«Мы справились, — подумал Соклей. — Мы и в самом деле справились, и вот наконец мы вернулись. Это даже приятней, чем я ожидал!»
* * *
Менедем сидел дома в андроне, прихлебывая из чашки вино и мечтая оказаться где угодно, только не здесь. Даже сами мужские покои его разочаровали. По меркам Родоса они были очень неплохие. Но сравни их с покоями Гилиппа в Таренте — и они уже не покажутся такими уж замечательными.
Впрочем, Менедем бы не возражал против того, чтобы побыть в андроне, если бы в паре локтей от него не сидел отец, буравя сына сердитым взглядом.
— Ты идиот, — сказал Филодем. — О чем ты думал, во имя неба и земли?
— О прибыли, — негромко ответил Менедем.
Отец всегда ухитрялся выставить его неправым.
— И мы получили прибыль, — с вызовом добавил Менедем, ощутив прилив непокорности. — Огромную прибыль.
Филодем отмахнулся от этого аргумента, как от чего-то незначительного.
— Жаль, что ты не получил того, что заслуживаешь за такую глупость! А что, интересно, думал обо всем этом твой двоюродный брат? Неужели и он точно так же, как ты, рвался нацепить склеенные воском крылья и изображать из себя летящего к солнцу Икара?
Менедем подумал — не солгать ли, но решил, что его слишком легко смогут уличить во лжи. Он нехотя покачал головой.
— Ну нет. Не совсем.
— Не совсем? — Филодем вложил в свой вопрос массу эмоций. — И что это значит? Нет, не отвечай. Я и сам могу догадаться. У Соклея есть здравый смысл, по крайней мере, у него больше здравого смысла, чем у моей плоти и крови.
Дабы скрыть свои чувства, Менедем сделал длинный глоток вина. Ему захотелось поскорее опьянеть, чтобы вообще не обращать внимания на отца. Но такое Филодем тоже не спустил бы ему с рук, а ведь им предстоит жить в одном доме до весны. Каким бы оскорбленным ни чувствовал себя Менедем, он не мог развернуться и в гневе уйти прочь, хотя ему очень этого и хотелось.
«Что же мне делать?» — подумал он.
Единственное, что он смог придумать, — это сменить тему беседы.
— На обратном пути мы слышали, что война между Птолемеем и Антигоном идет полным ходом, — сказал молодой человек. — Никто по-настоящему и не ожидал, что мир продлится долго, но все равно…
— Война идет полным ходом, это верно, — согласился отец с мрачным удовлетворением.
Помимо глупости Менедема Филодему хотелось критиковать и глупость других.
— Птолемей послал своего генерала Леонида в Киликию, чтобы захватить города Антигона на побережье.
— И ему это удалось? — спросил Менедем.
Отец кивнул.
— Удалось, да еще как — пока Антигон не услышал, что случилось. Тогда Одноглазый Старик послал своего сына Деметрия, и тот вышиб Леонида из Киликии и гнал его до самого Египта. Говорят, Птолемей послал сообщения Лисимаху и Кассандру, прося их о помощи, надеясь помешать Антигону набрать силу, но, конечно же, не многого от них добился.
— Зато племянник Антигона Полемей отвернулся от него, — сказал Менедем. — Наверняка это оказалось тяжелым ударом для Антигона — потерять того, кто был его правой рукой.
— Так и есть, — согласился отец. — Теперь место Полемея занял Деметрий — Деметрий и его юный брат Филипп. Антигон послал Филиппа к Геллеспонту, чтобы схватить заместителя Полемея Феникса, и Филипп всыпал ему почти так же сильно, как и Деметрий Леониду.
Менедем тихо свистнул.
— Я об этом еще не слышал. Следует восхищаться Антигоном. Он никогда не теряется, что бы ни случилось.
— Если ты — жирная перепелка в кустах, будешь ли ты восхищаться волком, который хочет тебя съесть? — спросил Филодем. — А ведь именно так и смотрят на Родос генералы — как хищники на перепелку. А что касается Антигона, он так пугает всех остальных генералов, что они объединятся и попытаются сбить с него спесь. Помяни мои слова, сын: эти македонцы все еще будут драться друг с другом, когда тебе исполнится столько же лет, сколько сейчас мне.
— Неужели еще тридцать лет? — Менедем попытался не говорить печально. А еще он попробовал вообразить, каким будет в возрасте отца, но не смог. — Но это ведь очень долго!
— Помяни мои слова, — повторил Филодем. — Генералы бросаются друг на друга с тех пор, как умер Александр. Так с чего бы им перестать это делать? Что заставит их остановиться?
— Победа одного их них, — заявил Менедем.
Отец задумался.
— Да, возможно, — признал он. — Но если дело пойдет к победе одного, все остальные мигом объединятся против него, как объединились сейчас против Антигона. Именно потому, что так постоянно происходит, все и зашло настолько далеко. И вряд ли хоть что-то изменится.
— Все течет, — ответил Менедем.
— «Все течет»? — повторил Филодем. — Это вроде бы афоризм одного из философов, так? Ты что, перенял у двоюродного братца привычку щеголять знаниями?
Филодем фыркнул.
«Ты всегда находишь, в чем меня обвинить, — подумал Менедем. — Если бы я даже вырезал для тебя свою печенку, ты бы наверняка потом жаловался, что жрец не углядел в ней хороших предзнаменований». Но тут отец вдруг сказал:
— Ладно, так или иначе, ты победил триеру! И привез домой столько серебра! Полагаю, не каждый мог бы с этим справиться. Давай-ка я налью тебе еще вина.
Менедем от удивления едва смог протянуть свою чашу — но все-таки протянул. Однако, наливая ему вино, Филодем поинтересовался:
— И скольких же мужей ты разъярил в Великой Элладе? Ну вот, обязательно ему надо все испортить.
И Менедем снова ответил быстро и правдиво, хотя лучше бы ему было солгать:
— Только одного.
Отец пробормотал что-то себе под нос, потом вздохнул и спросил:
— И где это произошло на сей раз? Ты когда-нибудь сможешь снова явиться туда для торговли? Или дела там обстоят настолько же плохо, как и в Галикарнасе?
— Это случилось в Таренте, отец, — ответил Менедем, и Филодем издал такой звук, будто его ударили в живот.
— Не думаю, что дела на сей раз настолько же плохи, как в Галикарнасе, — продолжал Менедем.
Он сомневался, что Гилипп замышлял убить его, скорее всего, обманутый муж хотел его всего-навсего избить.
— Да уж, могу себе представить. — Филодем поморщился так, словно отхлебнул уксуса, а не вина. — А ведь Тарент — крупный полис, первый, в который ты почти всегда заходишь по пути из Эллады. Что мне с тобой делать, сын?
Менедем счел за лучшее промолчать.
Отец фыркнул снова, потом сказал:
— Что ж, по крайней мере, ты не вытворяешь такого здесь, на Родосе, хвала богам.
Менедем и на это ничего не ответил, и отец, к счастью, принял его молчание за согласие.
