способность, которой не обладают никакие предметности. Поэтому «провал объяснения», который констатирует наука о сознании, его необъяснимость каузальными процессами в предметном мире, объясняется тем, что само сознание есть провал – выпадение из той плоскости, где наука пытается его изучать. Сознание есть открытость моего «я» себе самому в его закрытости от всего другого.
Можно спорить, насколько это «существую» в первом лице принадлежит тому же плану существования, который развертывается только в третьем лице: существование объектов, неспособных себя сознавать – от песчинок до планет, от атомов до галактик. Если предмет не может сказать о себе «я», у него нет и сознания, а значит, у него, в отличие от декартовского субъекта, нет аргумента собственного существования. Философ Дэвид Чалмерс, как известно, сформулировал «трудную проблему сознания»: каким образом какая-либо физическая система, включая мозг, способна порождать субъектный опыт? Но если субъектный опыт первичен, если сознание выступает как специфическое действие субъекта в его отличии от объекта, оно уже не составляет трудной проблемы. Напротив, все остальное являет трудную проблему существования: в каком смысле оно существует, если оно само не может сказать о себе «я», не сознает себя? Вопрос не в том, как мозг порождает сознание, а в том, почему у этого «сознаю», как первоакта существования, появляется предмет – сначала в виде собственного тела, передающего нам определенные состояния: боли, наслаждения, голода, насыщения; а затем в виде других предметов, которые доставляют определенные зрительные, слуховые и прочие ощущения. Почему это изначальное «я» как субъект, как «сознаю» выходит в мир объектов и само может восприниматься ими как объект?
Очевидно, таково свойство сознания: интенциональность, направленность вовне, обращенность на нечто иное, чем оно само. Предмет сознания является мне в формах мира, многообразных объектов, меня окружающих, а через мое тело обратно воздействующих на мое сознание. Если сознание, по Гуссерлю, есть всегда сознание о, то вся проблема мира, предметов, онтологии, а также естественных наук сводится к тому, чтобы быть дополнениями этого «о», то есть предметностями, мотивирующими интенциональность сознания.
Возможна ли тогда наука о сознании? Видимо, нет, если мы пытаемся смоделировать его как объект, по аналогии с мозгом. Можно смоделировать мышление, включая его творческие, изобретательские стратегии, которые в перспективе могут усваиваться и искусственным интеллектом. Предположительно, искусственный интеллект в высшем своем развитии сможет мыслить, то есть ставить и решать самые сложные интеллектуальные задачи. Но может ли он иметь сознание, зависит от того, приведет ли процесс самообучения и самоорганизации к созданию такого «само-», такого «я», которое окажется открытым только для себя и закрытым для всех остальных, в том числе для своих инженеров и конструкторов.
Фундаментальная наука о сознании возможна, но только как опыт большего сознания, как новые уровни рефлексии сознания о самом себе, как развитие новых категорий субъектного опыта, как феноменология работы сознания с самим собой – дальнейшее расширение опыта посредством его само-осознания. По Шеллингу, трансцендентальное рассмотрение состоит «в постоянной самообъективации субъективного»[353].
Трансцендентология – учение о том, что делает возможным опыт и вместе с тем выходит за пределы самого опыта. Гуссерль расширил кантовский смысл трансцендентального в своей феноменологии:
Я сам употребляю слово «трансцендентальный» в самом широком смысле… Это мотив обращающегося назад вопрошания о последних источниках всех познавательных образований, самоосмысления познающим самого себя и своей познающей жизни… Этот источник имеет название Я-сам со всей моей действительной и возможной познавательной жизнью, в конце концов со всей моей жизнью вообще. Вся трансцендентальная проблематика кружится вокруг отношения этого моего Я-ego к тому, что, само собой разумеется, для этого полагается, – к душе, а затем снова вокруг отношения этого Я и жизни моего сознания – к миру[354].
Отсюда следует, что теория сознания не может быть его редукцией к объектам, даже столь усложненным, как мозг, но может быть лишь осознанием самого сознания в переходе на более высокие его ступени «метасознания».
Сознание и наука
Из всех гуманитарных категорий именно «сознание» приобретает наибольшее признание как иноприродная реальность, которая должна найти место в целостной естественно-научной картине мира. По словам Р. Пенроуза,
поведение вроде бы объективного мира, которое реально воспринимается, зависит от того, как чье-то сознание прокладывает себе путь через мириады альтернатив… <…>…Фундаментальная физическая теория, претендующая на некоторую полноту на более глубоких уровнях физических явлений, должна иметь возможность включить в себя разумное сознание[355].
Сошлюсь далее на Андрея Линде, одного из основоположников инфляционной модели Вселенной:
Возможно ли, что сознание, подобно пространству-времени, имеет свои внутренние степени свободы, пренебрежение которыми ведет к фундаментально неполному описанию Вселенной? Что, если наши ощущения так же реальны (или, быть может, даже более реальны), чем материальные объекты? Что, если мое красное и синее, моя боль – реально существующие объекты, а не просто отражения реального мира? Возможно ли ввести «пространство элементов сознания» и предположить, что сознание может существовать само по себе, даже при отсутствии материи, подобно гравитационным волнам, существующим при отсутствии протонов и электронов? <…> Не окажется ли при дальнейшем развитии науки, что… изучение Вселенной и сознания неразрывно связаны и существенный прогресс в одном направлении невозможен без прогресса в другом?[356]
Сознание – не менее глубинная реальность, чем материя, и даже более основополагающая, поскольку оно опирается само на себя и не нуждается ни в каких эмпирических доказательствах, опосредованных показаниями физических приборов. Линде здесь, по сути, воспроизводит центральную идею Декарта: cogito ergo sum. Сознание – достовернейшее само-свидетельство существования. Поэтому сознание может существовать само по себе, даже при отсутствии материи, подобно тому как гравитационные волны, вызванные кривизной пространство-временного континуума, могут существовать при отсутствии материальных частиц.
Однако, наряду с потенциальным включением сознания в естественно-научную картину мира, следует отметить и противоположную тенденцию – исключение сознания из программ развития искусственного интеллекта. Электронно-квантовая основа искусственного разума обладает огромными преимуществами перед человеческим мозгом: в скорости вычислительных процессов, в объеме передаваемой информации, в универсальности программного языка, наконец – в физической прочности машины, в отличие от организма. Еще одним преимуществом искусственного разума, залогом его эффективности порой считается отсутствие сознания, которое только замедляет переработку информации, поскольку многократно воспроизводит ее в зеркале человеческой субъектности. Кэтрин Хейлз, известный теоретик, работающий на стыке литературы, информатики и новейших технологий, развивает идею познавательных процессов, которые проходят без включения сознания как такового и способны объединять естественный и искусственный интеллект на уровне «когнитивного бессознательного». «…Вероятно, что эволюционное развитие технических когниторов (cognizers) пойдет не так, как у Homo sapiens. Их траектория будет проходить не через