Приведенный выше «царский» перечень неполный, потому что он отражал итоги борьбы за корону Аттилы. Правители вряд ли помнили о самой короне, называя себя царями: борьбу они принимали по наследству, от родителей. По наследству же давались им враги и союзники… Так строились торговые и династические связи, военные союзы на Западе.
Патриарх Макарий – из его книги взяты сведения – превосходство турка объяснял тем, что, победив семерых царей – византийского, египетского, болгарского, сербского, арнаутского, трапезундского, царя Крыма и Татарии, – тот завоевал их земли. Кроме того, во владениях турецкого царя (султана) находился «гроб Господень», святыня христиан, что очень возвышало турков в глазах христианских народов… Конечно, это упрощенное объяснение, но показывающее, что мотивы высокой политики скрывались порой в людском тщеславии. В ревности. Эти мотивы способны побудить и воодушевить самого тщедушного правителя, если, конечно, он по крови тюрк.
Московский царь, к сожалению, был из их числа. Не имея ни армии, ни власти, он с последнего места в этой негласной табели о рангах мог подняться в глазах мировой правящей элиты. Стать уважаемым в Европе и в Азии.
Разве то не стимул для молодой царской династии? Конечно стимул.
Запад предлагал властелину Кремля устранить препятствие на пути в высшее общество – остатки Татарии и Крыма. Все. Нужен был шаг на юг от Оки, чтобы начать восхождение на гору величия и победить турецкого царя. На то же, кстати, толкал московского царя и Антиохийский патриарх Макарий, который приехал в Москву наставлять Русского патриарха. Правда, лидер Греческой церкви имел свои, очень далеко идущие планы…
Что делать, но русские цари Романовы действительно были тюрками. Плохими, но тюрками. Азарт лидера жил и в них, поэтому на Романовых и сделал ставку папа римский.
В первом царе династии, в Михаиле, царского духа не было, этого человека на трон ветром занесла Судьба. А его сына Алексея воспитывали уже как царя, тщеславие не вредило юноше… Еще лучше это качество проявилось в следующем поколении, в Петре. Вот кто сполна отведал медовый вкус власти. Будучи юношей, он устранил двух соперников в борьбе за престол – родную сестру и брата, причем, как умер старший брат Иван, выздоровевший после тяжелой болезни, осталось тайной, видимо, его отравили. Ради спокойствия власти царь Петр казнил своего единственного сына, наследника, когда тот восстал против порочности отца… Увы, поступок, на который решится не каждый.
Петр I, пожалуй, самая неизвестная фигура российской истории, хотя больше всего написано как раз о нем. Жестокий и трусливый, деятельный и пассивный… Все противоположности сошлись в его лице, сделав образ царя чрезвычайно противоречивым. О нем можно спорить бесконечно.
Неизвестность Петра объясняется тем, что внимание историков к нему носило особый, политический характер. России, порвавшей с тюркским прошлым, нужен был герой. Новый символ, молодой, преуспевающий. И выбрали Петра, высокого красавца, хотя мало-мальски наблюдательный взгляд в его царствовании вряд ли увидит великие дела.
Этот царь не прорубал окна в Европу, наоборот, Европа сама прорубила его. Причем ранее, чем на троне появились Романовы.
Как человек Петр был нездоровым: тяжелые припадки эпилепсии и низкая страсть точили его всю жизнь (за эту страсть, между прочим, полагалась смертная казнь). Недуг сказывался на поведении больного, отсюда его гневливость, злопамятность, «вязкость» мышления – это симптомы болезни, а не характера. В общении он был крайне неприятен, и люди сторонились царя.
Вот мнения западных аристократов о Петре, которые приводит С. М. Соловьев, они самые нейтральные: «Я представляла себе его гримасы хуже, чем они есть на самом деле, и удержаться от некоторых из них не в его власти». Другой очевидец не менее категоричен: «Это государь очень хороший и вместе очень дурной; в нравственном отношении он полный представитель своей страны. Если бы он получил лучшее воспитание, то из него вышел бы человек совершенный…»
«Странный, а может быть, и оскорбительный отзыв!» – замечает мэтр российской истории. Но это мнения независимых людей. По крайней мере, людей, не связанных с иезуитами.
Его политика, как и политика отца, целиком исходила от иностранных советников, которые стояли за русским троном… В чем же проявлялось величие этого правителя?
Не в мифе ли, который сложили иезуиты?
Надо честно признать, что флот России создал Франц Лефорт, первый русский адмирал. Этот неутомимый швейцарец, непонятно откуда и как появившийся около русского царя, пользовался огромным влиянием, например, в 1697 году он вывез Петра на Запад, руководя Великим русским посольством… Весь «ранний» Петр – это Лефорт, его начинания и замыслы.
Франц Лефорт был удивительным человеком, не выделялся глубокими знаниями или образованием, его отличало иное – необыкновенное радушие. Так общительный швейцарец демонстрировал образец иезуитского поведения, он всегда был веселым, ловким, симпатичным. Душой любой компании. Дружба с ним увлекала Петра, который в силу своих болезней и порока был лишен этих человеческих качеств. В Лефорте царь увидел образец, желанный идеал для подражания. И он шел за ним, потеряв осторожность, столь необходимую политику такого ранга.
Лефортово, или Немецкая слобода, открывшаяся тогда в Москве, стала штабом петровской политики, там думали о России, но не о Руси и ее народе.
Славяне не интересовали Запад. Иезуиты и тайные тамплиеры проводили указания своих римских магистров, у которых были свои собственные планы. Иностранцы, в прямом и переносном смысле разыгрывавшие перед мальчиком-царем на Яузе потешные бои, формировали российские войска и российскую политику. Именно российскую! Здесь важно наконец-то чувствовать нюанс в слове, придуманном папским легатом Поссевино.
Солдаты, да, они интересовали Запад… В этой связи нелишне еще раз напомнить имя конюха Сергея Бухвостова, потому что с него началась российская армия, вернее, Преображенский полк, опять же созданный иностранцами. Он первый русский солдат, и пришел он из Лефортова. Кем был удалец? Кому служил? Неизвестно.
Петром руководили. Он проявлял в политике столько инициативы, сколько позволяли иезуиты и тамплиеры, имевшие конкретное лицо – имя и фамилию. Например, бельгиец Франц Тиммерман, в его руках целиком были русская армия и флот, он контролировал материальное оснащение войск и тыла. Его власти позавидовал бы нынешний министр обороны… Шотландец Патрик Гордон командовал генеральным штабом, состоял на службе царскому престолу с 1661 года, знал Россию лучше всякого русского… Яков Брюс, генерал-фельдмаршал, главный идеолог престола, его прошлое «глубоко западное»… Когорта иезуитов и тамплиеров слагала «гнездо Петрово», только подконтрольные дела они доверяли славянам.
В этой связи совершенно иной смысл обретает известное изречение Петра: на государеву службу рыжих и косых не брать. Рыжими и косыми он называл знатных тюрков, которые остались верны старой вере. Они вызывали раздражение и ненависть царя. Конечно, им не находилось места в той огромной бюрократической машине, которую создавал царь. Лишние для России люди.
Если это не узаконенная узурпация Западом власти в России, то что?
Молодой русский царь не представлял собой ничего, он проводил дни и ночи напролет в Немецкой слободе, где пьянствовал сутками. Гуляя, учился уму-разуму, отсюда и воспитание, вернее, полное отсутствие его, на что обращали внимание едва ли не все иностранцы, общавшиеся с ним. Царь с детства был предоставлен лишь самому себе, в отличие от сестры Софьи, у которой были учителя и наставники.
В письме Апраксину в Голландию Петр писал корявым подчерком: «Купи мне лимонов… да не забудь о рейнвейне. Больше мне ничего не нужно, разве что привезут математические инструменты, то купи». Образование Петра оставляло желать много лучшего, он был полуграмотным, хотя и подписал множество указов и распоряжений. На занятиях проявлял неусидчивость, «вязкость» ума, что определялось его врожденной болезнью.
С таким диагнозом он не мог вести себя иначе. Невозможно. Это был явно не герой…
От того, что царь держал в руках плотницкий топор, он не стал плотником. От того, что сел на трон, не стал царем, сколько бы его не восхваляли. Всю жизнь томился непомерным тщеславием, на котором играли, как на струнах гитары. И эту музыку выдавали за русскую. То были аккорды затухающей восточной мелодии… Его безумие с каждым годом принимало все более и более маниакальную форму: мания величия не давала царю покоя ни днем ни ночью. Лучшего средства погубить династию и страну, пожалуй, и нет.
Едва ли не первое свое «царское» дело (Азовский поход) Петр проиграл. Его неопытная армия была перебита в бою с турецким гарнизоном.
