стекла знаменитой марки «Золотой мыльный пузырь». Пить из них было даже жутковато – казалось, бокал вот-вот разлетится в пыль под тяжестью налитого вина. Сварог покосился в угол, на огромный выключенный телевизор, посмеявшись про себя.
В последние годы канцлер, по словам Гаудина, разработал некую программу, имевшую целью немного сблизить дворянство земное и небесное.
Благородные обитатели Талара совершенно бесплатно получили телевизоры. У королей они работали восемь часов в сутки, у герцогов – семь. И так далее.
Экраны появились в сословных и гильдейских Собраниях и на площадях столиц.
Канцлеру это ровным счетом ничего не стоило, а дворянство ухватилось за невиданную привилегию когтями и зубами, интригуя и борясь за право смотреть телевизор лишние полчаса с тем же пылом и жаром, с каким сражалось за королевскую милость, поместья и чины. Высочайше пожалованной привилегией можно объявить, строго говоря, что угодно. Главное – провозгласить, что это привилегия, да оформить все должным образом.
Программы, правда, были убогими, но и наверху, в летающих замках, они не умнее и не содержательнее, столь же пустые, нескончаемые сентиментальные сериалы, боевики да песенки. Сплошь и рядом на землю идет то же самое, что и для хозяев летающих маноров. А наверху, в свою очередь, зачитываются земными пустенькими романчиками, вовсю их экранизируя.
Графиня изящно закинула ногу на ногу, вынула из золотой шкатулки длинную сигарету, каких здесь не делали, – демонстрировала самый что ни на есть великосветский стиль. Сварог галантно поднес ей огонь на кончике пальца.
– Ого… – она прикурила, не особенно и удивившись. – Значит, вы не просто пограничный барон… Что ж, следовало ожидать. Постойте-ка… – вдруг уставилась она на Сварога с восторженным ужасом. – Но ведь это означает… Серый Рыцарь?!
– Иногда я подозреваю, что так все и обстоит, – сказал Сварог дипломатично. – Если только Таверо не был шутником.
– Ну что вы… – Она кивнула в сторону Мары. – Быть может, мы отправим детку посмотреть драгоценности или платья, а сами займемся делами?
Детка глянула на нее искоса, потом уставилась на украшавшие стены шпаги и стилеты определенно не без намека.
– Видите ли… это, в общем, никакая не детка, – сказал Сварог. – Это моя полноправная помощница.
– Ах, вот оно что, – графиня с интересом обозрела Мару. – Понятно, а я-то ломала голову, зачем она с вами… Милорд Гаудин мне немного рассказывал, но я, признаться, не думала, что они такие обыкновенные и милые… Опять?! – она гневно оглянулась на дверь.
Вошел богато одетый и крайне унылый субъект лет сорока, затоптался у входа:
– Душа моя, осмелюсь напомнить, сегодня двадцать первое…
Маргилена…
Графиня смерила его ледяным взглядом:
– Если вы, золотко, еще раз осмелитесь ввалиться, когда я принимаю гостей, ваше скромное украшение окончательно зарастет паутиной… Брысь!
Унылый субъект покорно вывалился спиной вперед, распахнув задом створку двери.
– Это, если так можно выразиться, супруг, – безмятежно пояснила графиня. – Понятно, я не чудовище, когда-то следует, отринув любовников, исполнить супружеский долг, дело святое… Эта беспросветно скучная и наводящая тоску процедура свершается два раза в месяц, двадцать первого и сорок шестого, и в означенные дни, с раннего утра, сей обуянный похотью сластолюбец не дает мне прохода, стеная и оглаживая. Великие небеса, в доме не протолкнуться от смазливых служанок – нет, подавай ему меня.
Извращенец. Вообразите, он иногда усаживается в саду, под окнами моей спальни, и хнычет, словно фамильное привидение Верготов. Многих это только развлекает, но попадаются тонкие натуры, их эти всхлипы нервируют… Вам такой концерт понравился бы?
– Нет, конечно, – сказал Сварог, прилагая титанические усилия, чтобы собрать мускулы лица в неподвижную маску.
– Вы смейтесь, если хотите. Милорд Гаудин вечно надо мной смеется.
Однажды он так хохотал, что пролил мне на живот чашку горячего шоколада.
Вам, конечно, весело, а каково было мне, с моей необычайно нежной кожей?
Целый месяц после этого меня любили в самых невероятных позициях, чтобы не задеть обожженного живота…
– Умоляю вас… – сказал Сварог жалобно, чувствуя, что вот-вот смахнет со стола взрывом хохота драгоценные невесомые бокалы.
– Но это все чистая правда, – заверила графиня. – Я, разумеется, не дура, иначе ни за что не попала бы в конфиденты. Просто я, как выражается милорд Гаудин, яркая индивидуальность, с чем полностью согласна, да и вы, наверное, тоже… И еще. Всеми этими прибаутками я, уж простите, пыталась оттянуть весьма тягостный разговор о наших делах…
– Почему – тягостный?
– Потому что ее нет, она исчезла…
– Кто?
– Делия, – сказала графиня.
– Полчаса назад я ее видел в автомобиле короля.
– Это не она.
– А кто?
– Не знаю, – сказала графиня, и в ее глазах Сварог увидел страх. – Двойник, нежить, морок, наваждение… У меня есть человек, прекрасно умеющий распознавать такие создания, под какими масками они ни прятались бы. Наследственность, знаете ли. Говорят, его прабабка была колдуньей.
– А верить ему можно?
Графиня бледно улыбнулась:
– Можно. Это барон Гинкер, протектор[2K7] Равены. Работает на милорда Гаудина лет десять. Кстати, я его жду с минуты на минуту.
– Что случилось? – спросил Сварог, ежась от неприятного холодка.
– Не знаю. Никто не знает. Несколько дней назад в королевском дворце что-то произошло ночью. А утром на месте Делии оказалась… эта тварь.
Король, насколько можно судить, ничего не замечает, как и все остальные, а судя по вашей реакции, и люди милорда Гаудина пребывали в неведении.
Барон, это не двойник-человек. Она как две капли воды похожа на Делию, она вполне материальна, я сама касалась ее руки… Но это не человек, Гинкер клянется. С того утра она и близко не подходит к лошадям и собакам.
Лошадей и собак не обмануть никакой магией, они почуют мгновенно… Она перестала носить серебряные браслеты Делии, фамильные.
– А что дворцовые маги? Их, насколько я знаю, двое при короле.
– Один исчез бесследно. Второй держится так, словно ничего не произошло.
– А любовник Делии, гланский лейтенант?
– Исчез. Пропали еще человек десять – ликторы Делии и люди из дворцового караула.
– А что говорят при дворе?
– Ничего. Большинство и не подозревает о случившемся. А туманные слухи, бродившие среди меньшинства, очень быстро прекратились. Должно быть, оттого, что для них совершенно не было пищи. Глухо упоминалось о ночной драке – и на этом все кончилось. За годы правления нашего короля случались вещи и загадочнее – но всегда была конкретная информация. Сейчас же никто ничего не понимает…
– Ваш барон Гинкер не пробовал деликатно намекнуть королю?
Графиня молча взглянула на него.
– Понятно, – сказал Сварог. – Жить барону еще не надоело… К кому король способен прислушаться?
– Пожалуй, к официальному легату императрицы. Но
