с военными романами детства и советскими фильмами о войне, говорящее, что самыми опасными пунктами при передвижении в тылу врага являются дороги, форсирование рек и населённые пункты.
А подтверждение того, что я за линией фронта и всё больше углубляюсь в тыл, я получил буквально через час.
Вдоль дороги всё чаще встречались не только густые кустарники, но и перелески. Благодаря им, я мог довольно незаметно передвигаться, не теряя темпа. Изменённый организм давно выстроил оптимальный ритм передвижения, и я не боялся истощения: неприкосновенный собственный запас я проинспектировал ещё перед возвращением в батальон. Сала, сахара и хлеба с луком мне при таком ритме вполне хватит дней на пять.
А что? Солнечно, холодно, безветренно — мечта марафонца. Я даже перестал мёрзнуть. Видимо, притерпелся. Вдруг слева со стороны дороги послышался непонятный звук: то ли шелест, то ли едва слышимый железный лязг. Для машины довольно тихо, может, мотоцикл? А где же тогда звук двигателя?
Ответ я увидел через несколько секунд. Самокатчики! Военные велосипедисты в фельдграу лихо накручивали педали. Блин, да их тут целый взвод! Во дают!
Я предусмотрительно плюхнулся за ближайшим кустом. Как ни мило выглядели эти парни на высоких сёдлах, приникшие к изогнутым рулям, за их плечами висели вполне себе реальные манлихеры, из которых при желании они смогут наделать во мне с полудюжину дырок, даже если это новобранцы. Просто так, по закону вероятности.
Ну, что и требовалось доказать — я в тылу врага. И похоже, догоняю кого-то из вот таких же служивых. Или всё-таки беженцев? Предпочтительнее второе. Иначе придётся снова наглухо вырубать сослуживцев Демиурга. Погоня мне совсем не нужна.
Дальнейшее передвижение было несколько раз затруднено встречей с большими и малыми воинскими подразделениями кайзера. Но подобное ни разу не стало неожиданностью. Благо, все войсковые части, передвигались пешком исключительно мне навстречу.
Все туда, а я — оттуда. Более чем приемлемо! Как не хотелось ускориться, приходилось заставлять себя терпеливо пережидать их проход, лёжа на пузе и прячась за деревьями или кустами. При этом, в голову лезла всякая ерунда, вроде детской считалочки: «Торопыжка был голодный. Проглотил утюг холодный!»
Наконец, когда день уже стал клониться к вечеру, я почти настиг хвост довольно большой колонны солдат. По предварительным прикидкам, около батальона пехотинцев. Эти, значит, тоже «оттуда». Интересно, для чего? Передислокация войск с юго-западного фронта на западный? Пешком? Не похоже на немцев. Это больше для нас характерно вращать планету сапогами. Да и фиг с ними! Равномерное свечение татуировки подогревало азарт: я почти добрался до объекта! В левое предплечье даже вернулось ощущение жжения, граничащее с болью, ярко напомнившее первое пробуждение матрикула.
По обе стороны дороги стали появляться хозяйственные строения. Вдали замаячили дома с черепичными крышами.
Проклятье! Город. Если эти встанут на постой в городе, пиши пропало. Там найти и взять демиурга будет во сто крат сложнее, чем в поле. Незнакомый город… А немцы чаще всего комфортом не пренебрегают. Да и население, скорее всего, будет более лояльно к бошам, чем к русскому диверсанту или, вернее сказать, к бандиту с большой дороги, на которого я внешне смахиваю гораздо больше.
Делать нечего, пришлось оббегать город полями и огородами, держась подальше от жилья, отыскать на выезде прошлогодний стог и залечь в нём, дав себе установку проснуться с рассветом.
Расчёт оправдался и на следующий день я сопровождал немецкий батальон уже после ночёвки в городе. Изменения в обстановке начались после полудня, когда батальон на развилке свернул в сторону вполне презентабельного шоссе, уходящего уже строго на запад, вглубь территории противника.
Э, ребятки, так не пойдёт. Эдак я всю Польшу за вами пробегу, а ведь мне потом придётся ещё и возвращаться. По моим прикидкам, за вчерашний день мне удалось приблизиться к Варшаве ещё километров на пятьдесят. И отдаляться от вектора основного пути я решительно не желал.
Рано или поздно терпение моё должно было быть вознаграждено, что в итоге и произошло. На полуденный лагерь батальон встал у опушки большого лесного массива, рассредоточившись на довольно большой территории. Выставив посты, на мой взгляд, довольно скромные. Ну а чего им боятся? В глубоком-то тылу?
Наличие густого лесного массива значительно облегчало мою задачу. Тихо передвигаясь уже в настоящей зелёнке и радуясь, что толстый слой хвойных иголок замечательно скрывает каждый мой шаг, я внимательно следил за активностью татуировки матрикула.
Я так долго преследовал Демиурга и уже свыкся с малейшими изменениями его сигнальной системы, усиленной чаяниями Смотрящего, что едва не пропустил момента, когда жжение усилилось многократно, распространившись в плечевой сустав и сбежав вдоль позвоночника к копчику. Тело пронзила судорога такой силы, что я буквально свалился у подножия одной из елей. Едва не заорав от боли и до крови прикусив нижнюю губу, я постарался зафиксировать направление, на котором матрикул дал столь сильный сигнал.
Уже подползая к опушке, я определил искомую группу солдат, чувствуя, как кричит и бьётся в экстазе мой необычный радар. Эти пятеро мужчин в возрасте примерно от двадцати до тридцати лет, почти все с непременными усами а-ля-кайзер, видимо, не просто расположились на полуденный отдых, как их батальон. Ребятки явно решили что-то отпраздновать. Причём с разрешения старшего по званию, ибо во время действа немецкий унтер-офицер с лошадиным лицом не пропускал ни одного тоста. Правда, выпили солдаты всего по пять стопариков, благодаря острому зрению я смог различить это без всяких биноклей.
Зная приверженность немцев к орднунгу, смею предположить, что разрешено было по пять стопариков, вот и выпили ровно столько. Не нужно быть гением, чтобы сложить два и два. Скорее всего, чествуют во-он того невысого сухощавого шатена, лет на пять старше меня местного, с бледным треугольным лицом и бледно-голубыми, немного навыкате, глазами. Его сослуживцы то и дело похлопывали его по плечу, старательно заглядывая ему в лицо.
Столь подробный портрет именинника не зря отпечатался у меня в памяти. При осторожном направлении на него левой руки моё тело пробила секундная дрожь. Демиург? Вот это у@бище? Очевидно, да… Ну, а чего я хотел? Шварценеггера? Лунгрена?
Зато усы у него были самые чёрные и густые из всех окружавших его солдат. Не так лихо подкручены, как у унтера, но вполне. Именинник или награждённый? Он довольно страстно поблагодарил сослуживцев, что выразилось в его ответной речи, для которой он даже привстал, прижимая левую руку к груди. Говорил он целых пять минут, буквально вещая, видать, развезло парня от пяти стопок.
Чего это они вечера не дождались? Интересно… Одно из
