продолжении рода, говорил следующее: по церковному верованию должен наступить конец света; по науке точно также должна кончиться и жизнь человека на земле и сама земля. Что же так возмущает людей, что нравственная добрая жизнь тоже приведет к концу род человеческий? Может быть, это совпадает. В статье шекеров говорится то же самое. Там говорится: почему же людям воздержанием не избавить себя от насильственной смерти?» Эта запись развита в тексте, относящемся к восьмой редакции повести.[301]
24–25 сентября Толстой пишет Черткову: «Свою повесть о брачных отношениях всё не кончил и всё подвигаюсь. И вам доставлю хоть в черновом виде, как только будет можно» (AЧ). Видимо, с работой над «Крейцеровой сонатой» связана и запись в дневнике от 26 сентября: «Писал много. Вчера и нынче». 27 сентября Толстой пишет Бирюкову: «Я всё поправляю, изменяю, отделываю «Крейцерову сонату». Но мало, лениво пишу»(АТ). 27 сентября в дневнике записано:,Немного пописал. Записал кое-что к «Крейцеровой сонате»“. Под этим числом в записной книжке Толстой записал следующее: «Барыня говорит на купца: вот кто мешает. А седой говорит им: вы только держитесь. Все перережутся. А не перережутся — застрелятся, а не застрелятся — проституты, а не проституты — страдальцы. «К[рейцерова] с[оната]»: Если есть что похоже, то только по инерции этого самого, но и это распадается. Я 20 раз желал ей смерти, мечтал о своей свободе». Эти записи явственно на работе над текстом повести однако не отразились. Видимо, к работе над «Крейцеровой сонатой» относятся дальнейшие дневниковые записи — 28 сентября — «Немного пописал» и 5 октября — «Писал». 1 октября Толстой записал в дневник: «Утром писал новый вариант «Крейцеровой сонаты» недурно, но лениво. Делаю для людей, и потому так трудно». Вероятно, здесь имеется в виду текст рукописи № 11, в которой написан эпизод ссоры Позднышева с женой незадолго до появления в их доме Трухачевского (глава XX). 9 октября в дневнике, также, очевидно, в связи с работой над «Крейцеровой сонатой», записано: «Много поправил, начало». К этому времени Толстой уже охладел к своей работе над повестью, и это охлаждение, возможно, было результатом общего упадка его настроения. О том и о другом свидетельствуют следующие дневниковые записи. — 10 октября: «Пересматривал и поправлял всё сначала. Испытываю отвращение от всего этого сочинения. Упадок духа большой». 13 октября: «Хорошо поправлял надоевшую повесть». 12 октября в записной книжке Толстой записал: «Должно быть, я вырвал, ужаснувшись, но потом решил, что так надо».[302] Видимо, к работе над повестью относятся дневниковые записи 14 октября — «Я писал» и 15 октября — «Писал». 16 октября в дневнике записано: «Унылость, грусть, раскаяние, только бы вредить себе и другим. Много писал, поправлял «Крейцерову сонату». Давно не испытывал такого подавленного состояния». 18 октября там же отмечено: „«Всё так же поправлял, и не без пользы, «Крейцерову сонату»“, а 21 октября Толстой записывает: «Я очень усердно, до 5 часов, поправлял последнюю часть «Крейцеровой сонаты». Недурно».
