1 Следовательно (лат.).
они станут доступны, но до той поры в карманах у нас должно звенеть золото, чтобы оплачивать покупку шляпы наличными. Ах! Какой вред нанесла нам французская комедия фразой: "Лафлер, наполни золотом мои карманы!" Итак, я вполне чувствую, как трудно исполнить мою просьбу: присоединить к посылке портного пару сапог, "пару бальных башмаков, шляпу, шесть пар перчаток! Я требую невозможного, знаю! Но разве жизнь литератора не есть невозможность, возведенная в правило?.. Скажу тебе одно, соверши это чудо, сочини большую статью или небольшую подлость; мы будем в расчете, и я прощу тебе твой долг. А ведь это долг чести, мой милый, и он уже год как числится за тобой; ты покраснел бы, если бы мог краснеть. Мой дорогой Лусто, шутки в сторону, я в тяжелых обстоятельствах. Суди сам: Выдра разжирела, стала женой Цапли, а Цапля теперь - префект Ангулема. Эта мерзкая чета может многое сделать для моего зятя, которого я поставил в ужасное положение, его преследуют за долги, он скрывается, над ним тяготеют векселя!.. Мне надобно предстать пред очи супруги префекта и любой ценой восстановить свое прежнее на нее влияние. Не ужасно ли сознавать, что судьба Давида Сешара зависит от пары изящных сапог, серых шелковых ажурных чулок (не забудь о них) и новой шляпы!.. Я скажусь больным, и больным всерьез лягу в постель, как Дювике, чтобы на время избавить себя от докуки отвечать на восторги моих сограждан. Мои сограждане, дорогой мой, почтили меня серенадой. И с тех пор, как я узнал, что восторженность ангулемцев подогрета одним из моих школьных товарищей, меня начинает занимать вопрос: сколько же глупцов понадобится, чтобы составить понятие: сограждане?
Постарайся поместить в парижской хронике несколько строк по поводу торжественного приема, оказанного мне,- ты возвысил бы меня здесь на несколько вершков. Притом я дал бы почувствовать Выдре, что у меня есть еще в парижской прессе если не друзья, то все же влияние. Я не отказываюсь ни от одной надежды и надеюсь отплатить тебе за услугу. Ежели тебе нужна серьезная вводная статья для какого-нибудь сборника, то у меня довольно времени, чтобы обдумать ее. Скажу тебе только одно, дорогой друг: я рассчитываю на тебя, как ты можешь рассчитывать на того, кто говорит тебе:
Всегда твой Люсьен де Р. Пришли посылку дилижансом, до востребования".
Письмо, в котором Люсьен опять заговорил тоном превосходства, чему причиной был его успех, напомнило ему о Париже. После шести дней полнейшего провинциального покоя убаюканная мысль его обратилась опять к милым сердцу невзгодам, смутные сожаления волновали его, и всю неделю он думал о графине Шатле; наконец он стал придавать такую важность своему возвращению в свет, что вечером, спускаясь в Умо, чтобы справиться в конторе дилижансов насчет парижских посылок, он испытывал все тревоги сомнений, точно женщина, которая последние надежды возлагает на туалет и уже не надеется его получить
"О Лусто! Я прощаю тебе все твои предательства!" - мысленно сказал Люсьен, заметив по форме пакетов, что в них вместилось все, о чем он просил.
В шляпной картонке он нашел такое письмо:
Гостиная Флорины
Дорогое дитя!
Портной вел себя превосходно; но, как ты мудро провидел, бросая взгляд на прошедшее, поиски галстуков, шляпы, шелковых чулок повергли в тревогу сердца наши, ибо в наших кошельках уже нечего было потревожить. Мы с Блонде пришли к выводу: возможно было бы составить состояние, открыв магазин, где молодые люди могли бы одеваться по сходной цене. Ибо в конце концов мы чересчур дорого расплачиваемся за то, что все берем в долг. Помилуй! Еще великий Наполеон, отказавшись от похода в Индию, потому что недоставало пары сапог, изрек: "Легкие дела никогда не ладятся!" Итак, все шло на лад, недоставало только пары сапог... Я видел тебя во фраке, но без шляпы! В жилете, но без башмаков, и я подумал, не послать ли тебе мокасины, которые какой-то американец в качестве достопримечательности подарил Флорине. Флорина выделила нам целых сорок франков, и мы с Натаном и Блонде стали играть на чужой счет, и нам повезло: мы оказались настолько богатыми, что угостили ужином Торпиль бывшую крысу де Люпо. Ужин у Фраскати мы заслужили. Флорина взяла на себя покупки; к ним она присоединила три отличные сорочки. Натан жертвует трость. Блонде, выигравший триста франков, посылает тебе золотую цепочку. Крыса дарит тебе золотые часы, величиною с монету в сорок франков, которые ей преподнес какой-то глупец, но они испорчены. "Это такая же дрянь, как и то, что он по
лучил!" сказала она нам. Бисиу, разыскавший нас в "Роше де Канкаль", пожелал вложить флакон португальского одеколона в посылку, которую шлет тебе Париж. "Если это может составить его счастье, да будет так!.." проскандировал наш первый комик на баритональных нотах и с той мещанской напыщенностью, которую он так бесподобно изображает на сцене. Все это, дитя мое, докажет тебе, как любят друзей, когда они в несчастье. Флорина, которую я по своей слабости простил, просит тебя прислать нам статью о последней книге Натана. Прощай, сын мой! Скорблю, что пришлось тебе воротиться в глухую провинцию, из которой ты раз уже выбрался, когда приобрел сподвижника в лице
твоего друга
Этьена Лусто".
"Бедные! Они ставили на мое счастье!" - сказал про себя глубоко взволнованный Люсьен.
Из нездоровых местностей или из тех мест, где мы когда-то страдали, подымаются испарения, подобные райским благоуханиям. В нашей тусклой жизни воспоминания о пережитых страданиях являются неизъяснимым наслаждением. Каково же было удивление Евы, когда брат появился перед ней в новом одеянии! Она не узнала его.
- Наконец-то я могу прогуляться по Болье!-вскричал он.- Теперь, пожалуй, не скажешь: "Поглядите, в каких он отрепьях разгуливает!" Позволь мне преподнести тебе часы, они действительно мои; притом, они похожи на меня: они испорчены.
- Какой ты, однако ж, ребенок!..- сказала Ева.- Можно ли на тебя сердиться...
- Неужели ты думаешь, милая девочка, что я нуждался во всей этой бутафории ради глупого желания щегольнуть перед ангулемцами, которые заботят меня столько же, сколько вот это! - сказал он, взмахнув в воздухе тростью с золотым чеканным набалдашником.- Я хочу исправить причиненное мною зло, и вот я во всеоружии.
Успех Люсьена, как щеголя, был единственным истинным его успехом, притом огромным. Зависть развязывает языки, тогда как восхищение их сковывает. Женщины бы; ли без ума от него, мужчины злословили на его счет, и он мог воскликнуть вместе с автором песенки: "О, как я тебе благодарен, мой фрак!" Он занес две визитные карточки в префектуру и равно сделал визит Пти-Кло, которого не застал. Утром в день банкета во всех парижских газетах под рубрикой "Ангулемская хроника" появились следующие строки:
"Возвращение в Ангулем молодого поэта, столь блестяще вступившего на литературное поприще, автора "Лучника Карла IX", единственного французского исторического романа, свободного от подражания Вальтеру Скотту и содержащего предисловие, которое является литературным событием, ознаменовалось восторженным приемом, столь же лестным для города, как и для г-на Люсьена де Рюбампре. Город поспешил дать в его честь патриотический банкет. Новый префект, только что вступивший в должность, присоединился к общественному чествованию автора "Маргариток", чей талант с самого начала встретил горячее поощрение со стороны графини Шатле".
Во Франции, стоит только дать чувствам толчок, и ничем уже не остановить воодушевления. Начальник местного гарнизона предоставил военный оркестр. Хозяин гостиницы "Колокол", знаменитый ресторатор из Умо, индейки которого, начиненные трюфелями, известны даже в Китае и рассылаются в великолепной фарфоровой посуде, взял на себя устройство обеда, разукрасив свою огромную залу сукнами, на фоне которых лавровые венки в сочетании с цветами создавали превосходное впечатление. К пяти часам вечера в зале собралось человек сорок, все во фраках. Во дворе толпа обывателей, в сто с лишком человек, привлеченная главным образом духовым оркестром, представляла собою сограждан.
- Да тут весь Ангулем! - сказал Пти-Кло, подходя к окну.
- Ничего не понимаю,- говорил Постэль жене, пожелавшей послушать музыку.- Помилуйте! Префект, главный управляющий сборами, начальник гарнизона, директор порохового завода, наш депутат, мэр, директор коллежа, директор Рюэльского литейного завода, председатель суда, прокурор, господин Мило... да тут все представители власти!..
Когда садились за стол, военный оркестр исполнил вариации на мотив песни "Да здравствует король, да здравствует Франция!" - которая так и не сделалась популярной. Было пять часов вечера. В восемь часов подали десерт (фрукты и сласти шестидесяти пяти сортов), примечательный сахарным Олимпом, который увенчивала шоколадная Франция; это послужило сигналом к тостам.
