Стеклянный квартал. Ты захватил берег реки, и Кярс не может уплыть на корабле, так что.
Я замолчала, потому что Пашанг не слушал. Он смотрел на кровавую руну вместе с Эше. Взяв руку Эше, Пашанг убрал ее со страницы.
– Не ты, – сказал он. – Я. Мне это нужно. Я желал большего… со времен Красной пустоши.
– Нет! – Я упала на колени, потянулась и схватила книгу. Эше выдернул ее у меня. – Это слишком опасно. Ты можешь потерять себя. Дайте ее мне! – выкрикнула я. – Да что такое с вами обоими?
Пашанг и Эше сверлили друг друга взглядом. Они оба хотели книгу, но в то время, как глаза Эше наполнял страх, зрачки Пашанга расширились в ожидании.
– Я сделаю это!
Пашанг ткнул пальцем в руну и рухнул на гору подушек.
30. Нора
Я проснулась от того, что в животе бурлило как лава. Я ждала, что будет тошнить, но тем утром меня вывернуло наизнанку, а ведь это не мне предстояло выйти замуж.
Мои сестры уже встали и сейчас репетировали. Дедушка производил музыку с помощью бубна, щелканья языком и гортанного пения. Они, разумеется, где-то возле реки, воздух там остается прохладным даже в самые жаркие дни сезона цветения.
Я промыла рот водой со щелоком и присоединилась к ним. Только чтобы понаблюдать. Диша медленно кружилась на плоских стопах, как и подобает девочке, Дийна прыгала на цыпочках вокруг нее, изображая мальчика.
Дед сидел на маленькой скамеечке, как на корточках. Я приблизилась к нему сзади и похлопала сестрам, наконец проявив хоть немного радости.
Эта музыка, утренний ветерок, занимающийся рассвет – идеальное, глубокое и вечно яркое воспоминание.
– Нора, ты когда-нибудь тоже станешь седой, мешковатой и старой, как я, – сказал дедушка, – и такие дни, как сегодняшний, будут кружкой свежего кобыльего молока, только что из котелка.
Я изобразила улыбку. Ничего не ответила. Я любила слушать дедушку, и моя улыбка говорила: продолжай.
– Есть три вещи, не похожие ни на что другое. – Он поднял три шершавых пальца: – Охота в первый день оттепели. Летний дождь. И радость наблюдать, как тот, кого ты любишь, обретает того, кого любит он.
Я добавила сладости в свою улыбку. Я никогда не охотилась, а летом дожди приятны. Я бы не сказала, что люблю свою кузину Ширин, но, наверное, люблю Хамета, и не чувствовала радости, наблюдая, как они обретают друг друга. Скорее наоборот.
А потом я подхватила книгу, на которую наткнулась вчера, и пошла в лес собирать цветы. Может, я найду те, что так красиво нарисованы в книге. Я не могла прочесть их названия – я вообще не умела читать, – но никогда раньше не видела таких красивых картинок.
Я могла бы, пусть и нехотя, собрать букет для Хамета и Ширин. Вот об этом я дедушке и сказала. Прошлой ночью мне снилось, что я ныряю в постель из цветов, а в лесу их так много.
Далеко углубляться не стоило. Кабаны, леопарды, медведи, змеи – они держатся в стороне от лесной границы нашего племени, но если забрести на их территорию… нет, сегодня я умирать не собиралась.
Цветы росли вверх по течению, где я как-то видела самую толстую крысу, но, в отличие от большинства крыс, без ушей, и морда у нее была плоская. Дедушка сказал, что это создание называется леммингом и что он видел их на севере, где холоднее и больше лесов. Вероятно, летом в наших краях стало так жарко, а зимой так холодно, что эти странные существа поселились здесь. Я не против, если они были милыми, вроде леммингов.
Я надеялась увидеть такого зверька сегодня. Я зашла в гущу леса, где земля была влажной, а солнце рисовало на ней тени листьев. Река охлаждала воздух. Сладкий звук бегущей воды смешивался со щебетом птиц, порхавших между деревьями.
Вот он, там! Цветок, который я видела в книге! Милостивая Лат, он пурпурный! Я склонилась к нему, пачкая грязью подол, и погладила край лепестка. Ближе к сердцевине он был небесно-лиловым, ближе к краю светлел, как холодные губы.
Я потрогала соцветие – мягкое, увядающее. Стебель, доходивший до моей головы, когда я присела, украшали жесткие листья. Я открыла книгу и нашла страницу с этим цветком. Кто бы ни был ее создатель, он нарисовал идеально! А еще он много написал под картинкой, буквы были точно не вограсские – если бы я могла их прочесть! Мне хотелось знать и название этого цветка, и откуда он, и как можно его использовать – все!
За спиной хлюпнули по грязи шаги. Я поспешно обернулась, держа перед собой книгу как щит. В стороне, под искривленным деревом, стоял человек, держа руки в карманах. На нем не было ни тюрбана, ни какой-нибудь другой шапки, чужеземный толстый плащ был расшит тюльпанами.
– Я не хотел напугать тебя, девочка. – Он указал на книгу: – Вижу, ты нашла мою незаконченную работу.
Теперь я обхватила книгу покрепче, не желая отдавать. Я нашла ее вчера в куче листьев неподалеку. Понимала, что она не моя, но книга мне так понравилась, что я даже не спрашивала про истинного владельца.
– Можно я оставлю ее себе? – Я сглотнула комок вины. – Пожалуйста.
Незнакомец был так странно причесан – волосы спадали на лоб, прикрывая глаза, словно он их прятал. И все же я их видела – серые, тусклые. Но улыбка казалась доброй.
– Я много трудился, чтобы ее создать. Скажи, она тебе очень понравилась?
Я поспешно кивнула:
– Очень! – Я едва сдерживала восторг. – Это вы нарисовали картинки? Они потрясающие!
Странный незнакомец в лесу должен был бы меня пугать, но тот, кто создал эту книгу, конечно, не может быть злым.
– Пишу я лучше, чем рисую, – сказал он. – Но я очень рад, что картинки тебе понравились.
– Я таких никогда не видела. Словно смотришь на сам цветок. – Я печально вздохнула. Если он так много трудился над этой книгой, то как эгоистично со стороны неграмотной девушки не отдавать ее. Может, в ней рецепты для тех, кто владеет знаниями, для целителей или алхимиков. – Вот, простите, – сказала я и протянула книгу ему.
Он покачал головой:
– Мало что лучше, чем быть по достоинству оцененным, и я всегда могу сделать еще одну. Она твоя.
– Нет… это было бы так эгоистично. Я не заслуживаю такого.
Он подошел ближе и остановился на расстоянии вытянутой руки. И лишь тогда я заметила, что он огромного роста.