Если перевести разговор с психолого-педагогического уровня на социально-философский, мы снова придем к проблеме кризиса традиционного канона гегемонной маскулинности, которая привыкла самоутверждаться прежде всего с помощью силы. Эта модель дала трещину. Одни мальчики не могут самореализоваться в ней, потому что она не соответствует их физическим, психологическим или социальным возможностям и порождает чувства неполноценности и ущербности. Другие чувствуют себя в ней достаточно комфортно, но то и дело сталкиваются с тем, что эта модель толкает их на опасный – не только для других, но и для самих себя! – путь агрессии и антисоциального поведения.
Для цивилизованного общества оба варианта неоптимальны. Мальчики этого не понимают, но их родители и воспитатели обязаны об этом думать.
Когда заканчивается мальчишество?
Я услыхал, как мама и папа говорили о том, кем я буду, когда вырасту и стану взрослым мужчиной. А я вовсе не хочу становиться взрослым мужчиной. Я хочу всегда быть маленьким и играть.
Джеймс Барри
Не претендуя на научность, можно сказать, что все особи мужского пола сначала бывают мальчиками (очень разными мальчиками!), а потом взрослеют (мужают) и становятся мужчинами. В своей сугубо домашней, кухонной философии я подразделяю их на три больших типа: мужиков, вечных мальчиков и мужчин.
Самая многочисленная категория, мужики, – это бывшие мальчики, которые успешно справились с задачей формирования маскулинности, реализовались сексуально и в какой-то предметной деятельности, добились определенного общественного положения, чувствуют себя достаточно ответственными и сильными, избавились от страха самозванства и имеют основания считать себя состоявшимися, «настоящими». Но ценой этого успеха часто бывает эмоциональная и эстетическая приземленность и грубость (другой смысловой оттенок слова «мужик»), от которых страдают их близкие и дети, а порой, особенно в кризисных ситуациях, и они сами.
Вечные мальчики сохраняют мальчишескую живость, поисковую активность, открытость новому опыту, авантюрность и некоторые другие качества, которые делают их привлекательными в общении. Но для долгосрочного социального успеха им недостает настойчивости и ответственности, что негативно сказывается на их деловой карьере и особенно на семейной жизни. Среди них много холостяков. Хотя многие им симпатизируют, мало кто принимает их всерьез. Их общественное положение и субъективное благополучие зависят главным образом от того, удастся ли им после ухода из родительской семьи найти себе новых покровителей или покровительниц. Так или иначе это сказывается на их самоуважении.
Наконец, мужчинами я называю довольно редкую породу мягких мужчин, которые становятся таковыми не вследствие слабости, а благодаря своей силе. Рано обретя внутреннюю самостоятельность, эти люди не нуждаются в демонстрации силы, чем постоянно занимаются мальчики, не чувствуют себя самозванцами, могут быть в разных ролях и ситуациях разными, позволять себе доброту и великодушие и чувствовать себя выше стереотипов массового сознания.
Разумеется, это типология ненаучна. На самом деле вариантов и вариаций взросления и взрослости значительно больше, они зависят и от природных задатков, и от характера социализации, и от особенностей индивидуального жизненного пути. Иногда будущий тип мужчины отчетливо виден уже в детстве, а порой оказывается приятной (или неприятной) неожиданностью.
Лонгитюдные исследования давно уже показали, что личностные черты, как и сами индивиды, обладают неодинаковой степенью изменчивости, так что лучше спрашивать, не «остаются ли люди неизменными?», а «какие люди изменяются, какие – нет и почему?» (См. Кон, 1984, 1987). Например, исследование 116 детей (59 мальчиков и 57 девочек), тестированных в 3, 4, 5, 7 и 11 лет, показало, что 4-летние мальчики, проявившие в краткосрочном лабораторном эксперименте сильный самоконтроль (способность отсрочить удовлетворение непосредственных желаний, противостоять соблазну и т. п.), и семь лет спустя описывались экспертами как способные контролировать свои эмоциональные импульсы, внимательные, умеющие сосредоточиться, рефлексивные, надежные и т. д. Напротив, мальчики, у которых эта способность была наименее развита, и в старших возрастах отличались слабым самоконтролем, были беспокойны, суетливы, эмоционально экспрессивны, агрессивны, раздражительны и неустойчивы, а в стрессовых ситуациях проявляли незрелость.
По данным Калифорнийского лонгитюда, проследившего психическое развитие группы мужчин и женщин с 13–14 до 45 лет, у мужчин самыми устойчивыми оказались такие черты, как пораженчество, готовность смириться с неудачей, высокий уровень притязаний, интеллектуальные интересы и изменчивость настроений, а у женщин – эстетическая чувствительность, жизнерадостность, настойчивость, желание дойти до пределов возможного. Но эти черты существуют не сами по себе. Сравнивая взрослых людей с теми, какими они были в 13–14 лет, Джек Блок статистически выделил пять мужских и шесть женских типов развития личности.
Некоторые из них отличаются высоким постоянством. Например, мужчины, обладающие жизнестойким, самовосстанавливающимся «Я», в 13–14 лет отличались от сверстников повышенной надежностью, продуктивностью, честолюбием, хорошими способностями, широтой интересов, самообладанием, прямотой, дружелюбием, философскими интересами и сравнительной удовлетворенностью собой. Эти черты они сохранили и в 45 лет, утратив лишь часть былого эмоционального тепла и отзывчивости. Такие мужчины высоко ценят независимость и объективность и имеют высокие показатели по шкалам доминантности, принятия себя, субъективного благополучия, интеллектуальной эффективности и психологической настроенности.
Весьма устойчивы и черты неуравновешенных, импульсивных мужчин со слабым самоконтролем. Подростками они отличались бунтарством, болтливостью, любовью к рискованным поступкам и отступлениям от принятого образа мышления, раздражительностью, негативизмом, агрессивностью, слабой контролируемостью. Пониженный самоконтроль, склонность драматизировать свои жизненные ситуации, непредсказуемость и экспрессивность типичны для них и в зрелом возрасте. Они чаще, чем остальные мужчины, меняли свою работу.
Представители третьего мужского типа, с гипертрофированным самоконтролем, в подростковом возрасте отличались повышенной эмоциональной чувствительностью, самоуглубленностью, склонностью к рефлексии. Эти мальчики плохо чувствовали себя в неопределенных ситуациях, не умели быстро менять роли, легко отчаивались в успехе, были зависимы и недоверчивы. Перевалив за сорок, они остались уязвимыми, склонными уходить от возможных фрустраций, испытывать жалость к себе, напряженными, зависимыми и т. п. Среди них самый высокий процент холостяков.
С другой стороны, существует категория мужчин, у которых бурная, напряженная юность сменяется в зрелые, взрослые годы спокойной и размеренной жизнью Ретроспективно (например, психоаналитически) объяснить эти вариации легко, но большой предсказательной силой подобные объяснения не обладают.
Гендерно-возрастные и личностные особенности сказываются и на наших представлениях о самом счастливом времени жизни. Левада-Центр дважды, в 1991 и 2006 гг., спрашивал россиян: «Какой, на ваш взгляд, лучший период в жизни человека?» Предлагались варианты на выбор: детство, подростковый возраст, юность, зрелый возраст, старость. Резких изменений за эти годы не произошло (Левинсон, 2008). В 1991 г. детство признали счастливым 31 %, а в 2006-м – 29 %, подростковый возраст – соответственно 3 и 7 %. Самым экзистенциально привилегированным возрастом оказалась юность, которую выбрали 35 и 40 %. Период 15–19 лет особенно популярен среди 18-24-летних респондентов, респонденты постарше называют лучшими более зрелые годы, прожитые ими недавно. Зрелый возраст и тем более старость оцениваются в целом неблагоприятно.
Любые возрастные самооценки выстраиваются ретроспективно, в свете нашего сегодняшнего представляемого «Я». Большинство опрошенных в 1970-х годах американцев хотели бы быть моложе, чем они есть, но лица младше 35 лет называли лучшими годами жизни 20-летие, старше 35 лет – возраст около 30, а четверть 65-летних отнесли счастливый возраст к периоду между 40 и 50 годами. Не приходится удивляться и отрицательной оценке подросткового возраста, его недаром часто называют «трудным». Две пятых опрошенных 17-летних, 23-25-летних, 48-52-летних и 58-61-летних американцев назвали отрочество и юность самым тяжелым возрастом (Lowenthal et al., 1977).
Ретроспективные оценки в высшей степени индивидуальны. В психологии давно уже высказана мысль, что люди по-разному переживают и оценивают одни и те же фазы жизненного цикла.
