Вдоль сгнивших и обвалившихся изгородей поднялась густая зеленая трава, почти скрывшая изглоданные временем колья. Дома покосились, венцы осели, ветер шуршал рассохшейся дранкой на крышах. Ближайший дом вообще стоял, сиротливо обнажив черные обросшие каким-то мхом стропила. Смертью и запустением повеяло на хоббита от этих домов, вдруг показавшихся ему так похожими на древних, забытых детьми стариков, что ждут и не могут дождаться возвращения наследников.
Трое друзей медленно проехали по единственной улице, с грустью глядя на черные провалы окон. У одного из домов, побольше других и на первый взгляд не столь развалившегося, Торин придержал пони.
— Зайдем, что ли?
Малыш согласился легко и сразу, Фолко же поплелся вслед за гномами с тяжестью на сердце. Он никак не мог привыкнуть к виду брошенного жилья — в Хоббитании такое не приснилось бы и в страшном сне.
Низкая дощатая дверь оказалась даже ничем не подпертой; длинные железные петли, покрытые вековой ржавчиной, тягостно заскрипели; перешагивая через высокий порог, хоббит глянул вниз и увидел, что и порог, и крыльцо возле него присыпаны кое-где мелкой ржавой пылью, явно с этих петель. Подивившись, откуда она могла здесь взяться и кому могло понадобиться околачивать ржавчину с дверных петель пустого дома, он вошел внутрь.
Там было темновато и совершенно ничем не пахло — хоббит ожидал запаха плесени, сырости или чего-то подобного, однако, сколько он ни втягивал в себя воздух, почувствовать он ничего не смог. Доски пола подгнили и изрядно прогибались под тяжелыми башмаками его спутников; по левую руку в бревенчатой стене была еще одна дверь. Открыв ее, они оказались в длинном и низком помещении с большим очагом у правой стены; окна были устроены в левой. Вдоль стены стояло несколько лавок, у очага валялось какое-то тряпье, а в дальнем левом углу стоял резной деревянный столб, вдруг живо напомнивший хоббиту пограничный знак, который они миновали несколько дней назад, — столб был покрыт изображениями волков, а сверху заканчивался искусно вырезанной волчьей головой. Весь столб оказался, к удивлению хоббита, увешанным звериными челюстями — тут были медвежьи и барсучьи, рысьи и росомашьи, лосиные и лисьи. Не было лишь волчьих. Хоббиту пришлось долго объяснять гномам, какому зверю принадлежит та или иная кость. Вдруг он замер, точно остолбеневший, когда протянул руку к очередной челюсти. Прямо перед ним на кожаном шнурке висела, зацепленная за выступ на столбе, белая, тщательно отмытая человеческая челюсть!
Хоббит тут же очень захотелось оказаться на улице и желательно подальше от этого места. Гномы при виде его находки сразу схватились за топоры, но, поуспокоившись, заставили хоббита как следует все осмотреть. Это отняло у них немало времени, они облазили дом сверху донизу, но больше не нашли ничего подозрительного, однако им стало ясно другое.
— В доме были, — выдохнул хоббит, когда они закончили осмотр. — Месяц назад, может — два. С петель сбита ржавчина, человеческая челюсть висит на чистом кожаном шнурке, а все прочие на шерстяных и совсем заросли пылью. Кроме того, в очаге горел огонь.
— Славно! — процедил сквозь зубы Малыш. — Куда ты привел нас, Торин? Кто здесь жил? Это что, Дунланд?
— Непохоже, — покачал головою Торин. — Дома здесь, по крайней мере, совсем не такие. Да и не слышал я, чтобы горцы собирали челюсти!
— А кто же тогда? Фолко, хоть ты скажи!
— Что сказать-то? — повел плечами хоббит. — Читал я, что в услужении у Сарумана были жившие где-то в этих краях какие-то “ездящие на волках”, но кто они такие и куда потом делись — не знаю.
— А человеческая челюсть? Она откуда?
— Вспомни, что говорил Рогволду Франмар на дороге в Аннуминас, — мрачно усмехнулся Торин. — У меня это никак из головы не идет — про тех, что вырезали нижние челюсти у попавших в плен арнорских конников!
— Ты хочешь сказать… — начал Малыш, хватаясь за меч.
— Я хочу сказать, — перебил его Торин, — что ночевать здесь я не стану ни за какие деньги. Лучше уж в лесу! Давайте искать место для ночлега, а то вон солнце уже садится.
Стараясь оставлять как можно меньше следов, они выбрались из загадочной деревни и зашагали через пустое, заросшее поле к мелколесью. Солнце хоть и опускалось к горизонту, но было еще довольно высоко, до начала сумерек оставалось еще около часа.
— Растяпа! — хлопнул себя по лбу Малыш. — Воды-то не набрали!
— В деревне ты бы ее и так не набрал, — откликнулся хоббит.
— А колодцы? Должны же быть колодцы!
— В брошенных деревнях колодцы умирают первыми, — печально сказал Фолко. — Колодец живет, лишь пока из него берут воду, пока он нужен. А перестали черпать — и он умирает. Говорят, его водяной хозяин от обиды уходит прочь, а вместе с ними и вода. Потом обрушивается сруб…
— Гляди, ручей, — толкнул Малыша Торин. — Там и наберем.
Они поехали вверх по течению. Ручей брал свое начало в лесном ключе, бившем из размыва на самом краю ольшаника. Вода оказалась вкусная, чистая, холодная, с каким-то особенно приятным запахом то ли просыпающейся земли, то ли распускающейся листвы… Они пили долго и никак не могли оторваться, хотя жажда их и не мучила.
Проехав сотню саженей влево от родника по краю леса, они неожиданно наткнулись на странную полуземлянку, когда-то, наверное, служившую погребом. Внутри оказалось довольно сухо, пол выстилали толстые древние доски, напротив двери было маленькое прямоугольное окошко. Не долго думая, друзья решили заночевать здесь. Пока Торин и Малыш отправились за дровами, хоббит стал собирать траву для подстилки. Срывая высокие сочные стебли, он нет-нет да и оглядывался по сторонам, и, хоть все было спокойно, смутное чувство неясной тревоги не покидало Фолко.
Вернулись гномы, нарубившие сухостоя; хоббит не торопясь и со вкусом ощипал краснозобика и запек добычу в углях. После сытного ужина они некоторое время сидели и молча покуривали трубки, глядя на медленно гаснущее над дальним лесом закатное пламя, а потом отправились спать.
Темный сон без видений сковал хоббита, но пробудился он от ощущения, что медленно тонет в чем-то холодном и липком; он отчаянно взмахнул руками, стараясь освободиться, — и открыл глаза.
Было раннее-раннее утро, рядом похрапывали гномы, а из неплотно прикрытого окошка на грудь хоббиту медленно стекала молочно-белая струя необычайно густого и плотного тумана — мокрого, холодного, зябкого. Фолко было потянулся захлопнуть створку, как вдруг из окна до него донеслись какие-то смутные, еле слышные звуки, заставившие его тотчас насторожиться. Осторожно приподнявшись, он выглянул наружу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
