Книга словно сошла с ума. Превратила какого-то парня в ходячую бомбу, привела его в «Честере». Много людей погибло, пытаясь его вытащить, потому что он рванул. В аббатстве у всех паранойя. Считают, что теперь их очередь. И никто не может выследить эту штуку, потому что Мак пропала.
И Бэрронс тоже.
А без них мы застряли. Никто не может учуять Книгу, пока она сама не придет. Танцор считает, что однажды она устроит ядерный взрыв и убьет всех. И что надо успеть ее остановить.
Я сижу на водонапорной башне, обняв колени, и наблюдаю. Никто не заглядывает так высоко.
Я в тупике. Ро не подпустит меня ни к одному делу. Кэт и Джо не знают, что я убила Алину. Мак об этом неизвестно, потому что я сама только что это выяснила, но есть и третье пророчество. Что-то насчет отражений в Зеркале, и сыновьях, и дочерях, и монстрах, которые не монстры. Джо еще не закончила перевод, но она очень взволнована. Кажется, чем дольше Книга на свободе, тем мизернее наши шансы.
Я слышала, как Ри-О говорил белоголовому мужику с жуткими глазами, что Мак умрет. Но не раньше, чем Книга будет запечатана. Он реально разозлился из-за попытки взорвать его клуб. Ага, никто не шутит с Ри-О.
Своих чуваков он загнал на крышу магазина. Они странно двигаются.
Джо торчит на крыше дома через несколько зданий, с ней Кэт и кучка доверенных ши-блеющих. «Бэ-э-э», — тихонько говорю я. Они таращатся в бинокли, но не смотрят в мою сторону. И видят только то, что хотят видеть. Что она хочет, чтобы они видели. Дуры. Включите мозги. Нюхните овечьего дерьма.
Узнайте то, что знаю я.
Шотландцы устроились на крыше пятиэтажки в Темной Зоне. Тоже с биноклями.
А моим глазам помощь не нужна. Я суперзаряжена, супернаряжена, супер-Д! Всевидящая, всеслышащая, всесшибающая!
Я чую запах В'лейна. Пряности на ветру. Не знаю, где он, но тоже где-то рядом.
Мак и Бэрронса нет уже пять дней. С той ночи, когда они пытались поймать Книгу.
Ро во всем обвиняла Мак. И сначала радовалась, что Мак пропала. Говорила, что нам она не нужна. Но очухалась, когда Книга пришла в «Честере». Ро, видите ли, была внутри, когда Книга приперлась в корсете из динамита, а больше всего на свете Грандмистрис любит свою морщинистую задницу. Пфе. Вот без этой картинки мое воображение могло бы и обойтись.
Ри-О во всем винит друидов. Говорит, что они неправильно колдовали.
Шотландцы винят Ри-О. Что, мол, зло нельзя победить злом.
Ри-О хохотал и спрашивал, кто же тогда они.
В'лейн вообще на всех злится. Обзывает глупыми жалкими смертными.
Я хихикаю. Чуваки, вот именно. Я мечтательно вздыхаю. Думаю, В'лейн на меня запал. Надо спросить у Мак, что она...
Я распечатываю протеиновый батончик и, морщась, жую. Ну что я себе думаю? Я ведь уже ни о чем никогда не смогу ее спросить. Надо было выследить тех засранцев, которые убили Алину. Надо было от них избавиться. И Мак ни о чем бы не узнала. Я улыбаюсь, думая об их убийстве. И морщусь оттого, что не сделала этого сама.
— Колеблешься, ребенок?
Этот голос режет, как нож. Я съеживаюсь и пытаюсь свалить, но он хватает меня за руку и не отпускает.
— Отвали! — Я плююсь крошками шоколада и орешков, думаю: «Ну кто пользуется такими словами?» Но я знаю кто, и он беспокоит меня не меньше Книги. — Ри-О, — говорю я.
Он улыбается, как сама Смерть, одни клыки и ледяные глаза, в которых никогда не было ни капли...
Я резко вдыхаю и давлюсь арахисом. Горло перехватывает, я не могу дышать и бью себя по груди.
Он что, одет в костюм для Хеллоуина? Так ведь рано.
Стучать по груди бесполезно, я знаю. Ко мне нужно применить прием Геймлиха, но сама я не смогу этого сделать, разве что Ри-О отпустит меня, чтобы я могла во что-то врезаться. Я использую суперсилу, чтобы вырвать руку, и чуть не выворачиваю ее из сустава.
Он все еще меня держит. Не собирается отпускать.
Сжимает мое запястье длинными пальцами и наблюдает. Смотрит, как я давлюсь. Спокойный урод. Смотрит, как я пускаю пену, как стекленеют мои глаза. Да у меня слюна течет! И это вообще не круто.
Я тут и умру, на водонапорной башне, подавившись долбаным батончиком. Да еще и свалюсь на брусчатку. И все увидят.
«Мега» О'Мелли умрет как дура!
Да ни за что.
У меня уже начинает кружиться голова, но тут Ри-О бьет меня кулаком по спине и я плююсь остатками батончика. Еще с минуту я не могу дышать, потом получается... Воздух еще никогда не был таким вкусным.
Ри-О улыбается. Зубы у него опять нормальные. Я таращусь на него. У меня галлюцинации? Наверное, я посмотрела слишком много фильмов.
— У меня есть для тебя работа.
— Ни за что, — тут же говорю я.
С этой толпой я не вожусь. От них потом не отвяжешься. Как от камня на шее, придется опускаться на самое дно. А у меня свои дела.
— Я не спрашиваю, ребенок.
— А я не работаю с теми, кто называет меня ребенком.
— Отпусти ее.
Я поворачиваюсь и морщусь.
— Кто сегодня продает билеты на мою башню? — Я злюсь. Ну что случилось с приватностью?
Из тени выплывает один из Келтаров. Я видела его только издали. Не знаю, как он умудрился незаметно пролезть сюда. И меня это пугает. У меня суперчувства, а они меня обманули.
Шотландец смеется. Но он уже не похож на шотландца. Он выглядит как... Я присвистываю и мотаю головой. Прямо как Принц Невидимых.
Обо мне забывают, играя в гляделки. Ри-О скрещивает руки на груди. Шотландец тоже.
А я пользуюсь моментом. Мне на фиг не надо ждать и выяснять, какую работу для меня придумал Ри-О. А если какой-то чувак решит податься на темную сторону и сыграть со мной в ангела-мстителя, так у меня для него плохие новости.
Мой билетик в ад уже прокомпостирован, чемоданы на борту, и слышен свисток к отходу.
Мне все равно. Я точно знаю свое место.
Я ускоряюсь.
Ни ночи. Ни дня. Ни времени.
Мы растворились друг в друге.
Что-то происходит со мной в этом подземелье. Я перерождаюсь. Впервые в жизни я в мире с собой. Нет больше раздвоенности. Я ничего от себя не скрываю.
Страх истощает. И я решаюсь принять правду вместо страха.
Я — Король Невидимых. Я Король Невидимых.
Я снова и снова повторяю это.
И принимаю.
Я не знаю, как или почему это случилось, и могу никогда не узнать, но теперь я могу взглянуть на темную часть себя.
Все это время существовало лишь одно объяснение.
Теперь мне почти смешно. Все время я размышляла о других, а сама была главным гадом на арене.
Темное стеклянное озеро во мне было им. Мной. Нами. Вот почему оно меня пугало. Я смогла как-то разделить свою душу и отдалиться от него. Если я вообще рождена женщиной-человеком, часть меня была куда старше двадцати трех лет.
