– Я не буду присуждать баллы факультетов несправедливо, – Квиррелл с задумчивым видом постучал по щеке. – Что делает исполнение вашего желания достаточно затруднительным и, следовательно, интересным. Не хотите ли рассказать, почему вы остановились на нём, мистер Малфой?
Всё ещё стоя на фоне платины и изумрудов, Драко отвернулся от профессора Защиты и посмотрел на толпу. Не все в Слизерине болели за Армию Драконов – появились настроенные против Малфоев группы, которые выражали своё отношение, поддерживая Мальчика-Который-Выжил или даже Грейнджер, и выходка Забини их только подзадорит. Им нужно напомнить, что Слизерин – значит Малфои, а Малфои – значит Слизерин…
– Нет, – сказал Драко. – Они слизеринцы, они поймут.
Послышались смешки, главным образом от слизеринцев, даже от тех, которые ещё минуту назад был против Малфоя.
Лесть – чудесная штука.
Драко снова повернулся к профессору Квирреллу и с удивлением обнаружил, что Грейнджер выглядит смущённой.
– Что же касается мисс Грейнджер, – послышался звук рвущейся бумаги: профессор Квиррелл вскрыл второй конверт, – вы пожелали… чтобы Когтевран выиграл кубок школы?
Смех пронёсся среди публики, и даже Драко хохотнул. Он не думал, что Грейнджер тоже знакома с правилами этой игры.
– Э-э, ну, – похоже, Грейнджер с трудом вспоминала слова заготовленной речи, – то есть… – она набрала в грудь воздуха. – В моей армии есть солдаты с каждого факультета, и я не хочу никого из них обидеть. Но и факультеты должны что-то значить. Грустно, когда ученики с одного факультета бросаются друг в друга проклятиями, только потому что они оказались в разных армиях. Нужно, чтобы люди могли полагаться на товарищей по факультету. Годрик Гриффиндор, Салазар Слизерин, Ровена Когтевран и Хельга Пуффендуй для того и создали четыре факультета Хогвартса. Я, конечно, генерал Солнечных, но прежде всего я Гермиона Грейнджер из Когтеврана, и я горжусь, что я – часть факультета, которому восемьсот лет.
– Браво, мисс Грейнджер! – пророкотал Дамблдор.
Гарри Поттер нахмурился, и какая-то ускользающая мысль щекотнула Драко по краю сознания.
– Любопытное мнение, – заметил профессор Квиррелл. – Однако бывают случаи, когда слизеринцу хорошо иметь друзей в Когтевране, а гриффиндорцу – в Пуффендуе. Не лучше ли всего, когда ты можешь полагаться как на друзей по факультету, так и на друзей по армии?
Взгляд Грейнджер метнулся к наблюдавшим за ними ученикам и учителям, но она промолчала.
Профессор Квиррелл кивнул, словно сам с собой соглашаясь, повернулся к кафедре и открыл последний конверт. Гарри, стоявший рядом с Драко, заметно напрягся.
Профессор Защиты поднёс к глазам пергамент:
– А мистер Поттер желает…
Миг тишины – глаза профессора Квиррелла пробежали по строчкам.
А затем, хоть на лице профессора и не дрогнул ни один мускул, лист пергамента ярко вспыхнул и сгорел, оставив после себя лишь оседающие хлопья пепла.
– Пожалуйста, оставайтесь в рамках возможного, мистер Поттер, – сухо произнёс профессор.
Воцарилась долгая тишина. Гарри был явно потрясён.
Великий Мерлин, что он там попросил?
– Надеюсь, – продолжил Квиррелл, – вы подготовили другое желание, на случай если я не возьмусь выполнить это.
Опять тишина.
Гарри глубоко вздохнул.
– Не подготовил, – сказал он, – но я уже придумал замену.
Гарри Поттер развернулся к толпе, и голос его окреп:
– Люди боятся предателей из-за вреда, который они наносят напрямую: из-за солдат, которых они могут застрелить, из-за секретов, которые могут продать. Но это лишь часть той опасности, которую они собой представляют. То, что люди делают только из-за боязни предательства, тоже имеет свою цену. Сегодня я применил эту стратегию против Солнечных и Драконов. Я не приказывал своим предателям как можно сильнее навредить неприятелю. Я приказал им действовать таким образом, чтобы посеять как можно больше недоверия и смятения в рядах врага и заставить генералов принимать самые затратные меры для борьбы с ними. Если предателей всего лишь несколько и им противостоит целая страна, очевидно, что вред, который эти предатели могут нанести, может оказаться куда меньше вреда, нанесённого целой страной в борьбе с ними – лекарство может оказаться опаснее болезни…
– Мистер Поттер, – неожиданно резко прервал его профессор Защиты, – история показывает, что вы просто-напросто неправы. Поколение ваших родителей сделало слишком мало во имя объединения, а не слишком много! Вся страна чуть не пала, мистер Поттер, хоть вы этого и не застали. Спросите у соседей по комнате, сколько из них потеряли родных в войне с Тёмным Лордом. А лучше, если у вас есть хоть капля разума, – не спрашивайте! У вас есть желание, мистер Поттер?
– Если не возражаете, – мягко сказал Альбус Дамблдор, – хотелось бы послушать, что скажет Мальчик-Который-Выжил. В прекращении войн у него больше опыта, чем у нас обоих.
Несколько человек засмеялись, но таких было совсем немного.
Гарри Поттер перевёл взгляд на Дамблдора и как будто на секунду задумался.
– Я не говорю, что вы неправы, профессор Квиррелл. В последней войне люди не действовали сообща, и вся страна чуть не пала перед несколькими дюжинами врагов. Да, это заслуживает презрения. И если мы совершим те же ошибки в следующий раз – это будет заслуживать презрения ещё больше. Но ни одна война не повторяется дважды. Проблема в том, что враг тоже может быть умён. Разногласия опасны по-своему, но и у попытки создать единство есть свои риски и своя плата, и враг обязательно попробует воспользоваться этим в своих интересах. Нельзя думать только на первом уровне игры.
– У простоты тоже есть привлекательные стороны, мистер Поттер, – всё так же сухо возразил профессор Защиты. – Надеюсь, сегодня вы усвоили кое-что об опасностях стратегий, которые сложнее, чем просто «собрать своих людей в кулак и ударить по врагу». И если всё сказанное не связано каким-то образом с вашим желанием, я буду весьма огорчён.
– Да, – кивнул Гарри Поттер, – довольно сложно было придумать желание, которое символизирует опасность объединения. Но проблемы совместных действий проявляются не только в войне – мы с ними сталкиваемся всю жизнь, ежедневно. Если все пользуются одинаковыми правилами, а правила глупы, то когда кто-то один пытается делать что-то иначе – он нарушает правила. И только если все решают делать что-то иначе, им уже не могут помешать. Это и есть яркий пример, демонстрирующий цену единства – первому человеку приходится спорить с толпой, идти против течения. И если считать, что важно только единство, то никто никогда не сможет изменить правила игры, какими бы глупыми они ни были. Так что вот моё желание, которое иллюстрирует, что случается, когда люди объединяются в неправильном направлении: пусть в Хогвартсе играют в квиддич без снитча.
– ЧТО?! – вырвалось из сотни ртов, а у Драко отвисла челюсть.
– Снитч портит всю игру, – пояснил Гарри Поттер. – Всё, что делают другие игроки, в конце концов оказывается неважным. Намного разумнее просто использовать часы. Это одна из тех ошеломительно дурацких вещей, которые вы не замечаете просто потому, что выросли с ними, которые вы делаете только потому, что все вокруг это делают…
Но к этому времени голос Гарри Поттера был уже не слышен, потому что начались массовые волнения.
* * *
Волнения закончились примерно через пятнадцать секунд, после огромного огненного всполоха, бабахнувшего со стороны самой высокой башни Хогвартса громче сотни громов. Драко не знал, что Дамблдор способен на такое.
Ученики опасливо и тихо рассаживались по местам.
Профессор Квиррелл хохотал без остановки.
– Так тому и быть, мистер Поттер. Ваша воля будет исполнена, – профессор Защиты сделал многозначительную паузу. – Конечно, я обещал лишь один хитрый план. И это всё, что вы трое получите.
Драко уже почти ждал этих слов, но они всё равно потрясли его. Он обменялся быстрым взглядом с Грейнджер: они были бы очевидными союзниками, если бы их желания не противоречили одно другому…
– Вы хотите сказать, – уточнил Гарри, – что мы должны согласиться на какое-то одно желание?
– О, этого от вас просить – явно чересчур, – сказал профессор Квиррелл. – У вас троих ведь нет общего врага?
Это могло быть игрой воображения, но Драко на мгновение показалось, что глаза профессора Защиты стрельнули в сторону Дамблдора.
– Нет, – продолжил профессор, – я имел в виду, что выполню три желания при помощи одного плана.
Немое недоумение.
– У вас не получится, – категорически заявил Гарри. – Даже я на такое не способен. Два из этих желаний взаимно несовместимы. Это логически невозможно… – Гарри осёкся.
