Гастон осекся. Застывшим взглядом обвел место, куда их привел старый ключник. За спиной вздохнул Эниох.
Новый забор, намного выше того, который окружал территорию приюта. Вернее не забор, а металлическая решетка, высотой в три роста человека. Те же самые фруктовые деревья темнеют справа. Раскачиваются на ветру два фонаря, скрипит и стонет калитка, крепко удерживаемая толстой ржавой цепью с огромным потемневшим замком. С высокого столба свисает на веревке круглый лист железа, тоже ржавый и треснувший внизу. Чуть поодаль мигает еще один фонарь, и тускло белеет стена барака. Гастон вдохнул полной грудью суховатый ветер, откинул капюшон, словно перестав обращать внимание на холод. Брат Дариус с интересом смотрел на него.
— Лали здесь? — глухо спросил Главный Смотрящий. — Отвори ворота.
— Нельзя, — покачал головой монах.
Гастон яростно потряс тростью.
— Здесь Лали, отворяй!!
Его трясло.
Отец Дариус сочувственно взглянул на теневика, затем поставил фонарь на землю и принялся озираться. Нашел булыжник и несколько раз громыхнул по круглому листу железа. Прислушался и удовлетворенно хмыкнул.
— Обождите, господа.
Выдав это, ключник забросил булыжник за прутья решетки. Гастон не заметил этого. Он молча смотрел, как из темноты появилась странная фигура, закутанная в просторные длинные одежды, с закрытым лицом. Было еще что-то странное в этом человеке, который медленно приближался к калитке, чуть прихрамывая и опираясь на длинный деревянный посох. Гастон не сразу понял, что это звон нескольких колокольчиков, приделанных к одежде человека с посохом. Эниох попятился, осенив себя знаком Дейлы, что-то прошептав. Гастон Черный не двинулся с места.
— Чего надо? — раздалось из закрытого покрывалом лица. Теневики видели два голубых глаза, смотревших на них со странной смесью равнодушия и любопытства. — Это ты, брат Дариус? Что случилось?
— Ничего, — кашлянул ключник. Присмотрелся. — А, Гор, действительно, я и забыл, что ты дежуришь.
Человек с закрытым лицом молчал. Гастон заметил, что даже пальцы у него замотаны какими-то тряпками грязно-серого цвета. Главный Смотрящий сжал трость так, что побелели пальцы. В голове шумело, он смотрел на зловещую молчаливую фигуру, тщетно пытаясь сдержать дрожь по всему телу.
— Ну? — не выдержал человек. — Чего приперлись? Кто эти люди, Дариус? Я хочу спать.
— Я ищу женщину, — с трудом выдавил из себя Гастон. Ему почему-то стало трудно говорить.
— Здесь нет женщин, — покачал головой Гор. — И мужчин тоже.
— …ее зовут Лали.
— Имен нет у нас, незнакомец!
Гастон шагнул к решетке.
— Господин Главный Смотрящий! — раздался полный ужаса возглас Эниоха. — Не подходите, не надо… Проказа!..
— Это моя сестра. Умоляю тебя, если она тут, позови. Пожалуйста.
Гор долго молчал. Затем повернулся и поковылял к бараку, обогнув чернеющий выступ колодца. Отдельный источник, мелькнуло в голове Гастона. Он хотел опереться о решетку, но вовремя отпрянул в ужасе. Холодный пот залил лицо. Смотрящий позвал взглядом Эниоха, и оперся о его руку, тяжело и прерывисто дыша.
— Он ничего не сказал, отче, — обратился к ключнику Эниох.
Брат Дариус молча указал ему головой. Гастон оттолкнул помощника, вцепился в трость и с замиранием сердца стал смотреть, как к калитке возвращается Гор, а с ним такая же укутанная в тряпки фигура, но пониже. Гор не стал подходить, и его спутница приблизилась к решетке одна. Гастон бросился вперед. Замер, не доходя одного шага. Пламя и смерть впереди. Гниение. Медленная смерть. Нужно не двигаться. Просто стоять. Он не видел, как отошли в темноту Эниох и отец Дариус. Он ничего не видел. Лишь склонившуюся к прутьям голову.
— Лали? Сестренка, это ты?
Фигура молчала.
— Это же я, Гастон!
Молчание. Звон колокольчиков.
— Лали…
Гастон повернулся к Дариусу, стиснул зубы, потому что незажившее бедро горело.
— Это не моя сестра! Я так и знал! Эниох, тебя обманули, я так и…
— Гастон…
Главный Смотрящий дернулся, рывком развернулся и впился глазами в склонившуюся к решетке фигуру. Та подняла руку и повторила, сопровождаемая нежным звоном колокольчиков:
— Гастон, братик… Это я, Лали.
— Лали! — встрепенулся теневик, бросаясь вперед и снова останавливаясь. — Сестричка…
Вот она рядом, родное, любимое существо. Младшая сестра, которую он искал долгие годы. Родная кровь. Стоит на расстоянии трех шагов. А он не может ни обнять ее, ни прижать к груди. Гастон чувствовал, как слезы текут по скривившемуся лицу. Лали опустила повязку с лица, открыв лишь глаза, и Черный прикусил губу до крови. Глаза остались теми же, ясными, прекрасными.
— Мой красивый брат, — тихо проговорила Лали, — такой же статный и мужественный… Братик…Я так счастлива, что с тобой все в порядке… Мой самый красивый брат… Мои глаза, удивительные глаза, которыми я так гордилась…
Когда Гор увел ее, обняв за плечи и успокаивая, всесильный глава Тени долго смотрел им вслед, чуть приоткрыв рот. Затем опустился на землю, закрыл лицо руками и затрясся в беззвучном плаче. Приблизился Эниох, но так ни на что и не решился. Снова отошел, бледный как мел.
— Сын мой…
Гастон поднял голову, и старый монах Дариус отшатнулся от этого искривленного злого лица. Разноцветные глаза сощурены, звериный оскал на губах.
— Молись, сын мой, — ключник положил руку на плечо теневика. — Проси Ормаза милости и смирения…
Гастон медленно поднялся, оттолкнув подавшего было руку старика. Повел плечами и набросил капюшон.
— Смирения, отче? — глухо произнес он. — О каком смирении ты говоришь? Я хотел забрать сестру отсюда, но она отказалась! Сказала, что не пойдет, а силой…силой вряд ли найдется смельчак зайти в барак прокаженных!
— Сынок, — прошептал отец Дариус, — может, ты хочешь исповедоваться?
Гастон Черный, глава Тени, запрокинул голову назад и захохотал. Вздрогнул Эниох. Налетевший порыв ветра взметнул веером черные листья, и смех Гастона перешел в глухой стон.
— Кому исповедоваться, святой отец? Ормазу или Дейле? А может, им обоим, а? Сходить в храм, бросить пару монет нищему? Доброе дело свершить, чтобы умилостивить богов? Купить сорочку с вышивкой имени Аргунэ, чтоб вино не кисло?! А где они были, когда моя младшая сестра заразилась проказой?! Где Вседержащий Ормаз и Светлоокая Дейла?! Почему они добры лишь в храмах да наших пустых мечтах и молитвах? Исповедь…Молиться? Мне? Им?! Лали, моя красивая сестренка…
Гастон умолк, смотря перед собой застывшим взглядом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
