— А что за грек? — Марсель сделал вид, что впервые слышит об этом.
— Да пес его знает, — неопределенно пожал плечами Игнат. — Какой-нибудь бедняга, который нашему князю не угодил. Но когда я уезжал, его еще искали, так что, возможно, он успел унести ноги.
— И часто такое здесь происходит?
— Да уж не редко. Но раньше было чаще, в последнее время Владимир как-то остепенился. Уж не знаю, что тот грек ему сделал, раз он так рассвирепел и за старое принялся.
— Отходчивый?
— Чего?
— Отходчивый, говорю, князь?
— Э нет, брат, — усмехнулся мужик. — Этот долго обиды в памяти хранит. Помню, один воевода его чем-то задел, так князь целый год ждал удобного случая, чтобы отомстить. И когда тот уже и думать забыл об этом случае, приказал удавить его. Конечно, народу сказали, что он во сне умер, но мы-то не дети малые, все понимаем. Так-то.
Что ж, подумал Марсель, возможно, это и к лучшему — не придется ломать голову над тем, чтобы попытаться улучшить отношения с Владимиром. Еще одной проблемой меньше. Наладить связь с Курьяном — дело времени, да и Маруся может подождать, не до нее сейчас. Убитые Тарасом дружинники не успели обшарить его карманы, вероятно намереваясь сделать это после казни, так что у него было достаточно денег для того, чтобы продержаться какое-то время. Нужно было только не попасться, а там, глядишь, и до Польши можно добраться, если повезет. Что там сейчас? Историк нахмурился, пытаясь вспомнить события того периода, в котором находился. Болеслав Храбрый? Неспокойное время, но славное. Почему бы и нет?
— Есть где остановиться?
— Что?
Марсель, увлекшись своими мыслями, не сразу понял, о чем его спрашивает попутчик, и тот повторил:
— Остановиться, говорю, есть где?
— А-а… Нет, пока нет.
— Мы приедем к ночи только, так что можешь заночевать у меня, — кивнул мужик. — Меня Игнатом зовут.
— Марсель. — Историку пришло в голову, что он имеет полное право называться собственным именем. Действительно, не Баламошкой ведь представляться.
— Марсель? — удивился гончар. — Это что за имя, немецкое? Или ты фрязин?
— Нет, я здешний, — отозвался историк, тут же пожалев, что не придумал какое-нибудь более подходящее имя. — Просто отец мой тоже странствовал много, вот и подобрал имя из тех, что больше приглянулись.
— А у самого-то детки есть? У меня вон целая дружина, мал мала меньше. Уже и устал от них, а баба моя все рожает, остановиться не может. Я уж ее и к знахарям водил, они какую-то водицу дали, говорят, мол, станет пить ее — не понесет больше. Ага, как же. Опять пузатая ходит. Дитя, конечно, — это всегда хорошо, но сколько можно?!
Улыбнувшись, Марсель посочувствовал многодетному отцу и, в свою очередь, покачал головой:
— Нет, семьей я так и не обзавелся.
— Породицей.
— Чего?
— Породицей в наших краях семью называют. А чего ж ты так? Бабы подходящей рядом не оказалось в нужный момент?
— Можно и так сказать, — отозвался историк, автоматически запоминая новое слово. — То бабы не было, то времени.
— Вот так наша жизнь и проходит, — глубокомысленно вздохнул Игнат. — Думаешь, что успеешь все, а там глядишь — и седина в бороде появилась, и работать уже не можешь, как раньше. И старость незаметно подкрадывается. А потом… Эх, не будем о грустном.
— Не будем, — согласился историк. — А что, в Житомире, говоришь, есть на что посмотреть? Живет город?
— Да куда он денется? — махнул рукой Игнат. — Живет, конечно. Вот только в последнее время как-то неспокойно у нас. Народ волнуется.
— Что такое? — насторожился Марсель, для которого эта новость стала неожиданной.
— Да волхвы наши чего-то мутят воду, — сердито махнул рукой возница. — То сидели веками в своих лесах, носа не показывали, а то вдруг стали слухи распускать о том, что, мол, движется на нас опасность великая. Веру, говорят, хотят у нас отнять. Я же говорю: глупости сплошные. Кто ее у нас отнимет? Наши отцы и деды Роду поклонялись. Сварог да Макошь — наше все. Князь Владимир и тот покряхтел-покряхтел с новыми порядками, да успокоился. Понял, что нас так просто не проймешь. А тут — такое.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Погоди, погоди, — перебил историк слишком болтливого Игната, который уже готов был пуститься в пространные рассуждения. — Это что же, волхвы у вас просто так от дома к дому ходят, что ли?
— Зачем? — удивился тот. — У них изба на отшибе. Не поверишь, построили ее всего за ночь и теперь живут в ней. Вечером народ спать ложился — ничего не было, а утром проснулся и — на тебе! Стоит, добротная такая, фигурками ихними украшенная…
— Так, говоришь, прямо там и живут? Разве они не стараются от людей подальше держаться?
— Так было раньше, — кивнул гончар. — Я же и говорю, что неспокойно. Еще волхвы рассказывали о каком-то посланнике… Ох, так это его ищут, наверное!
Игнат хлопнул себя по колену с такой силой, что лошадь, испугавшись, шарахнулась в сторону.
— Ну-ну, тпру, — успокоил ее возница и повернулся к Марселю: — Вот голова дырявая, да? Как-то я сразу не связал одно с другим. Значит, успели волхвы донести до князя весточку, настроили его против грека этого. Ну и хорошо. И пусть поймают его, чтобы другим неповадно было.
— Думаешь? Что же он тебе сделал?
— Может быть, и ничего, — пожал плечами Игнат. — Однако добрый человек никогда не полезет к соседям со своей метлой. Возможно, у нас здесь сора в избытке, но мести мы его будем по старинке, как нам любо. Понимаешь, о чем я?
— Ну, с такими мыслями мы далеко не уедем, — рассмеялся Марсель.
— О чем это ты?
— Да все о новом, которое не всегда хуже старого, а иногда даже лучше.
— Ну-ка, ну-ка. — Игнат прищурился и смерил собеседника насмешливым взглядом. — Ты говори, а я послушаю.
— Почему бы и нет? Ты вот сейчас на телеге едешь, верно?
— Вроде.
— А когда-то люди не знали колеса, все на себе таскали. Наверное, когда первую телегу изобрели, на нее тоже смотрели с опаской. Отказались бы от колеса, что делал бы сейчас?
— Эк ты хватил, — рассмеялся мужик. — Так то ж давно было. А я тебе толкую о том, что прямо сейчас происходит. Здесь разницу понимать нужно. Какое мне дело до того, как раньше жили. Мне нужно беспокоиться о том, чтобы у моих детей было что поесть, а ты мне о каком-то колесе толкуешь. Хотя вещь в хозяйстве, конечно, полезная. На себе я бы запарился таскать свое добро, здесь ты прав.
Поняв, что нет никакого смысла вести с гончаром подобные разговоры, Марсель предпочел согласиться с ним и признать собственную неправоту. Увидев, как Игнат самодовольно ухмыльнулся, историк мысленно пожелал ему удачи и подумал, что Житомир — не то место, где ему стоило бы появляться в ближайшее время. Поэтому, поболтав еще какое-то время, он вдруг вспомнил о родственнике, к которому хотел заехать, и спрыгнул с телеги.
— Это где ж твой родственник живет? — удивился мужик, почесывая затылок. — В берлоге, что ли?
— Нет, конечно, — рассмеялся Марсель. — Здесь недалеко, всего пара верст.
— А, так ты в Мимины. Пахома, что ли, кум?
— Да, его самого, — подтвердил историк, довольный тем, что его собеседник сам подобрал подходящее объяснение.
— Ну, смотри сам, раз так. — Игнат с сомнением покачал головой. — Только будь осторожнее, там топи, сгинуть можно.
— Благодарю! Доброго пути!
Часть третья
Бессмертие — это слишком долго
Марсель еще некоторое время смотрел вслед удаляющейся телеге, а когда она почти скрылась из вида, пошел в том направлении, где, как он понял, находился какой-то поселок. Все, что ему нужно было, — это найти ночлег, чтобы утром продолжить путь — теперь уже в обход Житомира, который облюбовали для себя волхвы. То, что рассказал Игнат, натолкнуло ученого на определенные мысли. Выходит, жрецы отнюдь не были так уверены в успехе своего предприятия, раз решили копать сразу с нескольких сторон. Он не удивился бы, если бы выяснилось, что подобные случаи наблюдались и в остальных славянских городах. Триполье осталось в стороне от этих событий, скорее всего, только потому, что он там поселился. Или его поселили, чего уж там.
