— Спасибо, — вымолвил трибун.
Он поднялся из-за стола и коснулся руки молодой женщины, с явной неохотой выпустив ее через мгновение. В эти тяжелые дни даже такое малое проявление доброты сильно трогало Марка.
— Друзья нужны также для того, чтобы замечать, когда кружка их друга пустеет, — заявил Сенпат и махнул рукой слуге.
Неврат оказалась права. Когда Марк тянул из кувшина, сидя взаперти, в маленькой конуре, он накачивался до изумления и в конце концов начинал ощущать лишь забвение и пустоту. Напиваясь сейчас с друзьями, он по-настоящему расслаблялся. Выпивка позволяла ему принимать их сочувствие — Марк непременно отверг бы его, будь он трезвым.
Скавр даже сделал попытку подхватить песню, когда один из посетителей — медник — затянул пьяные куплеты. Сенпат скорчил ужасную рожу. Скавр засмеялся. Ну да, конечно. Музыкальный слух трибуна находился все в том же плачевном состоянии.
— Надо будет как-нибудь еще раз… повторить… — услышал Марк собственный голос. Трибун стоял, покачиваясь, у входа в свою комнату.
— Обязательно. Но при условии, что ты не будешь петь.
С пьяным размахом Марк неловко обнял Сенпата и Неврат:
— Вы действительно хорошие друзья.
— В таком случае мы должны дать тебе отдохнуть, — сказала Неврат.
Трибун с грустью посмотрел вслед молодым васпураканам. Они тоже слегка покачивались, когда брели по коридору к лестнице. Сенпат обнимал жену за талию. Марк прикусил губу и затворил за собой дверь.
* * *
Но легкий укол зависти не испортил хорошего вечера. В эту ночь Скавр спал глубоко и спокойно. Он проснулся отдохнувшим. Головная боль казалась совсем небольшой ценой за это.
Приступая наутро к работе, трибун приветливо кивнул чиновникам, которые находились у него в подчинении. За довольно долгий срок это был первый дружеский жест с его стороны.
Сейчас Марку было куда легче надзирать над работой бюрократов, чем год назад. Ни один из нынешних не был наделен талантами Пикридия Гуделина, чтобы достаточно умело жонглировать цифрами. Все они к тому же знали, что Марк умел составлять документы почти наравне с хитроумными имперцами. Более того, несколько раз Скавр разоблачал хитроумные уловки Гуделина. Это не только не вызвало злобы Пикридия. Напротив — римлянин заслужил уважение прожженного интригана и бюрократа.
Нет, чиновники не осмеливались жульничать при Марке. Проверяя налоговые документы лист за листом, свиток за свитком, трибун не видел не на своем месте ни одной серебряной монеты. В своем роде это был положительный сдвиг в его работе. Но это же делало ее изнуряюще скучной. Трибун выполнял свои обязанности машинально. Технология проверок была отработана им до мелочей. С другой стороны, монотонность также была для него сейчас целительна.
Заметив, что Скавр — наконец-то! — в относительно приличном настроении, один из чиновников приблизился к нему.
— В чем дело, Итзалин? — спросил Марк, подняв голову от счетов. Даже не глядя от них, он отсчитывал цифры с поразительной ловкостью: долгая практика с костяшками счетов сделала трибуна таким же умелым в обращении с ними, как любого счетовода.
— Нечто забавное, — сказал Итзалин, протягивая ему пергаментный свиток.
Итзалин был худым человеком неопределенного возраста с болезненно-желтоватым лицом. Он изъяснялся на специфическом чиновничьем жаргоне даже в тех случаях, когда говорил о вещах, не имеющих ни малейшего отношения к финансам. Вероятно, он разговаривает так, даже когда занимается любовью, презрительно думал Марк.
Скавру стало любопытно: что смешного мог откопать в документах этот человек с рыбьей кровью.
— Ну показывай. Что там такое?
Итзалин развернул свиток:
— Обрати внимание на печати. Если судить по внешнему виду, это правильно составленный документ. Однако посмотри, какая неопытная рука его писала. Текст детски простой, грамматика явно хромает. А смысл документа сводится к тому, чтобы вытребовать у столицы некую сумму для покрытия оперативно израсходованных фондов провинциального городишки…
Итзалин даже рассмеялся, что случалось нечасто. Шутка была, с его точки зрения, замечательная.
Скавр проглядел документ и внезапно разразился хохотом. На мгновение лицо Итзалина просияло: похоже, вышестоящий изволил оценить шутку. Затем бюрократ занервничал. Трибун смеялся что-то слишком долго.
Наконец чиновник проговорил:
— Прошу прощения… Мне показалось, ты нашел здесь еще больше смешного, чем заметил мой непосвященный взгляд… Ты не поделился бы с нами?..
Марк все еще не мог говорить. Он просто ткнул пальцем в подпись. Глаза Итзалина последовали за его пальцем… и кровь медленно отхлынула от лица бюрократа.
— Твоя подпись?.. — пролепетал он почти неслышно и испуганно уставился на меч Скавра. Он не привык видеть оружие здесь, в финансовом отделе, где строились куда более коварные ловушки из чернильниц и гусиных перьев.
— Ну да, конечно. — Скавр наконец взял себя в руки. — Поищи-ка среди документов. Там должен быть императорский рескрипт, сопровождающий мою просьбу. Жители Гарсавры сослужили Империи большую службу, пожертвовав свои личные средства, чтобы выкупить у Явлака пленных намдалени. Простая справедливость требует вернуть им деньги.
— Да, конечно, конечно. Я сделаю все, что от меня зависит, дабы ускорить процесс погашения задолженности… — Попав, мягко говоря, в затруднительное положение, Итзалин запинался и лепетал, чего обычно за ним не водилось. — Великодушный господин, ты, я надеюсь, то есть ты понимаешь… ибо я не намеревался нанести оскорбление… отнюдь… когда высказал свою мысль в форме, коя могла на первый взгляд показаться слегка… э-э… пренебрежительной…
— Пустяки, — отмахнулся Скавр. Он встал, похлопал несчастного чиновника по плечу. Сейчас Марк не мог объяснить, что испытывал к Итзалину горячую признательность: даже с Сенпатом и Неврат он, кажется, так не смеялся.
— В таком случае я составлю меморандум, и средства будут перечислены и отправлены со всевозможной оперативностью, — сказал Итзалин. Он был счастлив отыскать предлог и улизнуть от римлянина.
— Да, пожалуйста, сделай это, — сказал Марк ему вслед. — Гарнизоном Гарсавры командует сейчас Гай Филипп, а у него терпения куда меньше, чем у меня.
Медленная ретирада Итзалина превратилась в паническое бегство. Покачав головой, трибун опустился на стул. Хотел бы он сейчас быть в Гарсавре, среди своих. Как ему надоело болтаться одиноким и неприкаянным под присмотром Императора в столице. Он снова вспомнил о том, как получил намдалени из рук Явлака. И обо всем, что произошло потом…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
