— Разве реваншизм немцев не противопоставляет их Америке? Я до сих пор не могу понять, что заставило старого Фигуранкайна подчинить интересы фирмы целям и задачам ОТРАГа.
— Ну, это могу вам объяснить, — проворчал Цвикк, — он немец. В свое время симпатизировал Гитлеру…
— Сейчас, когда американцы пробуют кое о чем договориться с русскими, взрывчатая роль ОТРАГа, конечно, возрастет, — Стив словно размышлял вслух, — при желании его легко превратить в детонатор второй “холодной” и даже новой “горячей” мировой войны. Скромная роль подавителя освободительных тенденций в Экваториальной и Южной Африке кое–кого перестает удовлетворять.
— Гм, а вам известно, кто и когда впервые начал “холодную войну” на нашей грешной планете? — поинтересовался Цвикк, вставая из‑за стола и пересаживаясь на диван. — И кто первым применил выражение “холодная война”?
— Смешной вопрос! Гарри Тру мен, конечно. Всего через два года после окончания Второй мировой, “горячей” войны.
— А вот не смешной. — Маленькие, глубоко посаженные глазки Цвикка заискрились от удовольствия, что удалось так поймать Стива. — Ошиблись на тысячу лет.
— Как это?
— А так… “Холодную войну” вел еще кастильский герцог Мануэль. С маврами. Он ее описывал примерно так: война эта не очень горячая и не столь ожесточенная, чтобы говорить о жизни или смерти, это “холодная война”, которая тянется долго, к миру не приводит и не украшает тех, кто ее ведет. Могу добавить: “холодную войну” довольно успешно вел во Франции Людовик XI против герцога Бургундского. Он использовал угрозы, устрашение, всякие интриги, провокации, почти не прибегая к военным действиям. Если призадуматься, в истории “холодных” и “горячих” войн есть определенная последовательность. Они довольно ритмично сменяли друг друга. Точных временных закономерностей никто, правда, не установил еще…
— А их и не существует, — возразил Стив. — Любые войны — и “холодные”, и “горячие” — результат злой воли одержимых жаждой власти… Но дело не в этом. Даже и не в том, что историю “холодных войн” можно растянуть на тысячелетия. Нынешняя “холодная война” — она качественно иная, чем все предыдущие, потому что в любой момент может перерасти в “горячую” — термоядерную. Вы вот упомянули о разрядке, Мигуэль. О ней говорят и пишут. А на Ближнем Востоке израильтяне воюют с арабами с тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года: кончилось во Вьетнаме, начинается в Камбодже… Ничего себе разрядка, черт побери!
— Разрядка — это в целом между Западом и Востоком… Локальные войны были и будут.
— Одна из локальных воин тоже легко может перерасти в мировую — термоядерную. И ОТРАГ не понадобится.
Цвикк насупился:
— Тогда конец… Но я все‑таки верю, что человечество сумеет избежать термоядерного ада. Если бы не верил, не торчал бы тут — в этой зеленой парной бане. Дарованные мне последние месяцы прожил бы как эпикуреец. А я вот потею тут… Человек обязан делать, что может. Каждый из нас в отдельности бессилен предотвратить ядерный апокалипсис — будь то я, вы, патрон, папа римский или президент Соединенных Штатов. Ну а объединив усилия, можно добиться многого… Движение сторонников мира растет и будет продолжать расти. И это хорошо… Я верю в его потенциальную мощь. Признаюсь, оно наполняет меня большим оптимизмом, чем ваш героический замах на ОТРАГ… Мы все в одной лодке. И перспектива у нас одинаковая: или выжить всем вместе, или вместе всем утонуть. Другого не дано… Парадокс нашей эпохи состоит в том, что эгоизм стал бессмысленным. Эгоист, пытаясь спасать только себя, губит и себя, и всех, ибо все чертовски переплетено. Шанс выжить — не в индивидуальном противоатомном погребе, а на улице — в колоннах борцов за разум, за мир. Это мое кредо, Стив, но оно не исключает твердого убеждения, что на голову змеи надо наступить раньше, чем она тебя ужалит. Да–а…
— При первой же оказии присоединяюсь к колоннам демонстрантов, — пообещал Стив, — буду до хрипоты кричать: “Нет — атомной бомбе!”
— Ладно, не иронизируйте. Это я тоже умею… Передавайте поклон Тиббу Линстеру.
— Поговорите с ним по видеоканалу, Мигуэль. Я пока остаюсь тут.
— Ждете кого‑то?
— Шейкуну. Должен прилететь…
Шейкуна появился поздним вечером.
— Давай, давай, заходи, — обрадовался Стив, когда Шейкуна осторожно приоткрыл дверь веранды. — Садись и рассказывай.
— Все о’кей, шеф, — хрипло сказал Шейкуна, — Гаэтано передает: у них все готово, ждут главного босса. В Роттердаме полиция опять взяла наркотики. Очень много, шеф, — Шейкуна торжествующе надул толстые губы, — очень–очень много…
— Откуда?
— Из Гонконга.
— А кому предназначался товар?
— Паоло должен знать… Он выслеживал. Я его не видел.
— “Черные боссы” в Сингапуре и Гонконге проиграли очередную партию.
— Еще какую! — Шейкуна хмыкнул от удовольствия. — Много потеряли, шеф. На сотни миллионов…
— Не везет им последнее время.
— Очень не везет, очень, — согласился Шейкуна. — Паоло хорошо работал.
— Ему пора исчезнуть оттуда.
— Он знает. Санчо уже сменил его… Паоло скоро будет здесь.
— О’кей. Что в Лос–Анджелесе?
— Эта женщина не возвратилась. Она в Москве.
— Ты послал телеграмму?
— Из Майами, шеф.
— Ну и, наконец, Гвадалахара?
— Нет, еще Нью–Йорк…
— Верно, забыл. Что там?
— Там много… Хасан передает: адвокат Крукс был дома у мистер Пэнки, долго был, ходили по саду, Крукс кричал, проклинал. Потом был другой человек. Хасан его знает: Касабланка был четыре года назад… Хасан сказал — шеф поймет. Хасан говорил — это совсем плохой человек, хуже Пэнки. Тот человек долго был. Мистер Пэнки в ту ночь совсем не спал. Целую ночь дома ходил, кабинет ходил, таблетка — лекарство много ел.
— Интересно, — сказал Стив. — Это очень интересно, Шейкуна. Человек из Касабланки… Кажется, его звали Рунге? Хуже Пэнки… Даже не предполагал, что такое возможно… А что потом с этим человеком, Шейкуна? Ведь это было месяц назад.
Шейкуна вздохнул:
— Хасан не знает… Тот человек тогда улетел вертолетом. Вертолет ждал на берегу.
— А мистер Пэнки?
— Уезжал, приезжал. Много уезжал. Недавно в Мексике был. Сейчас в Нью–Йорке.
— Ну а что в Гвадалахаре?
— Нормально. Девушка Инге письмо прислала. Вот. — Шейкуна осторожно вручил Стиву маленький прямоугольный пакетик.
— Кассета? — улыбнулся Стив.
— Сказала — слушать надо.
— Спасибо. Что еще говорила?
— Говорила — все о’кей.
— Как она выглядит?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
