– Ничего я не рассмотрел, это Ласка учуяла. Умная была собака. Вытащила из кустов твою куртку… – Мельник смолк и тяжело вздохнул. Феодорис был прав… но как же не хотелось в этом признаваться!
– Да, шаман велел мне бросить вещи в кусты и дал свою старую одежду… у него был средней силы дар, как я потом разобрался, и он почти все вложил в подчинение. Далеко он меня не повел, уж очень хотел побыстрее получить чужую силу. Камень-то степняк заранее присмотрел, под обрывом, у речки. Сразу меня к нему привязал… шаманы силу с кровью забирают, но стараются пленника держать в сознании, тогда она активна. Потому я и рассмотрел, как на обрыве поднялся во весь рост Ольсен, раскрутил пращу и метнул каменюку чуть не со свой кулак. Помню только свой страх – а вдруг этот снаряд вместо шамана врежется в меня? А потом я потерял сознание… убил-таки дядюшка шамана, и заклятье, державшее меня в сознании, спало. Однако, очнувшись, я увидел возле себя местную травницу, оказывается, она нашла меня на пороге собственной избушки. А через некоторое время приехал чародей и привез меня сюда. С того момента моя жизнь круто переменилась… и стала той, какую ты знаешь. Ольсен ни при встречах, ни в редких записках не подавал ни малейшего знака, что это он тогда принес меня травнице, и я, разумеется, тоже молчал, не желая навязываться насильно. Но когда мне сказали, что он лежит без ноги на своей мельнице, немедленно помчался туда с лучшим целителем Цитадели. Однако дядюшка моей помощи не принял и вообще едва ли не выставил нас вон. И я снова не стал спорить… и это моя большая ошибка, слова обиженных людей, особенно родных и друзей, нельзя воспринимать всерьез и тем более не стоит потакать их капризам. Это неверное мнение, будто человек сам лучше всех все про себя знает и сам должен решать, лечиться ему или погибать. В обиженном человеке говорит не разум и не голос высших сил, дарующих нам жизнь. В нём говорит оскорбленная гордость и самолюбие, а это чувства, которые ведут к темной стороне сознания.
Феодорис снова отпил квасу, вздохнул, и его лицо стало тверже и суровее.
– С тех пор мы поставили на мельницу свои метки и присматриваем за ним… и теперь я могу со всей твёрдостью сказать, кем постепенно стал мой дядюшка. А началось с того, что от скуки и по просьбе Илстрема он согласился присматривать за Берестом и его братьями, потом втянулся в их заботы, начал интересоваться делами князя и его отношениями с другими кланами, сделал все, чтобы подружиться с Шангором. И понемногу стал для князя ястребов кем-то вроде тайного шпиона и советника. Прикрываясь занятием алхимией, посылал наемников во все концы Этросии якобы за редкими ингредиентами, но на самом деле собирал сведения о других князьях, их войсках и размерах сокровищниц.
– Феодорис… – нахмурился мельник, – ты соображаешь, в чем пытаешься меня обвинить?
– Я не пытаюсь тебя обвинить, – сухо отрезал магистр, – я объясняю, что благодаря моему попустительству и особому отношению ты стал весьма осведомленным человеком. Нет, я не говорю, будто действуешь ты только в интересах Илстрема, постепенно ты осознал, насколько это неверно и опасно, складывать все камни на один угол плота. Но тем не менее, ты успел совершить большую ошибку… впрочем, обычную для людей твоего уровня, возомнил себя самым хитрым и неуловимым. И даже не представляешь, как обрадуются шаманы, когда до тебя доберутся. Всем нам скажут спасибо за сведения о войсках и лучших командирах, которые им ничего не стоит вытащить из твоей головы. Еще хорошо, что благодаря Эвесте теперь ты хотя бы можешь бегать… а раньше и до сигнального кристалла не успел бы доковылять. И все равно, рисковать, оставляя тебя одного на мельнице, я более не намерен. Можешь жить в Ставине в доме Илстрема, можешь в Сером гнезде, можешь в любой защищенной чародеем крепости. Выбор достаточно велик.
– А Цитадель ты не предлагаешь?
– Ольсен, а я ведь ее никому не предлагаю! Каждый сам решает, попроситься сюда или нет!
– Я подумаю, – буркнул мельник и решительно встал. – Где моя комната?
– Хлоп проводит… и проследит, чтоб у тебя было все необходимое! Спокойной ночи.
Несколько минут после ухода старого алхимика чародеи молча пили маленькими глоточками квас, отдыхая и привычно думая о сделанном за день и предстоящем на завтра.
– От Бедвора были вести? – наконец устало поинтересовался Саргенс.
– Снова думаешь мои мысли? – невесело пошутил Феодорис.
– А ты снова пытаешься упрекнуть меня в том, чего я не умею? Значит, нету. Может, пора послать им помощь?
– Подождем еще немного. Нужно быстрее учить новичков… на этот раз будет трудно. Любовь…
– А я хотел сказать, что легче. Веся очень обязательная, эта Кастина сделала почти невозможное. Из живой, озорной девчонки, какую я видел семь лет назад, получилась ответственная и рассудительная целительница.
– Снова ты читаешь мои мысли, – весело засмеялся вдруг Феодорис, – только я потом еще подумал про Береста. Как он сегодня одёрнул деда! Мне захотелось вскочить и вытянуться, будто я его оруженосец! И намерения у него правильные… вот только размах маловат.
– Ну, так мы же подскажем, – поднимаясь с кресла, усмехнулся Саргенс. – Я иду спать. Кстати, с его камнями сам будешь возиться?
– Сначала посмотрю, что есть в сокровищнице, потом скажу. Если ничего подходящего не найду, сделаю новое, тогда позову, немного поможешь. Кстати… про Ансерта ты думаешь так же, как и я?
– Конечно. А что там думать? Хоть он и собирается изучать одну алхимию, его дар провидца все чаще и точнее указывает реальные события. Скажу с утра Бенресе, пусть принимает ученика.
– А… не слишком ли это… – Саргенс несколько минут мялся, пытаясь найти более точное слово, – смелый шаг? Бенра не превратит его в статую?
– Ансерт не наглец и воли рукам давать не будет, но я его на всякий случай предупрежу. А больше не к кому, будто сам не знаешь.
И они слаженно вздохнули, стараясь спрятать друг от друга эти вздохи.
Глава восемнадцатая
Проснулась Веся от странного звона, нежного и мелодичного, словно где-то неподалеку переливалась в серебряную чашу ледяная водица. Сладко потянулась, чувствуя, как полно силы и бодрости отдохнувшее тело, и резво соскочила с мягкой постели, сразу вспомнив, как подумала, засыпая, что недаром тут перины такие мягкие. Небось после учебы тело аж гудит, как гудели у нее руки и плечи после занятий стрельбой.
Как оказалось, звенели узкие и длинные колокольцы, висевшие над входом. Девушка запахнула шаль и смело отворила дверь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
