— Это не подстава?
— Нет, всё реально, и в случае подписания этого договора Конфедерация претензий к тебе иметь не будет. Конечно, официально ты остаёшься врагом нашего государства и предателем своего. Однако ловить тебя никто не будет, и наша Черноморская эскадра твой отряд на переходе топить не собирается. Так мне было сказано, и я думаю, что это не пустой трёп. Поверь, Кара, опасность с севера слишком серьёзная, и полторы тысячи твоих бойцов там сейчас очень нужны.
— Кто оплачивает мой поднаём?
— Диктатор из своих личных средств выделил пятьдесят тысяч золотых.
— Как пойдёт оплата?
— Как только высадишься в Таганроге, получишь первые двадцать тысяч. Остальное — тремя частями в течение года в ППД городок Дебальцево.
— А поторговаться?
— Бесполезно, с Симаковым этот номер не пройдёт. Он попросту подождёт ещё месяц и предложит за годовой контракт не пятьдесят тысяч, а сорок. Положение у тебя здесь нестабильное, кругом одни враги, ты ведь не можешь с нанимателями ладить, когда они от тебя близко. Как итог — проешь остаток своих сбережений и будешь вынужден продавать сначала бронетехнику, затем артиллерию и в конце тихо‑мирно начнёшь сокращать отряд. И хочу сказать сразу, не вздумай повернуть своё войско на Дон, а то нехорошо получится — и меня подставишь, и сам огребёшь. Пока действует договор, забудь о своих амбициях и строго придерживайся всех пунктов контракта.
— Это ясно. Вот только договор сроком всего на один год, а дальше я могу поступать, как мне вздумается?
— Да, если уцелеешь в боях с сектантами.
— А ты, Саня, во мне и моих псах войны сомневаешься? — Он недобро прищурил глаза.
— Я и сам в себе засомневался, дядя Коля, когда с ними столкнулся, — смягчил я разговор, — и дело тут не в том, кто круче и у кого пиписька толще, а в том, что они настоящие воины и фанатики.
— Что, не хуже нас с тобой?
— Как минимум, не хуже. Гарантию даю, что таких зверей на своём пути ты ещё не встречал.
— Хм, посмотрим, что за чудо‑бойцы такие. — Буров вновь взял папку в руки, повертел её и опять положил на ковёр. — А что насчёт продовольствия, боеприпасов и топлива?
— Продовольствие поставят местные жители, и градоначальник Дебальцево ручался, что с этим проблем не будет. Боеприпасы по льготным ценам за наличку с твоей стороны, а топливо — разговор отдельный, для этого надо знать, что у тебя из техники имеется. Однако я в тех краях этим летом был и могу сказать, что с дорогами там не очень, так что сможешь только вокруг Дебальцево кататься, да и то на гусеницах, а колёса убьёшь, и через месяц твои автомашины встанут. Кстати, что у тебя из артиллерии есть?
— Двадцать минометов, пять безоткатных орудий и три полевые семидесятишестимиллиметровые пушки. С боеприпасами пока проблем нет, как минимум по четыре боекомплекта на каждый ствол имею.
— А из подвижного состава?
— Два БТР‑80, оба на ходу, пять грузовиков для перевозки пехоты и восемь легковушек самых разных марок и моделей.
— БТР пройдут, а машины нет.
— Жаль. Значит, придётся их продавать, а здесь мне хорошей цены за них никто не даст.
— Продай мне, — предложил я.
— А у тебя на эту покупку есть деньги?
— Под автотранспорт найдутся. Оценим здесь, разгрузим по дороге, в Новороссийске, и там я выплачу всю сумму целиком.
— Посмотрим, подумать надо. Сколько у меня времени на сборы?
— Двое суток, включая сегодняшний день, и уже вечером двадцатого числа в порту Трабзона соберётся весь флот местных пиратов. На погрузку ещё двое суток, и через восемь дней мы должны быть в Таганроге.
— Мы? — усмехнулся Буров. — Так ты с нами, что ли?
— Только до места выгрузки, а там — домой. Так что, подписываешь контракт?
— Эх! Где наша не пропадала! — Одним махом влив в себя чарку молочно‑белой араки, он взмахнул рукой: — Договорились, подписываю сей контракт, и пропади пропадом турецкий берег!
Уже через пару минут каждый из нас был при подписанном экземпляре договора, и, словно почуяв, что наши дела завершены, появился Сулейман.
— Хватит в одиночестве сидеть, а ну‑ка, пойдёмте к людям, а то самое интересное пропустите. — Вождь обеими руками указал на выход из своего шатра.
Ну что же, моё дело сделано, могу отдохнуть. Я оставил рюкзачок с документами под охраной буровских бойцов, и мы направились в центр становища, где начиналось главное праздничное представление. Только мы сели на скамейки, места для почётных гостей, как не менее трёх десятков барабанов самых разных размеров стали выбивать разнообразные ритмы. Какое‑то время настойчивый барабанный бой был рваным и несогласованным, но вскоре он сплёлся в один общий неразрывный узор.
В центр площадки, как бы нехотя, под давлением грохота барабанов и публики, вышел по пояс голый совсем ещё молодой темноглазый воин с двумя кривыми мечами в руках.
— Азамат! — приветственно выкрикнула толпа, и парень слегка поклонился и начал танец с оружием.
Воин скакал, прыгал, наносил неожиданные удары и ставил блоки. Всё делалось чётко, слаженно и настолько красиво, насколько это может быть в таких выступлениях. Его мечи завертелись над головой и, отблескивая под солнечными лучами, создали светящийся круг. Вновь прыжок, удар, блок и снова удар.
— Мустафа! — вновь разнеслось над небольшим человеческим морем, и в круг, перекувыркнувшись через себя, влетел следующий боец, рыжеволосый стройный парень лет восемнадцати, ровесник своего противника.
Дзанг! Дзанг! Дзанг! — мечи бойцов скрестились, и от них посыпались снопы искр. Воины двигались чрезвычайно быстро, их ловкость в обращении с холодным оружием поражала, по крайней мере, я увиденным был доволен, а толпа так просто неистовствовала и ликовала.
Шлёп! — спустя пару минут тело рыжеволосого воина шумно упало в пыль, и клинки соперника застыли в миллиметре от его горла. Музыка смолкла, и толпа радостно прокричала одно из немногих известных мне турецких слов:
— Жизнь!
Повернувшись к Каре, я спросил:
— Они что, всерьёз бились?
— Да, у них обычай такой: пока кочуют, подбирают бездомных мальчишек, и раз в год они бьются за право остаться в племени. Выиграл — ты свой. А нет — пшёл вон и не отсвечивай. И этому пареньку, как его, Мустафе, ещё повезло, что жизнь даровали, видать, понравился людям бой, а оплошал бы, отрубили бы башку, и все дела.
— Сурово.
— Нормально.
— И куда этот парень теперь пойдёт?
— На все четыре стороны. Если бы я здесь оставался, то взял бы его к себе в отряд, а так — еду в родные края, и мне он не нужен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
