Александр II никогда — ни в юности, ни в зрелые годы — не придерживался какой-либо определенной теории или концепции в своих взглядах на историю России и на задачи государственного управления. Для его общих воззрений характерно было представление о незыблемости самодержавия и существующей государственности России, как оплота ее единства, о божественном происхождении царской власти. Став самодержцем, он идентифицировал себя с Россией, рассматривая свою роль, свою миссию как служение державному величию Отчизны. Позже, в 1876 г., в своем Духовном завещании сыну-наследнику великому князю Александру Александровичу он напишет: «Заклинаю его, не увлекаясь ложными теориями, пещись о постепенном его (Отечества. — Л. З.) развитии, основанном на любви к Богу и на Законе».
Александр II встал на путь освободительных реформ не в силу своих убеждений, а как военный человек на троне, осознавший уроки Крымской войны, как император и самодержец, для которого превыше всего был престиж и величие державы. И вместе с тем в силу личных свойств характера — доброты, сердечности, восприимчивости к идеям гуманизма, бережно привитым ему всей системой образования и воспитания — как емко и метко определила Тютчева эту особенность натуры Александра II, «его сердце обладало инстинктом прогресса». Не будучи реформатором по призванию, по темпераменту, Александр II стал им в ответ на потребности времени, как человек трезвого ума и доброй воли. Его характер, его воспитание, его мировоззрение и мироощущение способствовали адекватной оценке сложившейся ситуации, способствовали поиску нетрадиционных решений в государственной политике, внешней и внутренней. Отсутствие фанатизма, приверженности жестко определенной концепции в политике не мешали найти новые пути в рамках самодержавно-монархического строя и, оставаясь верным заветам предков, короне, начать великие реформы.
Заключение Парижского мира 18 (30) марта 1856 г. (в день вступления русских войск в составе союзных в Париж в 1814 г.) и манифест о нем 19(31) марта, завершившие бесславную Крымскую войну, знаменовали важный шаг Александра II на пути новых решений в правительственной политике — не только внешней, но и внутренней. Традиционная ставка на Священный союз монархов оказалась битой, в Европе складывалась новая расстановка сил. Роль Франции на континенте усилилась, с чем предстояло считаться русской дипломатии. Престарелый канцлер К. В. Нессельроде, прослуживший при Николае все его царствование и олицетворявший старую систему, был сменен человеком иной формации и иной ориентации — А. М. Горчаковым.
Объявляя во всеобщее сведение об условиях заключенного мира, Александр II в конце манифеста заявил и о внутриполитических задачах, стоящих перед Россией: «Да утвердится и совершенствуется ее внутреннее благоустройство; правда и милость да царствуют в судах ее; да развивается повсюду и с новой силой стремление к просвещению и всякой полезной деятельности, и каждый под сенью законов, для всех равно справедливых, все равно покровительствующих, да наслаждается в мире плодами трудов невинных». Этого осторожного намека на предстоящие реформы хватило, чтобы насторожилось и взволновалось дворянство. Отвечая на распространившиеся и дошедшие до него тревоги, Александр II в своей речи к предводителям дворянства в Москве сказал: «Слухи носятся, что я хочу объявить (в некоторых списках „сделать“) освобождение крепостного состояния. Это несправедливо. „…“ Вы можете это сказать всем направо и налево. Я говорил то же самое предводителям, бывшим у меня в Петербурге. Я не скажу вам, чтобы я был совершенно против этого, мы живем в таком веке, что со временем это должно случиться. Я думаю, что и вы одного мнения со мною; следовательно, гораздо лучше, чтобы это произошло свыше, чем снизу».
Симптоматична и важна в этих первых заявках Александра II на реформы связь грядущих преобразований в России с внешнеполитической обстановкой, с общим направлением развития века (невозможностью изолироваться от него), связь, которая многое объясняет в становлении нового внутриполитического курса российского самодержца, нареченного еще при жизни Освободителем.
Контуры этого курса постепенно вырисовывались. 3 декабря 1855 г. был закрыт Высший цензурный комитет (Бутурлинский). Александр II отказался от своей прежней позиции насаждения «цензурного террора» и согласился с председателем Комитета М. А. Корфом, который доказывал в своей докладной записке, что деятельность его «приводит иногда до цели противоположной, распространяется рукописная литература, гораздо более опасная, ибо она читается с жадностью и против нее бессильны все полицейские меры». Запрет, наложенный Николаем I на печатное слово, был сметен страстной, неудержимой потребностью общества выговориться. Александр II и его правительство, закрыв Комитет, только адекватно отразили ход событий. Чутко и прозорливо уловил ситуацию А. И. Герцен, основав Вольную типографию в Лондоне ( 1853 г.), «Полярную звезду» ( 1855 г.), «Голоса из России» ( 1856 г.), «Колокол» ( 1857 г.) — издания, известные всей читающей России, не исключая царя и царицы. И в самой России, «как грибы после дождя» (по выражению Л. Н. Толстого, вернувшегося из Севастополя) возникали новые издания — «Русский вестник», «Русская беседа», «Сельское благоустройство» и др. «Севастополь ударил по застоявшимся умам» и после «мертвенного оцепенения, в которое до сих пор была погружена страна» (В. О. Ключевский), слово, как выражение внутреннего раскрепощения, превратилось в общественную силу, оттеснившую страх. Гласность стала первым проявлением оттепели (термин тех лет. — Л. 3), наступившей вскоре после воцарения Александра II.
В ряду первых мер, выражающих новое направление политики Александра II, было уничтожение стеснений, введенных в университетах после 1848 г., упразднение Витебского и Харьковского генерал-губернаторств (семь губерний), разрешение свободной выдачи заграничных паспортов, создание акционерных обществ и компаний, содействие российским подданным «упрочить торговые наши связи с иностранными государствами и заимствовать оттуда сделанные в последнее время в Европе усовершенствования в науке» и др. И что особенно важно, к коронации в августе 1856 г., помимо обычных наград, раздач чинов и званий, была объявлена амнистия политическим заключенным — оставшимся в живых декабристам, петрашевцам, участникам польского восстания 1830-1831 гг., девять тысяч человек освобождались от полицейского надзора. Отец начинал царствовать с казни и ссылки декабристов, сын — с помилования узников отца. Контраст был очевиден для современников. И он был в пользу сына в глазах общественности России и Европы.
26 августа 1856 г. в Успенском соборе Московского Кремля свершился обряд коронования на царство. Коронационные торжества продолжались долго, с 14 августа до 22 сентября шли беспрерывные празднества… но не только. Здесь, в первопрестольной столице, куда съехались наиболее знатные представители дворянства и высшие чины администрации, включая местную, со всех концов России, новый курс осторожно нащупывал возможные пути решения поставленных самой жизнью задач. В первую очередь главной из них — крестьянского вопроса.
Не без ведома Александра II незадолго до того назначенный министр внутренних дел С. С. Ланской (в молодости причастный к движению декабристов) вел переговоры с предводителями дворянства ряда губерний на предмет возбуждения в высшем сословии инициативы в деле освобождения крестьян — подачи адресов на имя царя. Александр II, часто поступавший как самовластный самодержец, в этом «деликатном» и одновременно «страшном» (как говорили в «верхах») вопросе хотел во что бы то ни стало добиться не только поддержки дворянства, но и его почина. Первый дворянин империи, каким считал и осознавал себя Александр II, хотел правового обоснования своих действий в деле, затрагивавшем самые устои государства и общества. Что это именно так, подтвердится в его речи в Государственном совете 28 января 1861 г. Торопя Совет с безотлагательным принятием крестьянской реформы, он обратил его внимание на два обстоятельства: что «всякое дальнейшее промедление может быть пагубно для государства» (опасность крестьянских волнений. — Л. 3.) и что «приступ к делу сделан был по вызову самого дворянства». Однако дворянство в 1856 г. не спешило с эмансипацией. И только один виленский генерал-губернатор Б И. Назимов, личный друг Александра II из его военного окружения — откликнулся на предложение центральной власти и обещал склонить дворянство своих губерний к выступлению с нужной правительству инициативой. Он сдержит слово, и через год именно с этих северо-западных губерний (Виленская, Ковенская, Гродненская) начнется подготовка крестьянской реформы.
Александр II был осторожен и действовал осмотрительно. В ожидании «инициатив» дворянства он не предпринимал решительных шагов, хотя конкретные варианты отмены крепостного права были ему известны. Например, проект освобождения крестьян в имении его тетки, великой княгини Елены Павловны, селе Карповка Полтавской губернии, являвшийся как бы моделью для предстоящей общей реформы. Проект, составленный директором хозяйственного департамента Министерства внутренних дел, лидером либеральной бюрократии Н. А. Милютиным, но не подписанный им, а поданный от имени Елены Павловны, чтобы избежать paздражения и отрицательной реакции Александра II, который считал Милютина «красным». Усыпить бдительность Александра не удалось. Он разгадал и авторство Милютина, и его замысел дать прообраз будущей реформы для России в целом. Отметив в резолюции, что записка составлена, видимо, «одним из директоров департаментов», он заключал: «Не могу ныне положительно указать общих оснований для руководства вашего в сем случае», не отвергая одновременно частной инициативы великой княгини совместно с полтавскими помещиками составить проект освобождения своих крестьян. «Я выжидаю, чтобы благомыслящие владельцы населенных имений сами высказали, в какой степени полагают они возможным улучшить участь своих крестьян», — разъяснял он свою позицию. В записке-проекте об отмене крепостного права в Карповке либеральная бюрократия в содружестве с либеральными общественными деятелями в лице Н. А. Милютина и его соратников К. Д. Кавелина, В. А. Черкасского, А. А. Абазы и др. предлагала вариант освобождения крестьян с землей за выкуп, превращение крестьян в мелких земельных собственников при сохранении и помещичьего крупного землевладения. Огромное значение отводилось при этом государственной власти, которая выступала с инициативой преобразований и должна была опираться на либеральное («просвещенное») дворянство — идея «инициативной монархии», осуществляющей прогрессивные реформы. Этот либеральный путь отмены крепостного права Александр отверг 26 октября 1856 г. Он вернется к нему ровно двумя годами позже, в октябре-ноябре 1858 г. под давлением новых обстоятельств и новой расстановки сил в политической жизни страны. Однако на исходе 1856 г. Александр II, в нерешительности и ожидании адресов от дворянства, начал с того, что лично ему уже было знакомо по опыту, начал в традициях николаевской системы — с учреждения 3 января 1857 г. очередного Секретного комитета по крестьянскому делу. Система еще держала его цепко в своих рамках. Но сама эта система уже не была монолитна.
