без стен выглядя дурак дураком.
Здесь лачуги сооружали только на улицах поменьше, которые отходили от каждой главной дороги, как спицы от колесного обода, соединяя ее со следующей в очереди. Многие улочки были так забиты висящими одеялами, людьми и импровизированными жилищами, что не было видно проема на другой стороне.
Как ни странно, все опиралось на ходули. Даже самые шаткие конструкции поднимались в воздух на четыре фута или около того. Крадунья приостановилась у входа в переулок; засунув руки в карманы, заглянула внутрь. Как она заметила ранее, каждая стена города была также чередой магазинов и домов, вырезанных в скале, окрашенных, чтобы отделить один от другого. Чтобы попасть в любое помещение, следовало подняться на три или четыре ступеньки, вырубленные в камне.
– Похоже на Чистозеро. Все живут высоко, как будто никто не хочет касаться земли, чтобы не подхватить от нее какую-нибудь противную заразу.
– Мудро, – сказал Виндль. – Защита от бурь.
– Вода все равно должна была смыть это место.
Но не смыла, иначе всего этого бы не было. Крадунья шла по улице, минуя дома, высеченные в камне, и вереницы втиснутых между ними временных жилищ. Лачуги выглядели заманчиво – теплые, тесные, полные жизни. Она даже заметила местами прыгающих в воздухе зеленых спренов жизни, которые обычно встречались там, где было много растений. К сожалению, Крадунья знала по опыту, что иногда, каким бы привлекательным ни выглядело жилище, чужеземную бродяжку в нем принять не желали.
– Итак, – сказал Виндль, ползя вдоль стены рядом с ее головой, оставляя за собой след из лоз. – Вы нас сюда доставили и – удивительное дело! – не попали в темницу. Что теперь?
– Еда, – сказала Крадунья, и в животе заурчало.
– Вы только что поели!
– Да. Но истратила все, убегая от ледащих стражников. Я голоднее, чем когда начинала!
– О, Пресвятая Мать! – воскликнул он в отчаянии. – Почему же вы просто не встали в очередь?
– Тогда бы я не получила никакой еды.
– Это не имеет значения, поскольку вы сожгли всю еду, переведя ее в буресвет, а потом спрыгнули со стены!
– Но я поела блинчики!
Они обошли стайку женщин-ташикки, обсуждающих какие-то лиафорские штуковины ручной работы. Две из них неосознанно прикрыли свои корзины и крепко ухватились за ручки, когда Крадунья прошла мимо.
– Не могу в это поверить, – сказал Виндль. – Не могу поверить, что такова теперь моя жизнь. Я был садовником! Меня уважали! А теперь, куда бы я ни пошел, люди смотрят на нас так, словно мы собираемся обчистить их карманы.
– В карманах у них пусто, – сказала Крадунья, оглядываясь через плечо. – Не думаю, что в шиквах вообще есть карманы. А вот в корзинах…
– А вы знали, что мы могли вместо вас связать себя узами с одним славным сапожником? Он был очень милым человеком, заботился о детях. Я бы жил с ним спокойно, помогал ему шить обувь. Я бы целую выставку ботинок устроил!
– А как же опасность, которая надвигается? С запада? Там правда идет война?
– Обувь очень важна на войне, – заявил Виндль и растопырился на стене, отрастив множество побегов, – она не совсем поняла, что это должно означать. – Думаете, Сияющие станут сражаться босиком? Мы бы шили для них обувь, этот славный старый сапожник и я. Чудесную обувь.
– Скукотища.
Он застонал:
– Вы собираетесь мною дубасить людей, верно? Я стану оружием.
– Что за чушь ты несешь, Приносящий пустоту?
– Полагаю, мне нужно заставить вас произнести Слова, не так ли? В этом заключается моя задача? О, до чего же омерзительно…
Он часто говорил такие вещи. Наверное, у всех Приносящих пустоту в голове каша, так что Крадунья не держала на него зла. Вместо этого она порылась в кармане, достала маленькую книжечку и начала просматривать ее, листая страницы.
– Что это? – спросил Виндль.
– Стащила на сторожевом посту. Подумала, смогу продать или обменять.
– Дайте-ка взглянуть.
Спрен пророс вдоль стены, потом вдоль ее ноги, обвился вокруг тела и, наконец, по руке добрался до блокнота. Его главная лоза выстреливала крошечные усики, которые прилипали к коже, чтобы Виндль мог удержаться на месте. Крадунье стало щекотно.
На странице он раскинул другие лозы, маленькие, и объял ими блокнот целиком.
– Хм-м-м…
Пока он трудился, Крадунья прислонилась к стене переулка. Она ощущала себя не в городе, а… в туннеле, который вел в город. Конечно, небо над головой было открытым и ярким, но эта улочка казалась такой… оторванной от всего. Обычно в большом поселении можно было увидеть очертания зданий, возвышающихся вдали. Можно было услышать крики, доносящиеся с улиц по соседству.
Но это место, даже забитое людьми в неразумных количествах, существовало как будто само по себе. Странный маленький кремлец полз по стене рядом с ней. Меньше обычного, черный, с тонким панцирем и полосой на спине – пушистой, коричневой, как будто губчатой. Кремлецы в Ташикке были чудны́ми и становились еще причудливее с продвижением на запад. Вблизи от гор некоторые кремлецы даже летали!
– Хм, да, – сказал Виндль. – Госпожа, эта книга, скорее всего, ничего не стоит. Это всего лишь журнал учета времени, когда стражники были на дежурстве. Капитан, например, записывает, когда она уходит каждый день – ровно в десять, по настенным часам, – и на смену ей приходит капитан ночного дозора. Один визит в Грандиозный Индициум каждую неделю для детального разбора еженедельных событий. Она скрупулезна, но я сомневаюсь, что кто-то захочет купить ее записи.
– Кто-то точно захочет. Это же книга!
– Крадунья, ценность книг основывается на том, что внутри.
– Я знаю. Страницы.
– Я имею в виду то, что на страницах.
– Чернила?
– Речь о том, что написано чернилами.
Она почесала в затылке.
– Вам правда стоило прислушаться к тому, что говорили учителя письма в Азире.
– Значит… это нельзя обменять на еду?
Желудок заурчал, привлекая еще больше спренов голода.
– Вряд ли.
Дурацкая книга – и люди дурацкие. Она недовольно заворчала и бросила блокнот через плечо.
К несчастью, он попал в женщину, несущую корзину с пряжей. Она взвизгнула.
– Ты! – раздался чей-то голос.
Крадунья поморщилась. Человек в форме стражника указывал на нее сквозь толпу.
– Ты только что напала на эту женщину? – крикнул ей стражник.
– Едва ли! – крикнула в ответ Крадунья.
Стражник решительным шагом направился в ее сторону.
– Бежим? – спросил Виндль.
– Бежим.
Она нырнула в переулок, вызвав новые крики стражника, который ринулся следом.
5
Примерно через полчаса Крадунья лежала на крыше лачуги – куске натянутого брезента, – пыхтя от долгого бега. Стражник оказался настойчивым!
Она лениво покачивалась на брезенте – через застроенный лачугами переулок дул ветер. Внизу какая-то семья рассказывала о чуде, когда в трущобы вдруг свалили телегу зерна. Мать, трое сыновей и отец – все вместе.
«Я буду помнить о тех, кого забыли». Она принесла такой обет, когда спасла Гоксу жизнь. Правильные Слова, важные Слова. Но что они означали? А как же мать самой Крадуньи? Никто ее не помнил.
Людей, которых
