Продвигаясь из комнаты в комнату, из туннеля в туннель, мы то и дело видели их священный символ: белое небо, черная молния. Мне приходилось отворачиваться, потому что всякий раз, как мы натыкались на него, на меня все сильнее обрушивались ясновидческие образы холодной, безмолвной вечной ночи, которую он символизировал. Мне до безумия хотелось прикрепить по куску пластиковой взрывчатки к этим знакам, к этим керамическим иконам, и взорвать их — и все, что они олицетворяют, — разнести на куски, стереть в пыль. Но я не стал тратить на это взрывчатку.
Время от времени нам также попадались на глаза трубы. Они выходили из отверстий в бетонных стенах, пересекали участки комнат или коридоров, а затем исчезали в отверстиях в другой стене. Иногда это был один трубопровод, иногда пучок из шести труб разного сечения, тянущихся параллельно друг другу. Все были белого цвета, но на каждой для удобства ремонтных бригад был нанесен символ. Все эти символы легко поддавались расшифровке: вода, электросеть, сеть связи, пар, газ. Это были самые уязвимые места в сердце крепости. Четыре раза я поднимал Райю на руки, и она поспешно прилепляла заряд взрывчатки между трубами и вставляла в него детонатор. Как и с предыдущими зарядами, которые мы установили, мы не завели детонаторы, намереваясь сделать это только на обратном пути.
Мы свернули за угол четвертого на этом уровне туннеля. Мы прошли всего двадцать или тридцать футов, когда перед нами неожиданно растворились стальные двери, раздался свист сжатого воздуха, и в пяти-шести футах перед нами в коридор вышел гоблин. В тот самый миг, когда его свиные глазки расширились, когда его влажные мясистые ноздри затрепетали, когда он задохнулся от неожиданности, я шагнул вперед, взмахнул винтовкой и ударил его по голове стволом. Пока тварь падала, я перехватил винтовку и обрушил тяжелый приклад прямо на лоб демона. От этого удара лоб должен был треснуть, но не треснул. Я собирался ударить еще, чтобы разбить его голову в кровавую кашу, но Райа схватила меня за руку и остановила. Светящиеся глаза гоблина потускнели и закатились, и со знакомым тошнотворным хлюпаньем мягких тканей и потрескиванием костей он начал принимать человеческий облик, что позволяло предположить, что он либо мертв, либо без сознания.
Райа пробралась вперед и нажала кнопку на дверной раме. Стальные двери с шипением затворились за спиной нашего корчащегося противника.
Если в той комнате и были еще гоблины, они, очевидно, не видели, что случилось с этим, лежащим на полу передо мной, поскольку они не выбежали наружу защитить его или поднять тревогу.
— Быстро, — сказала Райа.
Я понял, что она имела в виду. Это, возможно, был тот шанс, на который мы надеялись, и другого у нас могло больше не быть.
Я перекинул винтовку на плечо, ухватил гоблина за ноги и отволок его назад в туннель, из которого мы только что вышли. Райа открыла дверь, и я затащил нашу жертву в одну из комнат, предназначенных для искусственного выращивания растений.
Я пощупал пульс.
— Живой, — прошептал я.
Тварь полностью скрылась внутри тела невысокого пузатого мужчины средних лет с грушевидным носом, близко посаженными глазами и тонкими усиками. Но я, разумеется, видел истинную сущность гоблина сквозь эту маскировку. Он был обнажен — очевидно, здесь, в Аиде, это было модно.
Веки его затрепетали. Он судорожно дернулся.
Райа извлекла шприц, полный пентотала соды, с иглой для подкожных инъекций, который приготовила заранее. Куском эластичной трубки, какую сестры в больницах используют для этих же целей, Райа перетянула руку пленника так, чтобы прямо над локтевым сгибом на руке вздулась вена.
В медно-желтом свете искусственных солнц, подвешенных над пустыми чанами, глаза нашего пленника открылись. Они по-прежнему были мутными и несфокусированными, но чудовище быстро приходило в себя.
— Поторопись, — сказал я.
Райа выбрызнула несколько капель лекарства на пол, чтобы удостовериться, что в игле не осталось воздуха. (Мы не смогли бы допросить это создание, если бы оно умерло от воздушной закупорки сосудов через несколько секунд после инъекции.) Райа ввела в вену лекарство.
Через несколько секунд после этого наш пленник застыл, все его суставы затвердели в неподвижности, мускулы напряглись. Глаза широко распахнулись. Губы раздвинулись, обнажив в гримасе зубы. Все это встревожило меня и подтвердило мои сомнения относительно действия пентотала на гоблинов.
Тем не менее я наклонился вперед, глядя прямо в глаза врага — они словно смотрели сквозь меня, — и попытался допросить его.
— Ты меня слышишь?
Шипение, которое, должно быть, обозначало «да».
— Как тебя зовут?
Гоблин, не моргая, поглядел на меня и неохотно издал булькающий звук сквозь сжатые зубы.
— Как тебя зовут? — повторил я.
На этот раз его язык зашевелился, рот чуть приоткрылся, и из него вырвался бессмысленный набор звуков.
— Как тебя зовут? — спросил я.
Снова бессмысленные звуки.
— Как тебя зовут?
И снова он издал лишь странный звук, но до меня дошло, что это тот же самый ответ, который он дал на предыдущий вопрос, — не бессмысленные звуки, а многосложное слово. Я почувствовал, что это и есть его имя, но не то имя, под которым он был известен в мире обычных людей, а то, под которым его знали в тайном мире его рода.
— Как твое человеческое имя? — спросил я.
— Том Таркенсон, — ответил он.
— Где ты живешь?
— На Восьмой авеню.
— В Йонтсдауне?
— Да.
Это средство не действовало на них как успокаивающее, не сдерживало их, как нас. Но пентотал погружал его в это неподвижное, гипнотическое состояние и, судя по всему, побуждал отвечать правдиво, причем куда более эффективно, чем людей. Гипнотическая пелена заволокла глаза гоблина. Человек бы на его месте уснул и отвечал бы на вопросы, задаваемые ему, вяло и бессвязно, если бы вообще отвечал.
— Где ты работаешь, Том Таркенсон?
— Угольная компания «Молния».
— Чем ты там занимаешься?
— Я горный инженер.
— Но на самом деле ты ведь не этим занимаешься?
— Нет.
— А чем ты тут занят на самом деле?
Неуверенное молчание. Затем:
— Планируем...
— Что планируете?
— Планируем... вашу смерть, — ответил он. На миг его глаза прояснились, сфокусировавшись на мне, но тут же он опять впал в транс.
Я поежился.
— Каково назначение этого места?
Он не отреагировал.
— Каково назначение этого места? — повторил я вопрос.
Он испустил еще одну длинную цепочку звуков, которые были лишены для меня какого-нибудь значения, а лишь указывали на значение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
