– Вы бы подвязали волосы хоть этим, мэм, – почтительно промолвил он. – Я же вижу, как они вам мешают.
Устало улыбнувшись, она взяла розовую ленту и спросила:
– Зачем вам на войне эта розовая ленточка, солдат?
Тот закусил дрожавшую губу. На вид мальчишке было лет шестнадцать-семнадцать, а веснушки на переносице и щеках до боли напоминали лицо погибшего Энди.
– Моя девушка, – еле слышно отвечал он. – Это она мне прислала. Да только сейчас вам она нужнее, чем мне.
– Не беспокойтесь, я обязательно вам ее верну, – заверила Китти. – А не то она может обидеться, что вы дали ее ленточку другой. – И она лукаво подмигнула в надежде хотя бы на миг развеять ужас и мрак окружавшего их мира.
Однако мальчик лишь вздрогнул, и на глазах у него выступили слезы:
– Вряд ли она об этом узнает. Она погибла. Янки убили ее, когда налетели на нашу деревню в северной Джорджии.
– О, как мне жаль… – только и смогла растерянно пробормотать Китти.
Когда от усталости она еле держалась на ногах, врач приказал отвести ее палатку, отведенную для отдыха медицинского персонала. Едва превозмогая боль в натруженных ногах, Китти опустилась на койку. Стоило прикрыть глаза, и перед нею поплыли изувеченные, окровавленные тела, оторванные руки и ноги, горы трупов, покрытые ненасытными мухами… Казалось, само душное июльское небо покраснело и стало липким от крови, как жирная глина под ногами. Куда ни кинь взгляд – смерть, страдание, горе. Неужели кошмару не будет конца?!
Кто-то смущенно кашлянул. Китти выпрямилась и увидела солдата с фляжкой, наполовину полной янтарной жидкости.
– Мисс Китти, я знаю, что леди не пьют, но сейчас это могло бы поддержать ваши силы.
– Возможно, – криво улыбнулась она в тусклом свете масляной лампы, едва рассеивавшей душный мрак. – Но лучше приберечь его для раненых! Похоже, хлороформ у нас на исходе!
– У нас есть немного горячего кофе из жареных орехов. Конечно, не очень-то вкусно, но все же лучше, чем ничего.
В этот момент кто-то кашлянул за ее спиной. Резко обернувшись, Китти увидела Натана, прижимавшего к лицу надушенный платок.
Ее губы задрожали и беззвучно шевельнулись, прошептав его имя.
– Кэтрин, ради всего святого, скорее прочь отсюда! – И он поволок ее за руку вон из палатки.
– Эй, куда же вы?! – окликнули ее изнутри. – Мисс Китти, вы нам нужны…
– Ну, уж нет, черт побери! Она идет со мной! – рявкнул Натан. Обессиленная, покорная, она следовала за Коллинзом, пока каким-то чудом им не удалось найти клочок земли, не занятый ранеными.
Сильные руки сжали ее в объятиях. Еще в палатке Китти успела заметить, что Натан почти не изменился. Его мундир по-прежнему сиял чистотой. Майор, как всегда, являлся образчиком бравого офицера и джентльмена.
– Я столько дней искал тебя, Кэтрин, – зашептал он, касаясь губами ее щеки. – Господи Боже, как ты здесь оказалась?! Что ты здесь делаешь?!
– Я тоже искала тебя, Натан. Мое место рядом с тобой, – просто сказала она.
– Слава Богу, ты цела! – торопливо поцеловал ее Коллинз. – Но тебе не следует здесь оставаться. Я получил личное разрешение от генерала Джонстона самому препроводить тебя до дома, где ты и будешь ждать меня!
– Нет, Натан, – возразила она. – Я здесь нужнее!
– Черт побери, я знаю это без тебя! – воскликнул он. – Но женщине не место на поле боя! Кэтрин, ты что, не видишь, как здесь опасно?!
– Ох, Натан! – прошептала Китти сквозь слезы. – Я так хочу помочь Конфедерации! Сидеть дома сложа руки не по мне!
– Скажи мне честно, – легонько встряхнул ее Натан, – ты меня любишь?
– Я… не знаю, – вырвалось у нее. О, она знала, что хотела бы его любить, любить всем сердцем, чтобы забыть Тревиса Колтрейна, чтобы возвратить те дивные надежды и мечты, что делила с ним в мирное время. Возможно ли это? Она не знала, она могла лишь надеяться.
– Кэтрин, если ты меня любишь, то сделаешь так, как я скажу. Я сейчас же увезу тебя отсюда, вытащу из этого кошмара. С нами отправится небольшой отряд из моих людей. Мы сможем обернуться дня за три. Ты могла бы пожить с моей матерью. Она пишет, что в нашем доме собираются женщины со всей округи, чтобы щипать корпию, готовить бинты и все такое. Ты бы могла помогать им, чтобы не сидеть без дела. Но если ты сейчас откажешься, то, как бы я сильно ни любил тебя, мне придется просто повернуться и уйти – раз и навсегда!
И она понимала, что так он и сделает.
– Хорошо. Я поеду домой… – слетело с ее губ.
– Я знал, что это неизбежно, дорогая, – с пылом зашептал Натан, покрывая горячими поцелуями ее лицо. – Ох, если бы ты покорилась мне пораньше и не работала в госпитале в Голдсборо! Тогда тебя бы не похитили во второй раз! Боже мой, представляю, что за ужасы пришлось тебе пережить!
– Натан, все это в прошлом. Если мы не хотим потерять надежду на будущее, мы должны не оглядываться в прошлое. Помнишь, именно твое нежелание расстаться с прошлым поссорило нас тогда, в Ричмонде!
– Кэтрин, ты права лишь отчасти. Ведь последним ударом стало имя Тревиса Колтрейна, которое прозвучало, когда я любил тебя! Никогда в жизни мне не было так больно и обидно!
– Но ты же был пьян, Натан, – сердито возразила Китти, – и ты как вор прокрался в мою спальню и захотел… изнасиловать меня во сне! – И она попыталась оттолкнуть его, но не смогла.
– Кэтрин, дорогая моя, я очень виноват! Но сейчас не время обсуждать это! Давай будем вспоминать только то хорошее, что было между нами: я чувствую отныне только любовь к тебе, ту самую любовь, которую мы, едва обретя, потеряли.
В этот момент где-то рядом раздался пронзительный вопль. Война. От нее никуда не скрыться.
– Натан, наши дела плохи, верно? Солдаты гибнут тысячами, их ранят и разрывают на куски снаряды. За все эти годы ничего не изменилось. Дождемся ли мы конца войны?
– Он непременно настанет в один прекрасный день, Кэтрин, и вот тогда для нас с тобой начнется настоящая, замечательная жизнь! Не вешай носа, все не так уж плохо, как кажется. Президент Дэвис отстранил от командования генерала Джонстона и назначил на его место генерала Джона Белла Худа. Я узнал об этом во время личной аудиенции, когда просил разрешение на отпуск.
– Генерала Худа? Но я слышала, что в деле под Чикамогой он потерял ногу.
– Верно. Но это не уменьшило его доблести и отваги. Он еще был ранен под Геттисбергом, но по-прежнему не сдается. Он командовал корпусом в войсках у Джонстона и постоянно вступал с ним в спор. Тактика отступления ему не по душе, и он рвется в бой. Только что стало известно, что Шерман переправляется через реку Чаттахучи и марширует к Атланте. Вот Худ и собрался предупредить его атаку.
